Девушка из нежной стали - Алюшина Татьяна Александровна - Страница 8

– Если я позвоню, то очень просто взять распечатку звонков и выяснить, с какого телефона я звонила, а значит, узнать и мое местонахождение. Кстати, контролируйте, что говорите по телефону, я не знаю, насколько серьезная эта организация, но в наше время прослушать телефон совсем несложно. А сотовым я пользоваться не буду.

– И как мы узнаем, что у вас все в порядке и вы живы-здоровы? – Державшаяся весь этот нелегкий разговор мама заплакала.

Вика потянулась через стол и взяла маму за руки.

– Не плачь, мамочка, ты все-таки Вера Шалая. Я об этом подумала, мы будем поддерживать связь.

– Как? – спросила мама, вытирая слезы полой халата.

– Олег Николаевич даст мне номер телефона своего знакомого, к которому часто заезжает в офис по работе.

– Игоря? – уточнил Олег Николаевич.

– Да, вы рассказывали, у вас совместный проект.

– Так и есть, мы встречаемся каждый день, то у него в офисе, то у меня, – пояснил он, вставая с места.

Мужчина вышел из кухни и вернулся минут через пять, одетый в джинсы и свитер, и протянул Вике визитку.

– На обороте я написал номер в его кабинете, прямой, не через секретаршу.

– Вы читаете мои мысли. Завтра, скажем, в два часа, я туда позвоню.

– Олег, ты куда? – спросила Вера Николаевна.

– Пойду пригоню машину из гаража.

Вика встала, подошла к нему, обняла и уткнулась головой ему в грудь. Он обнял ее и гладил по голове своей большой, теплой успокаивающей ладонью.

– Ничего, Викуля, ты молодец, ты все правильно делаешь, девочка. – Он усмехнулся: – жалеешь теперь, что отказалась от новой машины?

– Мне сейчас и наша «трешка» вполне подойдет, а такой дорогой подарок можно рассматривать как подкуп дочери той дамы, за которой вы ухаживаете.

– Я за ней не ухаживаю, я на ней женюсь! – возразил он, поцеловал Вику в макушку и вышел из кухни.

– Мам, мне надо собрать вещи и документы.

– Я помогу.

Вика взяла только самое необходимое, но рюкзак значительно потяжелел, когда она надела его на плечи. Вера Николаевна вынесла уже одетого Степку в прихожую.

– Мамочка, я очень тебя прошу, не изводи себя переживаниями. Ты не имеешь права заболеть от волнения, мне сейчас очень нужен надежный тыл, иначе мне не справиться! – умоляюще попросила Вика.

– Я до сих пор не могу поверить в то, что происходит, – покачала головой Вера Николаевна. – Но ты за меня даже не вздумай переживать, твой тыл тебя не подведет!

Вика обняла маму вместе со Степкой, спящим у нее на руках, поцеловала ее и сказала, забирая сына:

– Я взяла цепочку с барашком, которую папа подарил. Если к тебе придет кто-нибудь и передаст ее, ты будешь точно знать, что этот человек от меня и ему можно доверять.

– Какой человек, Вика? – тут же, впадая в панику, спросила мама.

– Пока не знаю, но я обязательно найду того, кто мне поможет! Обязательно! – утвердила, скорее для себя, чем для мамы, Вика.

Вика отодвинула до упора переднее пассажирское кресло, а за водительское сиденье засунула рюкзак, надежно упаковав таким образом Степку, спящего сзади, завела машину и прикинула, как лучше добраться до следующего пункта ее плана.

– Веду себя как разведчик в тылу врага! Может, я крышей поехала, какой-нибудь синдром преследования? – спросила себя молодая женщина.

Паника! Вот что она сейчас почувствовала!

Что она вытворяет?!

Что она насочиняла?! Подслушала разговор двух медсестер в больничном клозете и решила, что какие-то злодеи-врачи хотят отнять почку у сына! Это же маразм! Может, девицы фильм обсуждали или насочиняли ужасов, а она кинулась Степана спасать!

– Что я делаю?! Господи, что я делаю?!

Ей совсем не хотелось уезжать от дома, от мамы, от своей уютной постели, от теплой любимой квартиры. Следом за паникой и отчаянием, порожденным ею, пришла совсем страшная мысль:

«А если Степан действительно серьезно болен, я ведь не специалист и ничего не понимаю в этом! Я унесла его из больницы, а вдруг я наврежу этим ему невероятно?!»

