Колодец с живой водой - Мартин Чарльз - Страница 49

После кухни мы отправились на площадку на окраине кофейной плантации, которая служила, по-видимому, чем-то вроде производственного участка. Здесь я увидел несколько довольно вместительных складов, между которыми стояло несколько тракторов и лежало какое-то промышленное оборудование – и ржавое, и законсервированное с помощью толстого слоя густой смазки. Высокие деревья отбрасывали на площадку и на тропинку, по которой мы шли, густую тень, среди листвы пламенели удивительные и яркие, как «глаза» на хвосте павлина, цветы, и шныряли стремительные птицы. Зачарованный этой красотой, я невольно остановился и прикрыл глаза ладонью.

– Что это за птицы? – спросил я.

– Попугаи, – сказала Изабелла и хихикнула. Должно быть, ей и впрямь было смешно, что я не узнал самых обыкновенных попугаев. Я не стал объяснять, что для меня-то они не были обыкновенными, но, как только я тронулся с места, в зарослях справа – довольно далеко от меня – раздался странный звук – протяжный и громкий, похожий на стон или вой.

– А это что?

На этот раз мне ответила Лина:

– Обезьяны-ревуны. Одна из них, кстати, сидит на ветке прямо над тобой.

Я снова остановился и, задрав голову, стал смотреть вверх. Почти сразу я увидел пару блестящих черных глаз, которые уставились на меня из листвы с любопытством и страхом. Мгновение спустя Лина щелкнула пальцами и то ли причмокнула, то ли присвистнула. Обезьяна подскочила на ветке, словно рядом с ней бахнула пушка, и стремительно метнулась в сторону. Несколько раз она перепрыгнула с ветки на ветку, потом соскочила на землю и… подбежав к довольно улыбающейся Лине, вскарабкалась по ней, как по дереву, и уселась на плечо.

Я потрясенно покачал головой и поправил мешок за спиной.

– Ну и местечко!.. Настоящий рай. Сюда бы туристов возить!

Из-за толстого древесного ствола позади меня появился мальчуган – тот самый, у которого я вытащил из ноги занозу. Он был не один: мальчуган привел свою мать – довольно молодую и очень худую женщину, державшую на руках младенца. Показав на меня, мальчишка с гордостью сказал:

– El doctor! – Тут он потянул мать за подол рубахи и повторил: – El doctor!

Я неуверенно помахал обоим рукой. Молодая женщина настороженно разглядывала меня, Лина забавлялась с обезьянкой, которая непоседливо вертелась и подпрыгивала у нее на плече, так и норовя забраться на голову. Наконец она ссадила обезьянку на землю и издала губами еще один странный звук, от которого та бросилась обратно к деревьям и стремглав вскарабкалась наверх. Далеко она, впрочем, не убежала: когда мы тронулись дальше, обезьянка сопровождала нас, ловко прыгая с одной ветки на другую.

– Давно ты ее приручила? – спросил я.

– Я ее не приручала, – покачала головой Лина и улыбнулась: – Эту обезьяну я вижу впервые в жизни.

Наконец мы подошли к большому бетонному сараю, служившему мастерской для ремонта тракторов и прочего оборудования. В мастерской какой-то мужчина пытался с помощью огромной монтировки надеть тракторную шину на колесный диск. Увидев нас, он широко улыбнулся. Отложив инструмент, мужчина обогнул лежавшее на полу колесо и шагнул к Лине. Она протянула вперед сложенные ладони – совсем как Изабелла, когда знакомилась со мной, и мужчина бережно их пожал, а потом слегка поклонился. В ответ Лина обняла его за шею, отчего мужчина заулыбался еще шире.

Минуты две они о чем-то говорили, потом мужчина сел в стоявшее позади него потертое тракторное кресло, а Лина опустилась рядом на колени и помогла ему закатать штанину. На худой голени зияла довольно большая язва крайне неприятного вида. Лина тщательно промыла ее водой, удалила засохший гной, сделала какой-то укол, смазала язву мазью с антибиотиком и наложила повязку. В заключение она произнесла несколько фраз – судя по ее вежливому, но твердому тону, она дала мужчине какие-то инструкции и велела в точности их выполнять. В ответ мужчина кивнул и, достав из-за кресла какой-то пакет, протянул ей. Лина засунула его в мой рюкзак, потом поцеловала мужчине руку, и мы, пройдя через мастерскую, вышли через вторые ворота.

