Если бы у нас сохранились хвосты ! - Джером Клапка Джером - Страница 2

И все же, желая ему доброй ночи, наша предводительница поблагодарила его за компанию в таких же точно выражениях, какие услышал бы Томпкинс, который при своем неистощимом юморе и такте сумел бы сделать этот день таким, что мы все долго вспоминали бы его.

...И КАЖДЫЙ ПОЛУЧАЛ БЫ ПО ЗАСЛУГАМ!..

Мы дорого платим за недостаток искренности. Мы перестали радоваться похвалам: они потеряли всякую цену. Люди крепко пожимают мне руку и говорят, что им нравятся мои книги, но это только раздражает меня. Не потому, что я ставлю себя выше похвалы, - никто этого не делает, но потому, что я не уверен, правду ли говорят эти люди. Они сказали бы то же самое, если бы не прочитали ни одной строчки, написанной мною. Если я прихожу в дом и вижу мою книгу, лежащую открытой на диване под окном, моя подозрительность не дает мне испытать чувства гордости. "Очень может быть, - говорю я себе, - что накануне моего прихода между хозяином и хозяйкой этого дома происходил примерно такой разговор:

"Не забудь, что завтра к нам придет этот Дж..."

"Завтра! Тебе следовало бы говорить мне о таких вещах немного раньше!"

"Я тебе и говорил - еще на прошлой неделе; у тебя память портится с каждым днем".

"Никогда ты мне этого не говорил, а то я бы, конечно, помнила. А он что - важный человек?"

"Да нет, он просто пишет книги".

"Какие книги! Меня интересует, приличный ли он человек".

"Разумеется, иначе я бы не пригласил его. Таких людей теперь повсюду принимают. Между прочим, нет ли у нас дома каких-нибудь его книг?"

"Вряд ли, но я посмотрю. Если бы ты вовремя меня предупредил, я заказала бы его книжку в библиотеке".

"Ну что ж, придется мне пойти в город и купить".

"Жаль тратить деньги. Может быть, ты будешь поблизости от библиотеки?"

"Пожалуй, ему будет приятнее, если он увидит, что мы купили его книгу. Потом подарим ее кому-нибудь ко дню рождения".

С другой стороны, возможно, что происходил совсем другой разговор. Может быть, хозяйка сказала: "Ах, как я рада, что он придет! Мне так давно хотелось с ним познакомиться!"

Может быть, она купила мою книгу в первый же день ее выхода в свет и теперь читала ее во второй раз. Может быть, она совершенно случайно забыла ее на любимом диване под окном.

Сознание, что неискренность - это плащ, в который мы все кутаемся, сводит похвалы к пустым фразам.

Как-то на вечере одна дама отвела меня в сторону. Только что прибыл самый почетный гость - знаменитый писатель.

- Скажите, - спросила она, - что он написал? У меня совсем нет времени читать книги.

Я собирался ответить, когда в разговор вмешался какой-то заядлый шутник, слышавший ее вопрос.

- "В монастыре и семье" и "Адам Вид", - сообщил он ей.

По-видимому, он хорошо знал эту леди. Она была женщиной доброй, но в голове у нее была путаница. Она с улыбкой поблагодарила шутника, и позднее я слышал, как она донимала литературного льва пространными хвалами по адресу романов "В монастыре и семье" и "Адам Вид". Оба эти произведения принадлежали к числу немногих прочитанных ею книг, и ей легко было говорить о них. Впоследствии она сказала мне, что литературный лев очарователен, но...

- Знаете, - смеясь проговорила она, - он очень высокого о себе мнения. Он сказал, что относит оба эти произведения к лучшим из написанных на английском языке.

Всегда полезно обращать внимание на имя автора. Некоторые люди никогда не делают этого, особенно Посетители театров. Один известный драматург рассказывал мне, как он однажды водил друзей, приехавших из колонии, на свою пьесу. Они вместе пообедали у Кеттнера, а потом кто-то из них предложил пойти в театр, и драматургу захотелось позабавить их. Он и не заикнулся о том, что он сам - автор пьесы, а им в голову не пришло заглянуть в программу. По мере развития пьесы их лица все больше и больше вытягивались; должно быть, эта комедия была совсем не в их вкусе, Когда окончился первый акт, они вскочили на ноги.

