Цент на двоих. Сказки века джаза (сборник) - Фицджеральд Фрэнсис Скотт - Страница 5

– Неужели? – Джим поставил свой стакан. – А вкусно…

– Да, ничего. О, она настоящая сумасбродка. Играет в кости, представляешь? И ей нравится вкус спиртного. Я даже обещал ее угостить попозже.

– Она любит этого Меррита?

– Черт его знает. Но, похоже, все лучшие девчонки выходят замуж и куда-нибудь отсюда уезжают.

Он смешал себе еще один коктейль и аккуратно закрыл фляжку пробкой.

– Слушай, Джим, я сейчас иду танцевать и был бы весьма обязан, если бы ты взял эту фляжку на хранение, раз уж ты не танцуешь. Если кто-то заметит, что у меня в кармане фляжка, понятное дело, он сразу же подойдет и попросит угостить – и не заметишь, как все кончится и все мое веселье выпьет кто-нибудь другой.

Итак, Нэнси Ламарр собиралась замуж. Любимица всего города должна была стать собственностью индивидуума в белых брюках, и всего лишь потому, что отец носившего эти брюки делал лучшие безопасные бритвы. Спускавшемуся по ступенькам Джиму эта мысль показалась невероятно тоскливой. Впервые в жизни он переживал неясное романтическое томление. В его воображении возникла картина: Нэнси, жизнерадостная и веселая, идет по улице, в качестве дани у боготворящего ее продавца фруктов взимает с лотка апельсин, приказывает отнести на какой-то мифический счет стаканчик колы в аптеке и, собрав вокруг себя толпу кавалеров, с триумфом отъезжает в вечерний вихрь великолепия и музыки.

Лоботряс сошел с крыльца в темноту между освещенным луной газоном и светящимся дверным проемом танцевального зала. Он присел на стоявший там стул, зажег сигарету и погрузился в свои привычные грезы, не нарушаемые никакими посторонними мыслями. Но сейчас эти грезы были более чувственными, потому что вокруг была ночь, повеяло влажным теплым ветром, принесшим запахи пудры, платьев и тысячу других ярких ароматов, рождавшихся за дверями. Сама музыка – глухие ноты тромбона – казалась теплой и призрачной, с томным призвуком шарканья ботинок и туфель.

Неожиданно в прямоугольнике желтого света, падавшего из открытой двери, появился темный силуэт. Из гардеробной вышла девушка и остановилась на крыльце, всего в нескольких шагах. Джим услышал тихое «черт!», затем она обернулась и увидела его. Это была Нэнси Ламарр.

Джим поднялся со стула:

– Привет!

– Привет, – чуть помедлив, ответила она, затем подошла ближе. – О, да это же Джим Пауэлл!

Он сделал легкий поклон и стал думать, что сказать в ответ.

– Как ты думаешь, – быстро заговорила она, – я хотела спросить: ты знаешь, что делать со жвачкой?

– С какой еще жвачкой?

– К моей туфле прилипла жвачка. Какой-то идиот или идиотка выплюнули свою жвачку на пол, а я, конечно, тут же на нее наступила.

Джим непроизвольно покраснел.

– Как мне теперь от нее избавиться? – раздраженно спросила она. – Я пробовала ножом. Я пробовала всем, что только смогла найти в этой чертовой раздевалке. Я попробовала мылом с водой и даже духами, испортила свою пудреницу, пытаясь заставить эту гадость отлепиться от моей туфли.

Джим в волнении обдумывал ситуацию:

– Ну… Я думаю… Может, бензином?

Не успел он еще произнести последние звуки, как она уже схватила его за руку и потащила с веранды прямо через клумбу, бегом, к стоянке автомобилей, располагавшейся возле поля для гольфа.

– Открывай бак, – скомандовала она, не дав ему перевести дыхание.

– Что?

– Бак с бензином. Я же должна избавиться от этой жвачки! Я не могу танцевать со жвачкой на туфле.

Джим послушно повернулся к машинам и начал осмотр на предмет обретения желанного растворителя. Если бы она потребовала поршень, он приложил бы все усилия для того, чтобы раскурочить двигатель и достать нужную деталь.

– Нашел! – произнес он после недолгих поисков. – Вот этот вроде подается. Есть платок?

– Наверху, весь мокрый. Я же пробовала воду с мылом!

Джим сосредоточенно рылся в своих карманах:

– Кажется, у меня тоже нет.