Она задохнулась от этой мысли, прижала от страха ладонь к губам и прошептала совсем уж страшное:

– А если промедление для него смертельно?!

Слезы, на которые у нее просто не было сил все эти дни, покатились сами собой – по щекам, по ладони, прижатой к губам.

– Мама права, – прошептала Вика. – Я придумала себе плохой детектив от беспомощности перед Степкиной болезнью. Мне просто надо найти виноватых, вот я и нашла: врачей-изуверов! О господи! Что я натворила?!

Она торопливо дрожащей, мокрой от слез рукой завела заглохнувшую машину.

– Надо срочно вернуться в больницу! Извиниться. Нас ведь примут назад! Обязательно примут! Я придумаю что-нибудь, а хоть бы про ту же клинику!

Выруливая со двора на улицу, Вика вдруг с размаху нажала на тормоза и неизвестным ей до сих пор, вылезшим откуда-то из ее шалого существа, замешанного на материнском инстинкте, чутьем, сделавшим голос низким и утробным, проорала, приказывая себе:

– Стоять! Ты куда, идиотка?! Сбрендила?!

Она откинулась на спинку сиденья, прикрыла глаза, давая возможность заполнить сознание этому чутью и инстинкту, избавляющему от приступа трусливой паники.

«Боже мой, я только что чуть не отвезла Степана назад!»

Паника отступила, оставив в покое рассудок и мелкую дрожь в руках как напоминание.

– Так не пойдет, – прошептала Вика, глядя на трясущиеся руки, – так можно и ребенка угробить!

Она заставила себя вспомнить подслушанный разговор, еще раз сопоставить все факты, прокручивая и прокручивая в голове каждое услышанное слово.

Да, она не врач и не специалист, но она мать, которая всегда точно чувствует и знает, болен ли ее ребенок или здоров. Они два организма, настроенные друг на друга, и любое недомогание или просто плохое настроение каждый из них улавливает в другом мгновенно. Она не могла ошибиться! Она с самого начала чувствовала, что происходит нечто неправильное, нелогичное! Ведь чувствовала!

«Степка здоров! Я это точно знаю, я чувствую это всеми своими потрохами! И потом, что это за патология такая, которую не выявили за всю его жизнь и которая никак не проявлялась, а тут на тебе – полгода назад был здоровехонек, и вдруг операция?!»

– А теперь бойтесь меня! – зло сказала она сквозь зубы. – Я вам устрою ледовое побоище и Куликовскую битву!

Поворачивая на нужную ей улицу, Вика все еще продолжала ругать себя за минутное помешательство и слабость.

«Если хочешь спасти ребенка, Шалая, то засунь все свои страхи и панику сама знаешь куда! Соберись! Это непозволительная роскошь для тебя – впадать в истерики! Думай, просчитывай! И смотри по сторонам!»

– Второй раз за ночь, и, скорее всего, не последний, я бужу людей сегодня ночью, – ворчала Вика, не отрывая пальца от кнопки звонка на кирпичном столбе, поддерживающем железные ворота.

Со двора на высоченные ворота кидались две овчарки, заходясь в неистовом лае.

Вика приехала в частную автомастерскую, хозяином которой являлся ее одноклассник Витя Серов. У него была квартира в Москве, но он предпочитал жить здесь же, в огромном помещении над мастерской, на втором этаже, которое умудрился превратить в почти жилую однокомнатную квартиру, со стильной, большой кухней-столовой, кроватью невероятных размеров, тренажерным залом. Очень по-американски: огромных размеров и в одном флаконе, как говорится в рекламе, то бишь без перегородок и стен.

Отслужив в армии, Витя окончил школу милиции, стал работать и поступил на юрфак, на заочное отделение. Но бросил как отрезал, в один момент, и вместе с двумя компаньонами открыл частную мастерскую. Где он взял на это денег и как вообще у него все получилось, Вика не знала и никогда не задавала ему вопросов об этом. Витя был талантом во всем, что касалось автомобилей, мог из любой «убитой» машины собрать суперавтомобиль.

Вика совершенно наглым образом эксплуатировала знакомство с ним и их многолетнюю дружбу, используя Витю как неотложку для своей старой потрепанной «трешки», подаренной ей на восемнадцатилетие родителями с бабушкой, двенадцать лет назад.