Колодец с живой водой - Мартин Чарльз - Страница 37

– Что это?

– Сан-Кристобаль. – Когда она произнесла название вулкана, ее латиноамериканский акцент стал заметнее. В целом у меня создалось впечатление, что Паулина легко переходит с английского на испанский и обратно.

– Но я вижу дым… Это действующий вулкан?

– Иногда он действительно дымится. Сан-Кристобаль любит напоминать нам о том, что некоторыми вещами люди управлять не могут. Правда, в нашей жизни таких вещей хватает, и все-таки… все-таки этот вулкан – порядочный мерзавец.

– Мерзавец? Почему?

Паулина расхохоталась, запрокидывая голову и демонстрируя отличные зубы.

– Потому что ни один нормальный человек… или вулкан не поступил бы с людьми так, как он.

– Может быть, ты вообще не любишь мужчин?

– Можешь мне поверить, к мужчинам я отношусь совершенно нормально. Какое-то время я даже была замужем за одним из них, но если ты повнимательнее посмотришь по сторонам, то поймешь, – если ты, конечно, не тупой, – что девяносто девять процентов проблем, с которыми мы сталкиваемся в жизни, происходят именно из-за мужчин. Я в этом абсолютно уверена, и вовсе не потому, что я – женщина.

– Хорошо. Как скажешь. – Я решил не возражать женщине, которая не постеснялась засунуть мне в задницу суппозиторий, чтобы я не доставлял ей проблем.

– В общем, спи, – повторила Паулина. – Честно говоря, ты выкарабкался только чудом. Все могло закончиться гораздо хуже.

Спать мне действительно хотелось, этого требовало измученное, обезвоженное тело, но мой мозг продолжал лихорадочно работать. Я просто не мог не думать о том времени, которое я потерял по собственной неосторожности. Паулина сказала, я проспал двое суток… Достаточно времени, чтобы любые оставленные Сэлом следы успели остыть, затеряться.

Уже засыпая, я услышал голос, который принадлежал, скорее всего, маленькой девочке лет восьми-десяти. Она что-то спрашивала у Паулины по-испански, а та отвечала. Еще я слышал плеск и шум льющейся воды: похоже, моя спасительница купала девочку прямо за стеной моего сарайчика. Еще какое-то время спустя я услышал тихий мужской голос. Мужчина что-то спрашивал у Паулины, и, хотя я по-прежнему не понимал ни слова, его интонации показались мне мягкими и почти нежными.

По-отечески нежными, если вы понимаете, что я имею в виду.

Поначалу я обслуживал только клиентов в южной части Флориды, но какое-то время спустя Колин стал поручать мне закладки на островах Саммерленд, Ки-Уэст и некоторых других. Примерно через полгода, за которые, кстати, у меня не было ни одного прокола, он позвонил мне и сказал:

– Ты не против, если я попрошу тебя кое-что забрать? Неволить не буду, но, если сделаешь все как надо, получишь очень хорошие деньги.

Да, можете считать меня треплом, потому что, хоть я и утверждал, будто деньги меня не интересуют, именно они стали той самой морковкой, за которой я готов был бежать вприпрыжку. Дело, однако, было не только в деньгах. Мне нравился риск, нравилось подвергать себя опасности и благополучно выходить из самых сложных ситуаций. Каждый раз, когда я садился в катер и мчался туда, куда указывал мой GPS-навигатор, я рисковал собственной свободой. Это был самый настоящий адреналин, и все же деньги играли не менее важную роль, потому что они давали мне нечто большее, чем возможность потешить самолюбие или пощекотать нервы. Деньги давали ощущение уверенности. Свободы. Полного контроля над собственной жизнью. Пока у меня были деньги, я мог ни на кого не полагаться и ни от кого не зависеть, а это, согласитесь, очень и очень немало.

– Забрать – это почти то же, что и доставить, только наоборот. Я готов.

Колин рассмеялся:

– Я так и знал, что ты согласишься.

Работая на Колина, я не только заработал целую кучу денег, не только сделался адреналиновым наркоманом. Помимо этого, я узнал о скоростных катерах куда больше, чем люди, которые их строили. А благодаря работе с Геком, от которого я научился множеству приемов и секретов, необходимых при строительстве лодок, я мог оборудовать любой катер тайниками и отсеками, обнаружить которые было практически невозможно. Очень скоро я начал возить опасные грузы между Майами и Кубой, между Майами и Каймановыми островами. Побывал я и на Ямайке, в Никарагуа, Гондурасе, Сальвадоре и Коста-Рике и даже поднимался на север, до Саванны и Чарльстона. Колин владел целым десятком скоростных катеров, и все они постоянно были в разъезде, потому что он постоянно что-то покупал и продавал, а отправляться на задание в одной и той же посудине было слишком опасно.