"Хватит с нас этой чепухи!" - сказал один.

"Пойдемте лучше в Эмпайр", - предложил второй.

Драматург вышел вслед за ними из театра. Он считал, что всему виной был обед в ресторане.

Один мой молодой друг, происходивший из хорошей семьи, совершил мезальянс: женился на дочери канадского фермера, чистосердечной, обаятельной девушке, к тому же необычайно хорошенькой. В одном ее мизинце было больше характера, чем у иной девушки во всей ее особе. Я встретился с этим молодым человеком месяца через три после его возвращения в Лондон.

...И ГОСТЕЙ РАЗВЛЕКАЛИ БЫ ТОЛЬКО ТЕ,

КТО УМЕЕТ ЭТО ДЕЛАТЬ ПО-НАСТОЯЩЕМУ!..

- Ну что? - спросил я его, - как дела?

- Моя жена - чудеснейшая женщина в мире, - ответил он, - но у нее есть один недостаток: она верит всему, что ей говорят.

- Это у нее скоро пройдет, - заметил я.

- Надеюсь, но пока это ужасно неудобно.

- Она в самом деле может попасть в затруднительное положение, согласился я.

- Ей не удалось получить хорошего образования, - продолжал молодой человек, которому, по-видимому, хотелось излить душу перед сочувствующим слушателем. - Она никогда не притязала на то, чтобы считаться образованной, и не ради ее образования я женился на ней, но сейчас она начинает думать, что, сама того не подозревая, оказалась очень образованной женщиной. Она играет на рояле, как школьница на концерте для родителей. Она говорила нашим знакомым, что не умеет играть настолько хорошо, чтобы ее игру стоило слушать, - во всяком случае, она пыталась объяснить им это. Но они продолжали настаивать, уверяя, что много слышали о ее игре и жаждут насладиться ею. Моя жена - само добродушие; она согласилась бы стоять на голове, если бы думала, что это может доставить кому-то удовольствие. Она решила, что гости всерьез хотят послушать ее игру, и доставила им это развлечение. Они сказали, что у нее совершенно необыкновенное туше. Это правда, конечно, если бы только она поняла истинный смысл этого комплимента. Они спрашивали, почему она не сделала музыку своей профессией. Сейчас она уже сама задает себе этот вопрос. Но гости не удовлетворяются, прослушав ее один раз, они просят еще, и получают то, чего хотят. На следующий вечер мне пришлось спокойно сидеть и слушать, как она отбарабанила одну за другой четыре пьесы, включая сонату Бетховена. О том, что это соната Бетховена, мы знали заранее: она сама сказала, что именно она будет играть. В противном случае, сколько бы мы все ни гадали, мы скорее подумали бы, что это "Битва под Прагой". Мы сидели с каменными лицами, не сводя глаз со своих ботинок. Когда она кончила играть, те, кто не мог подойти к ней и дурачить ее, окружили меня. Спрашивали, почему я никогда не говорил, что открыл такое музыкальное чудо. Когда-нибудь я потеряю самообладание и расквашу кому-нибудь нос, ей-богу, так я и сделаю. А в другой раз она выступила с художественным чтением. Я никак не мог решить, серьезное или юмористическое произведение намеревалась она читать: в ее исполнении оно было наделено всеми недостатками обоих жанров и звучало прескверно. Речь там идет главным образом об ангеле и ребенке, но в середине рассказа вдруг появляется собака, после чего уже невозможно понять, от чьего лица ведется рассказ; иногда кажется, что говорит ангел, а потом начинаешь думать, что это больше похоже на собаку. Легче всего было следить за ребенком: он все время гнусавил. Мне пришлось слушать эту декламацию не меньше пятидесяти раз. Сейчас жена с увлечением разучивает новую историю, чтобы читать ее на бис.