На переломе. Философские дискуссии 20-х годов - Коллектив авторов - Страница 5

Н. А. Бердяев пришел к критике классового и национального аристократизма. Не случайно, что крайне правые назвали его «ослепшим орлом, облепленным советскими патриотами».

Любопытна и позиция другого российского философа-идеалиста, Н. О. Лос-ского, в отношении к социализму и официальная оценка этой позиции. В 1923 г. в сборнике «София» он поместил статью «Коммунизм и философское мировоззрение», в которой утверждалось, что «коммунизм действительно есть совершенная форма общества, однако полное последовательное осуществление его возможно лишь в царстве святых»[24]. Ошибка коммунистов заключается в том, что они хотят немедленно ввести его, но на Земле, «не достигшей Преображения», возможен лишь строй, сочетающий индивидуальное и универсальное начала. До сих пор таковым был капиталистический строй, который, однако, «со временем без сомнения заменится какою-либо новою формою хозяйства на основе единого плана». Осуществлению коммунистического строя, как писал далее Н. О. Лосский, способствует не материализм, пригодный только «для разрушения старых устоев и старого уклада жизни», а развиваемое самим автором «органическое мировоззрение», стремящееся сочетать индивидуализм с универсализмом.

В рецензии, помещенной в эмигрантском журнале «Современные записки», было замечено, что эту статью Лосского читать «странно», и ставился вопрос: «Зачем Н. О. Лосскому понадобилось подобными аргументами защищать свою философскую теорию?»[25] Но дело здесь, наверное, не в обосновании идеализма, а в ином. Лосский, как и некоторые другие философы-идеалисты, начинал критически относиться к буржуазной действительности и пересматривал свои прежние политические позиции. Осветить всесторонне эту политическую эволюцию — задача специальная. Мы же коснулись взглядов Н. А. Бердяева и Н. О. Лосского лишь для того, чтобы, во-первых, показать сложность вопроса о соотношении философии и политики и, во-вторых, чтобы увидеть наглядно обозначившуюся возможность последующей трансформации социально-политической позиции указанных философов-идеалистов.

В начале же 20-х гг. существовал явно выраженный политический антагонизм между материалистическим и идеалистическим направлениями в философии.

В 1922 г. произошло событие, сильно повлиявшее на развитие философии в стране и имевшее глубокие последствия не только для философской мысли, но для всей духовной культуры России: из страны была выслана часть творческой и научной интеллигенции (161 человек). Среди них находилась и группа философов: Н. А. Бердяев, С. Л. Франк, Н. О. Лосский, С. Н. Булгаков, И. А. Ильин, Л. П. Карсавин, П. А. Сорокин, И. И. Лапшин и др. Если в количественном отношении это было сравнительно немного, то по своей духовной силе и возможностям воздействия на общественное сознание то была, конечно, наиболее представительная часть философов-идеалистов России.

Акция эта вызывает в наши дни немало споров. Встает вопрос: как такое могло случиться?

Попробуем объяснить случившееся (объяснить не значит еще оправдать, но прежде всего — понять).

В 1921–1922 гг. еще не была полностью завершена гражданская война, на части территории страны творили произвол интервенты, активно действовали контрреволюционные центры, возникали мятежи, свирепствовал бандитизм. В этих условиях всякие выступления с «теоретическим» обоснованием «негодности» Советской власти и «закономерности» ее краха заключали в себе, как считало руководство страны, призыв к усилению контрреволюционных действий, иначе говоря, своим следствием они могли иметь лишь еще большее число жертв. В России того времени слишком много было горючего материала, чтобы не считаться с реальной опасностью разжигания пожара кровопролитной борьбы.

Вместе с тем провозглашение новой экономической политики не воспринималось еще в сознании интеллигенции прежней формации (по крайней мере, в первый год-полтора) как отход от одной модели построения социализма и переход к другой, более совершенной. Некоторые полагали, что «военный коммунизм», т. е. казарменный, уравнительский социализм, это и есть подлинный социализм, что к антидемократической экономике неизбежен скорый возврат, а нэп — только кратковременный «зигзаг» диктаторского режима. И вместе с тем поворот к нэпу представлялся реальной возможностью для восстановления буржуазных экономических и политических отношений.

