Волчья кровь (СИ) - "Кьюба" - Страница 50

    - Виктор… Пожалуйста, Виктор, сними… я … я хочу… хочу…

    Я яростно зарычал, но все же нашел в себе силы отвлечься от его губ, и резким движением скинул мешающуюся тряпку. Он отчаянно задышал, когда я прижался грудью к его груди – кожа к коже, сердце к сердцу, и я заскулил от впившихся в спину ногтей, раздирающих, вызывающих дрожь, и снова припал к его соску, покусывая, сильно сжимая другой, вызывая громкий, удивленный вскрик. Я хотел слышать, как он кричит, уткнувшись в подушку, расплавляясь от моих рук, хотел взять его тут же, или ласкать долго и сладко, чтобы он стонал и плакал от невыносимого наслаждения.

    От возможности выбора на миг помутнело в глазах, и я задохнулся, вжимаясь лицом в плоский, упругий живот, наслаждаясь его запахом. Руки сжались в волосах, аккуратно подталкивая, и я усмехнулся, мгновенно определяясь, рванул кое-как связанный ремень, потянул за край брюк под недобрый смех человека – он дразнил меня, бесстыжий безумец, но я был готов прощать ему, все и сразу, беззаветно, не задумываясь идти за ним, защищать, оберегать.

    Брюки слетели с сильных, длинных ног, и я не вовремя подумал, что придется дарить еще и их – но Великие Духи, да разве можно было думать о чем-то еще, кроме обнаженного человека, так бесстыже раскинувшегося на кровати – открытые бедра, бледная, обветренная, безумно красивая кожа, тонкая рука, ласкающая напряженный член, бесстыдный, прекрасный, льнувший ко мне - весь, беззаветно открытый и податливый – мой.

    Люблю, подумал я, обхватывая губами одуряющее пахнущий член, наслаждаясь громким, отчаянным криком – у него ошеломительный, терпкий вкус, и я скользнул пальцами в тесную ложбинку между ягодиц, погладил, лаская, с трудом скользнул в сухое нутро – он не такой, как все омеги нашего племени, мелочи, но за эти мелочи хотелось расцеловать его, всего, так жарко и отчаянно стонущего, так хотелось почувствовать, как он кончает подо мной, так…

    Давай, мелькнуло в голове, и я ворвался пальцами внутрь, быстро, сильно, в такт движениям губ и языка, давай же, сейчас, давай! Ольтар взорвался криком, конвульсивно сжимая руки в моих волосах, и его скрутило судорогой, выгнуло дугой. Я отстранился, с трудом преодолевая сопротивление, переводя дыхание, подтащил к себе бьющееся тело и накрыл поцелуем стонущий рот.

    - Ты… - он задохнулся, с трудом открывая глаза, и улыбнулся, жарко, маняще. – О, Боги, ты такой…

    Я подтянул его к себе, обнимая, замер, уткнувшись носом в плечо, а затем быстрые руки скользнули по моей талии, затеребили пояс мешающихся, тесных брюк, и я обессилено заскулил, поддаваясь и быстрым движением скидывая с себя ненужную тряпку, и снова ныряя пальцами в горячую тесноту.

    Ольтар застонал, жалобно и умоляюще, но я не поддался, приникая губами к подбородку бессильно запрокинутой головы, двигаясь медленно и неумолимо, и он стонал, выгибался, льнул к рукам, бессвязно выкрикивая мое имя, когда я сгибал пальцы, лаская его, а затем снова выскальзывал из него, и возвращался, растягивал тугую, жаркую тесноту. Он был великолепен – стонущий, выгибающийся, снующий руками по моему телу, расцарапывающий шрамы, вцепляющийся в волосы на затылке - не такой, как омеги моего народа, но все же прекрасный.

    Не так уж мы и отличаемся, скользнула горячечная мысль, когда я снова согнул пальцы, забирая с губ его крик, и выскользнул из него, падая на спину и потянув за собой.

- Оближи, - глухо пробормотал я, и поцеловал его так долго и сильно, как только позволили бесчинствующие инстинкты.

    Он улыбнулся горячо и безумно, взгляд на мгновение прояснился, язык скользнул по припухшей нижней губе, и я чуть не взвыл, откидываясь на спину и чувствуя медленные, спускающиеся поцелуи. А затем горячие, безумно горячие губы накрыли ноющий член, и я все же не выдержал, бессильным скулежом отзываясь на каждое движение, запрокинул голову, сжимая сбившееся покрывало и испытывая непреодолимое желание вцепиться в светлые волосы и оттрахать жаркий, дразнящий рот самого невыносимого, самого любимого существа на свете.

    Он оторвался от меня, бесстыдно облизываясь, и я резко поднялся, схватил за тонкую талию и с рычанием опрокинул на спину, припадая ртом к смеющимся губам.

    - Давай, - выдохнул он, откидываясь на подушку. – Ну, давай же…

    Он был красивый – тяжело дышащий, открытый, распластанный, бездумно глядящий мне в глаза, заглядывающий в самое сердце, и тесный, нереально, невозможно узкий, так, что я даже замер, только скользнув внутрь, наслаждаясь обессиленным, задушенным криком, пальцами, разрывающими кожу на спине, бледной, покрытой испариной шеей. Я наклонился, не в силах сопротивляться, продвинулся чуть глубже и снова замер, ловя тяжелое дыхание на губах.

    Он закрыл глаза, и я рыкнул, сжимая пальцы у него на бедрах, вдыхая тихий всхлип, прикусывая кожу на подбородке.

    - Ольтар… - он с трудом приоткрыл веки, фокусируя на мне расплывающийся, бездумный взгляд. – Смотри на меня…

    Он подчинился, и я зарычал, плавными толчками погружаясь глубже, ловя изумленные стоны, насаживая и медленно выходя – он скулил и всхлипывал, упрямо не закрывая глаз, тяжело дышал, с силой кусая губы, и я прижался лбом к его лбу, резким толчком погружаясь в него и замирая, поцеловал болезненную складку между нахмуренных бровей, дрожащие ресницы, скользнул языком в ухо, тихо рыча от болезненного наслаждения.

    - Виктор… - прошептал он, тяжело дыша пересохшим горлом, и добавил, нагло и дразняще. – Я сейчас усну.

    Я яростно зарычал, приподнялся, подхватывая его под ягодицы, почти вышел и резким, грубым толчком вернулся внутрь, наслаждаясь громким криком, снова вышел, почти до конца, размашисто дернул на себя, чувствуя, как дрожью отдается его всхлип, сменившийся гортанным стоном. Сам застонал, будучи не в силах противостоять жаркой, сжимающейся тесноте, вжался в него, быстрыми толчками доводя до безумия – он забился подо мной, с криком выплескиваясь в ладонь, и я продолжил вбиваться в его содрогающееся тело и, наконец, сорвался вслед за ним в сияющую, ослепляющую пустоту.

    Я пришел в себя от рук, перебирающих волосы на затылке, лениво фыркнул ему в живот, и Ольтар содрогнулся от щекотки.

    - Ну… - прохрипел он сорванным голосом, и откашлялся, прочищая горло. – Никто не вошел. Чья-то жизнь спасена.

    Я не выдержал и засмеялся, приподнимаясь на неверных руках, и прижался к его губам в долгом поцелуе. Он положил руку мне на шею, погладил кожу, кончиками пальцев собирая капельки пота.