Восемнадцатое мгновение весны. Подлинная история Штирлица - Ставинский Эрвин - Страница 16

Флорентина оказалась права. Через две недели здоровье Лемана улучшилось настолько, что он смог выйти на работу. Опухоль рассосалась бесследно.

К этому времени из командировки вернулся непосредственный начальник Лемана криминальсекретарь Шлаф, и Клесмет сообщил в Центр, что А/201 встретил шефа на рабочем месте.

Утро было сырое, пасмурное. Всю ночь сыпал мелкий дождь, холодный, с ветром, и казалось, ему не будет конца.

Вилли вышел из дома пораньше. Очень хотелось выпить хорошего крепкого кофе. До работы еще оставалось время, он зашел в первое попавшееся по пути кафе.

Заняв столик в углу, попивая горячий кофе маленькими глотками, он рассеянно, больше по привычке стал рассматривать посетителей заведения, пока взгляд его не зацепился за одного из них, уткнувшегося в газету и ничего не замечающего вокруг. «Где я его видел? – размышлял Вилли, как вдруг его осенило: – Бог мой, да это же Моллис! Ну да, он. Как это я сразу его не узнал?».

Вилли вспомнил, как в 1925 году он арестовал Моллиса по анонимке соседей. Они заподозрили в нем польского шпиона. Как выяснилось в ходе расследования, Моллис на основе анализа берлинской прессы составлял отчеты для советника польского посольства, чем подрабатывал себе на жизнь. Он охотно согласился сотрудничать с полицией, регулярно представлял сведения о поляке, а однажды ухитрился принести для фотографирования портфель советника, набитый бумагами. К сожалению, ничего интересного в портфеле не обнаружили.

«Моллис талантливый журналист, долгое время жил в Петербурге, свободно владеет русским языком, – подумал Леман. – В компартии он, видимо, хорошо известен, у него много знакомых среди членов МОПРа, Лиги прав человека и даже в штабе партийной разведки на Беренштрассе. Но вот знают ли они, что Моллис работает на военную разведку Штюльпнагеля, приятеля генерала Шлейхера[14], и что у него главная задача – проникновение в компартию, я не уверен. Судя по тому, что он без прописки проживает у одного из руководителей коммунистов, наверняка не знают. Его легко можно прижать: он скрывается от жены с ребенком и не платит им алименты. Надо поговорить о Моллисе с русскими друзьями».

Между тем Моллис, увлеченный чтением газет, совершенно не обращал внимания на окружающих. Его верхняя губа с усиками а-ля Чаплин все время шевелилась. Еще раз бросив на него беглый взгляд и убедившись, что не обознался, Вилли кивнул кельнеру, оставил деньги на столике и вышел на улицу. Дождь постепенно сменился снегом; мягкие мокрые хлопья падали, белой пеленой покрывая тротуар и мостовую, и нехотя таяли.

Не успел Вилли раздеться и сесть за свой стол, как раздался телефонный звонок. Его пригласил к себе начальник отделения Абдт.

Вилли вошел, поздоровался и сел в предложенное кресло в углу, где Абдт предпочитал вести с ним доверительные беседы. Сегодня шеф с утра пребывал явно в возбужденном состоянии, о чем свидетельствовало его побагровевшее лицо. Стукнув кулаком по столу, отчего лежавшая на нем гора папок завалилась набок, Абдт выбежал на середину кабинета и воскликнул:

– Не нахожу слов, Вилли! Вчера вечером я был на совещании, которое проводил заместитель президента полицай-президиума советник Герке. На имя президента поступило анонимное письмо, в котором наше отделение обвиняется в саботаже! Мы, видите ли, совершенно не работаем против поляков, и польская разведка чувствует себя в Берлине как дома! – он замолчал и принялся шагать из угла в угол. Потом остановился и продолжил:

– Во время вашего пребывания в отпуске в отделение из других подразделений отдела были переданы все дела по полякам. Для их ведения откомандировали ряд чиновников из внешней службы. Мы их всех приняли за исключением криминальсекретаря Лика.