Исторический опыт учит нас различать «контрреволюционность» («контрреволюция») и неприятие, критику ряда идей революции, ее теоретического обоснования, методов осуществления. В сознании же «левых коммунистов» понятия «враждебность» и «контрреволюционность» отождествлялись. Считалось, что если кто-то высказал взгляды, расходящиеся с политикой Советской власти, тем более — придерживался иного мировоззрения, то уже выступал как контрреволюционер, к которому немедленно нужно было применять репрессивные меры, дабы «обезопасить» себя и революционные преобразования.

Враждебность, конечно, близка к контрреволюционности, является ее питательной почвой, но в то время как первая является системой убеждений, системой установок, ограниченной мышлением и эмоциями субъекта, вторая есть система активных практических действий, направленных против революции. Враждебность — это контрреволюционность в возможности, но она же заключает в себе также возможность политической нейтральности (о чем, кстати, писал В. И. Ленин в ноябре 1918 г. в статье «Ценные признания Питирима Сорокина») и даже превращения в свою противоположность — в поддержку идей социализма.

Опыт движения по пути к социализму был слишком мал, чтобы отделять идею социализма и социализм как таковой от неудачных его конкретных вариантов. Работы В. И. Ленина, содержавшие в себе программу создания демократического, планово-хозрасчетного, кооперативного социализма, были еще впереди, да и о подлинной концепции социализма, в центре которой стоял человек, подавляющее большинство интеллигентов-гуманитариев и философов мало что знало. К тому же жестокости гражданской войны, красный террор и частые нарушения законности на местах — все это выглядело как «практика» социализма и толкало их к выступлениям против Советской власти. Это, как нам кажется, все же не были в подлинном смысле слова контрреволюционные выступления (т. е. с оружием в руках, участие в подпольных заговорах и т. п.), однако они давали повод к зачислению их в таковые по ведомству «контрреволюционной пропаганды».

Мысль о высылке за границу некоторых буржуазных теоретиков содержится в статье В. И. Ленина «О значении воинствующего материализма» (март 1922). Еще раньше Ленин говорил о характере печати, об опасности, которая может грозить новому государству с этой стороны. В письме к видному партийному работнику Г. И. Мясникову в августе 1921 г. Владимир Ильич разъяснял, что Советская власть не может допустить, как предлагал тот, полную свободу печати. «Свобода печати в РСФСР, окруженной буржуазными врагами всего мира, — отмечал он, — есть свобода политической организации буржуазии и ее вернейших слуг, меньшевиков и эсеров. Этот факт неопровержимый. Буржуазия (во всем мире) еще сильнее нас и во много раз. Дать ей еще такое оружие, как свобода политической организации (= свободу печати, ибо печать есть центр и основа политической организации), значит облегчать дело врагу, помогать классовому врагу. Мы самоубийством кончать не желаем и потому этого не сделаем… «Они» богаче нас и купят «силу» вдесятеро большую против нашей наличной силы. Нет. Мы этого не сделаем, мы всемирной буржуазии помогать не будем»[26].

В феврале 1922 г. Ленин запрашивает, на основании каких законов и правил зарегистрированы в Москве частные издательства, какова их гражданская ответственность, а равно ответственность перед судами вообще и т. д. Одновременно ЦК партии и Советское правительство начали подготовку к высылке из страны ряда писателей и профессоров. В письме к Ф. Э. Дзержинскому от 19 мая 1922 г. В. И. Ленин писал: «К вопросу о высылке за границу писателей и профессоров, помогающих контрреволюции. Надо это подготовить тщательнее. Без подготовки мы наглупим. Прошу обсудить такие меры подготовки… Обязать членов Политбюро уделять 2–3 часа в неделю на просмотр ряда изданий и книг, проверяя исполнение, требуя письменных отзывов и добиваясь присылки в Москву без проволочки всех некоммунистических изданий. Добавить отзывы ряда литераторов-коммунистов… Собрать систематические сведения о политическом стаже, работе и литературной деятельности профессоров и писателей. Поручить все это толковому, образованному и аккуратному человеку в ГПУ»[27]. Далее он характеризовал журналы «Новая Россия» и «Экономист». Касаясь второго журнала, Ленин отмечал: «Это, по-моему, явный центр белогвардейцев. В № 3 (только третьем!!! это nota bene!) напечатан на обложке список сотрудников. Это, я думаю, почти все — законнейшие кандидаты на высылку за границу. Все это явные контрреволюционеры, пособники Антанты, организация ее слуг и шпионов и растлителей учащейся молодежи. Надо поставить дело так, чтобы этих «военных шпионов» изловить и излавливать постоянно и систематически и высылать за границу»[28].