Все катера Колина были морскими, каждый стоил по полмиллиона и больше, каждый мог взять на борт значительный запас топлива и обладал высокой скоростью. Последнее, впрочем, можно было назвать достоинством лишь теоретически. Да, каждый катер, будучи заправлен под завязку, мог в течение нескольких часов двигаться со скоростью свыше ста миль в час, но мне это было совершенно ни к чему. Главный секрет, благодаря которому я так долго оставался в игре, заключался в том, что ездить я предпочитал медленно. В самом деле, когда движешься с прогулочной скоростью, окружающие начинают думать, что ты и впрямь выбрался на морскую прогулку или на рыбалку в свой свободный от работы день. Никому и в голову не придет, что на самом деле ты везешь клиенту груз, за который легко можно схлопотать лет десять. Иными словами, это был еще один блеф, если выражаться в покерных терминах, а блефовать я умел.

Чем выше риск, тем больше денег я мог заработать. Плюс адреналин. Меня устраивала такая жизнь, но обсуждать ее с кем-то я не собирался. Даже с Геком. У меня, впрочем, было ощущение, что он кое о чем догадывается, но о своих подозрениях Гек никогда мне не говорил. Как и прежде, мы продолжали мастерить отличные джекботы, к тому же я всегда готов был помочь Геку, когда нужно было вывезти на рыбалку очередного туриста, но по ночам я часто прыгал в катер, запускал двигатели и уносился прочь.

Я научился мастерски прокладывать курс по морским картам, по радару и по GPS-навигатору. Иногда, если до места закладки было недалеко, а погода благоприятствовала, я возвращался на Бимини около полуночи, но порой я отсутствовал сутки или даже двое. Центральную Америку я неплохо знал еще по своим предыдущим поездкам в качестве сотрудника «Пикеринг и сыновья». Если бы я выучил испанский, мне было бы, наверное, еще проще, но я справлялся и так. Я мог спросить, где находится туалет, заказать чашку кофе или бутылку воды, а большего мне не требовалось. Кроме того, когда я начал работать на Колина, вовсе не знание языка или местных обычаев было для меня главным. От меня требовалось умение быть на виду, но оставаться невидимым. Не привлекать к себе внимание, не попадать в поле зрения правоохранителей и не выглядеть виноватым – вот на чем я сосредоточился, и мне это неплохо удавалось. Никаких проблем, во всяком случае, у меня до сих пор не было, и я имел все основания наслаждаться жизнью.

Впрочем, вру. Одна проблема у меня все-таки была – как, кстати, и у Колина. Да, мы «оседлали волну», как он однажды выразился, и эта волна стремительно несла нас к обеспеченному будущему. Вот только с каждым днем волна эта набирала силу, понемногу превращаясь в цунами, но мы продолжали свято верить, что успеем вовремя соскочить. Понимаете, о чем я?.. Нам казалось, будто у нас все под контролем, но это была иллюзия – и весьма опасная. А самое скверное заключалось в том, что ни он, ни я не спешили от этой иллюзии избавиться. Да и зачем от нее избавляться? Ведь это так приятно – чувствовать себя хозяином собственной жизни и судьбы, к тому же все пока шло хорошо.

А если все хорошо, зачем что-то менять?

Ко мне Колин и Маргерит относились как к близкому родственнику, как к члену семьи. Их дети тоже меня полюбили. Я учил Марию завязывать шнурки, прыгать через скакалку, свистеть, водить катер и насаживать наживку на крючок. Я знал, где у нее «самое щекотное место», помнил, что она любит кетчуп и майонез, но терпеть не может горчицу, и побывал на всех ее танцевальных концертах (а их было за два десятка). Я помогал ей делать домашнее задание по арифметике, забирал из школы и был рядом, когда Мария впервые пробежала три мили без остановки. Из всех мягких игрушек, которыми была завалена ее постель, девочка больше всего любила мохнатую обезьянку с длинным хвостом, которую подарил ей я. Каждый вечер, ложась спать, она крепко обнимала ее коричневое мягкое туловище, а когда просыпалась утром, брала обезьянку с собой завтракать.