По словам Абдта, он объяснил Герке и присутствующему на освещении начальнику отдела политической полиции Рудольфу Дильсу, что пятое отделение отдает работе по полякам все, что может. Две трети чиновников отделения вместе с прикомандированными занимаются только польскими делами. Назвал поименно, кто анализирует прессу, кто занят изучением деятельности польских общественных союзов и клубов.

– Но им этого мало! – воскликнул Абдт. – Дильс, эта бездарь, пьяница, бабник, взялся меня поучать, меня, опытного разведчика!

Абдт продолжал бегать по кабинету, размахивая руками.

– Он появился здесь при социал-демократе Зеверинге, выступил со лжесвидетельством, обвинив Зеверинга в связях с коммунистами, и таким образом получил должность начальника отдела. Раньше он лизал зад Папену и Шлейхеру, а теперь охаживает Геринга, разъясняя ему, каким ценным источником сведений о противнике является политическая полиция! Геринг его ценит! Как же не ценить! Дильс носит ему компрматериалы на его конкурентов, что позволяет Герингу укреплять свое положение в нацистской партии! Вот все его заслуги и умения!

Абдт выговорился и, кажется, начал успокаиваться. Он сел в кресло напротив Вилли, открыл портсигар, и они не спеша закурили. Оба были почти одного возраста, уже много чего повидали в этой жизни и, хотя субординация обязывала к сдержанности, они чувствовали взаимную симпатию и доверяли друг другу.

– Я полагаю, – после некоторой паузы продолжил Абдт, – что Дильс нашел и другие способы, чтобы обеспечить себе благорасположение Геринга. – Он глубоко затянулся сигаретой и выпустил струю дыма в потолок:

– Геринг любит выглядеть импозантно в рейхстаге и у себя в председательском дворце, разыгрывая перед публикой роль крупного вельможи. На самом деле он стеснен в средствах. А Дильс располагает хорошими связями на бирже. Пользуясь информацией, любезно предложенной Дильсом, Геринг успешно спекулирует и зарабатывает деньги.

Абдт опять замолчал. Наконец он окончательно успокоился.

– Однако, вернемся к полякам. В чем дело, почему у нас мало результатов? – он в упор смотрел на Лемана.

– Мне представляется, что мы распыляем наши силы, – подумав, ответил Вилли. – У нас отсутствует систематизация материалов. Если бы все материалы и разработки мы могли бы сосредоточить в одних руках, результаты не заставили бы себя ждать. Мы бы смогли быстро раскрыть всю разведывательную сеть поляков в Берлине.

– Интересная мысль, – одобрительно кивнул Абдт, – но кому все это поручить? Шлаф у нас постоянно в командировках и комиссиях. Кстати, как прошла ваша командировка в Лейпциг?

– Я встретился с верховным прокурором по делу Буллерьена: шпионаж в пользу межсоюзной комиссии в Берлине на оружейных заводах в Виттенау, – доложил Леман. – Договорились, что мы соберем все доказательства к 3 ноября, ко дню пересмотра дела.

– Это хорошо, – удовлетворенно кивнул Абдт.

– Господин Абдт, а не смогли бы вы поручить польские дела криминал-секретарю Лику из внешней службы? – поинтересовался Вилли. Он задал этот вопрос специально, поскольку вспомнил, что его русский куратор интересовался этим чиновником.

– Ну что вы, о Лике не может быть и речи! – заявил Абдт. – Когда его хотели прикомандировать к нам, все чиновники нашего отделения в один голос заявили, что не хотят с ним работать. У него несносный характер. Вообще, не мешает к нему присмотреться. Говорят, что он тратит денег больше, чем зарабатывает!

Подымая вопрос о Лике, Вилли не знал, что, по существу, выполняет задание по проверке еще одного агента советской разведки в полицай-президиуме Берлина, действующего под псевдонимом «Папаша». Интересно, что в 1939 году гестапо арестовало сотрудника Второго (разведывательного) отдела польского генерального штаба Сосновского. «Папаша» от службы наружного наблюдения ведал разработкой связей Сосновского и все материалы, касающиеся польского разведчика, аккуратно передавал в резидентуру. Это позволило в последующем завербовать отпущенного немцами поляка.

– Я думаю, что мне придется самому серьезно взяться за польские дела, – решил Абдт. – Если не возражаете, мы будем иногда подключать и вас, – улыбнулся Абдт.