Перед нами расстилалась обширная бетонная площадка размером примерно с половину футбольного поля. Бетон был застелен черной пластиковой пленкой, на которой кучами лежали кофейные ягоды, странно похожие на вишни. Рабочие с метлами и граблями разравнивали и разгребали кучи, укладывая кофе аккуратными ровными рядами.

– Первый урожай этого года, – пояснила Лина. – Здесь кофе сушат, а потом… – Она потянула меня за руку. – Потом кофе отправляют вот сюда…

В сарае, куда мы вошли, стояла огромная шелушильная машина с ременным приводом, вращавшая сушеные ягоды кофе в специальном барабане. Шум здесь стоял оглушительный, земляной пол под ногами ходил ходуном, а в воздухе было не продохнуть от пыли, в которую превращалась сушеная мякоть кофейных ягод.

– Здесь зерна отделяются от оболочки! – прокричала мне на ухо Лина и потащила дальше – туда, где, склонившись над поставленными между ног мешками, сидели сортировщики. – Эти рабочие сортируют кофе по качеству. Лучшие зерна относятся к классу «Премиум» и продаются в натуральном виде, без добавления других сортов. Сто́ит такой кофе очень дорого, и это только справедливо… хотя здесь, – она голосом выделила это слово, – никакой справедливости ты не увидишь. Более мелкие зерна и зерна с дефектами поставляются крупным кофейным компаниям, которые впоследствии продают их уже в виде молотого или растворимого кофе.

Отвернувшись, Лина сказала несколько слов сортировщикам, которые улыбались или махали руками в ответ, а потом вывела меня через боковую дверь. Оказавшись снаружи, мы немного прошли по тропе, спускавшейся по склону туда, где стоял огромный курятник на несколько сотен или даже тысяч кур, а потом снова поднялись наверх и оказались неподалеку от кухни-навеса, но не спереди, а сзади, со стороны глухой стены. Там, рядом со сложенным из камней отдельным очагом, в котором догорали угли, стоял большой котел с водой. Лина потрогала воду пальцем, потом достала из мешка кусок мыла, и мы как следует вымылись. Меня она заставила вымыть руки чуть не до подмышек, а также сполоснуть лицо и шею. Такие же указания получила и Изабелла. Наконец мы привели себя в порядок, стряхнули с кожи последние капли воды, надели рюкзаки и, поглядывая на склоняющееся к закату солнце, тронулись в обратный путь через кофейную плантацию. Я все еще ловил ноздрями запахи кофе (и лепешек), когда Лина и Изабелла внезапно остановились. Они к чему-то прислушивались, и я последовал их примеру. Почти сразу я уловил звук дизельного двигателя. Звук приближался, и Лина поспешно подтолкнула меня и дочь к ближайшему дереву. Не успели мы спрятаться, как мимо нас проехал новенький белый джип «Тойота Хайлакс» с хромированным багажником на крыше и мощными колесами с глубоким протектором-«елочкой», предназначенным для езды по песку. Впрочем, с крутой горной дорогой такие колеса тоже отлично справлялись.

Когда машина ехала мимо нас, Лина осторожно выглянула из-за дерева, чтобы взглянуть на водителя.

– Это десятник, – прошептала она и мрачно сплюнула. – Чистую воду для рабочих он обеспечить не может, а вот разъезжать на новеньких машинах за двадцать тысяч долларов – это пожалуйста!.. – Лина немного помолчала, качая головой. – И нас он сюда не пускает. Говорит, это плохо для бизнеса. Мол, после наших посещений рабочие начинают хуже работать.

– Ты столько делаешь для этих людей, и тебя туда не пускают?

– Нет. – Она покачала головой, провожая взглядом задние огни «Тойоты». – Десятник – эта жирная свинья – считает себя отличным игроком в карты. Каждый вторник он целый вечер играет в покер в одном из клубов Леона, потом до полудня спит, чтобы прошло похмелье, или развлекается со своими шлюхами, а вечером возвращается сюда. Сегодня он что-то рано… Должно быть, опять выиграл, и теперь ему не терпится похвастаться своими успехами.

– Значит, он любит играть в карты? – задумчиво переспросил я, в свою очередь поглядев вслед мелькавшей среди кофейных деревьев машине.