– К черту. Мы можем открыть бак, и пусть себе льется на землю.

Он повернул клапан, бензин начал капать.

– Еще!

Он повернул клапан сильнее. Бензин пошел струей, образуя блестящую масляную лужу, отражавшую дюжину неровных лун на дрожащем дне.

– Ладно, – уже спокойнее вздохнула она, – пусть весь вытекает. Единственное, что можно сделать, – встать в лужу.

Подчинившись, он полностью открыл клапан, и маленькая лужица неожиданно превратилась в огромную; по земле во всех направлениях растекались маленькие речки и ручейки.

– Отлично! То, что надо.

Приподняв край юбки, она грациозно вступила в бензин.

– Уверена, что теперь-то уж отлипнет, – пробормотала она. Джим улыбнулся:

– Даже если нет – тут еще полно машин.

Она грациозно вышла из бензиновой лужи и начала оттирать подошвы своих туфель о бампер автомобиля. Лоботряс больше не мог сдерживаться. Он согнулся пополам от смеха, а через секунду к нему присоединилась и она.

– Ты приехал с Кларком Дэрроу, правда? – спросила она на обратном пути к веранде.

– Да.

– А где он?

– Танцует, наверное.

– Черт. Он обещал мне коктейль!

– Ну, – сказал Джим, – это поправимо. Фляжка-то у меня в кармане!

Она лучезарно улыбнулась.

– Надо бы найти еще имбирный эль, – добавил он.

– Только не мне. Давай фляжку.

– Уверена?

Она насмешливо улыбнулась:

– Проверь. Я могу пить все, что пьют мужчины. Давай присядем.

Она устроилась на краешке стола, а он сел на соломенный шезлонг рядом. Вынув пробку, она поднесла фляжку к губам и сделала долгий глоток. Он зачарованно смотрел на нее.

– Нравится? Она молча покачала головой:

– Нет, но мне нравится послевкусие. Думаю, как и всем.

Джим согласился:

– Моему отцу тоже нравилось. Даже слишком – это его и сгубило.

– Американцы не умеют пить, – серьезно произнесла Нэнси.

– Что? – удивился Джим.

– На самом деле, – беззаботно продолжала она, – они вообще не знают, как можно делать что-либо хорошо. Единственное, о чем я всю жизнь буду жалеть, так это о том, что не родилась в Англии.

– В Англии?

– Да. Единственное, о чем я жалею всю жизнь!

– Тебе там нравится?

– Да. Безумно. Я никогда сама там не была, но знаю многих англичан, которые служили здесь в армии, они учились в Оксфорде, Кембридже – ну, это как «Сивани» и Университет Джорджии у нас, – и, естественно, я прочитала множество английских романов.

Джим слушал с интересом – он был изумлен.

– Ты когда-нибудь слышал о леди Диане Мэннерс? – серьезно спросила она.

Нет, Джим не слышал.

– Ну, я всегда хотела быть, как она… Она черноволосая, прямо как я, и неистовая, как грех. Это она въехала на коне в какой-то собор, или там часовню, или куда-то еще, а потом все авторы стали вставлять этот эпизод в свои романы.

Джим вежливо кивал. Он выплыл из своих глубин.

– Дай фляжку, – попросила Нэнси. – Я хочу еще глоточек. Маленький глоток не повредит и младенцу. Видишь ли, – чуть хрипло продолжила она. – У людей, живущих там, есть стиль. Здесь ни у кого стиля нет. Я хочу сказать, что ради парней, которые живут здесь, не стоит носить потрясающие наряды или делать что-то сенсационное. Ты думал об этом?

– Думаю, что… Думаю, что нет, – пробормотал Джим.

– А мне нравится одеваться, и мне нравится все это делать! В этом городе я единственная, у кого есть стиль. – Она потянулась и удовлетворенно зевнула. – Прекрасная ночь.

– Точно, – согласился Джим.

– Хочу яхту, – медленно проговорила она. – Хочу плыть по серебристому озеру, по Темзе, например… Пить шампанское и есть икру. Пусть на борту будет человек восемь, не больше. И один из них прыгнет за борт, чтобы всех развеселить, и утонет, как тот кавалер леди Дианы Мэннерс…

– Он сделал это, чтобы она развеселилась?

– Он не собирался тонуть, чтобы развеселить ее. Он просто хотел прыгнуть за борт, чтобы всех рассмешить.

– Думаю, они все просто умерли от смеха, когда он потонул.