Флакон императора - Александрова Наталья Николаевна - Страница 15

Надежда обернулась и увидела невысокую, худенькую женщину в платье неопределенного цвета. Женщина была молода, но на лице уже появились преждевременные морщинки, бесцветные волосы собраны на затылке в хвостик. Она была бледна, как тень, на лице – ни капли косметики, даже губы не подкрашены. Но самым заметным в ней было выражение какого-то вечного испуга. На бесформенном платье был приколот бейдж: Вера Ведерникова.

– Здравствуйте! – проговорила Надежда приветливо. – Вы – экскурсовод?

– Ну, не совсем экскурсовод. – Молодая женщина испуганно оглянулась, затем выдала вымученную улыбку. – У нас музей маленький, штат скудный, так что я совмещаю работу экскурсовода и хранителя…

Где-то за стеной зазвонил телефон. Ведерникова вздрогнула и еще сильнее побледнела. Бросила в сторону телефона затравленный взгляд, но тут же успокоилась. Точнее, не успокоилась, а взяла себя в руки, вспомнив, очевидно, что она находится на работе.

«Чего она так боится?» – подумала Надежда. Вслух же произнесла:

– Да, музей у вас действительно небольшой, я о нем раньше даже не слышала. Узнала только случайно из Интернета…

– Да, про наш музей мало кто знает, – подхватила Вера. – Интерес к творчеству второго сецессиона и самого Михаила Каргопольского не соответствует истинному масштабу этого культурного явления…

– Да, по-моему, у вас очень интересная коллекция! – поддержала ее Надежда Николаевна. – Особенно мне нравятся вот эти картины, серебристо-синие…

Экскурсовод оживилась, на ее щеках проступил бледный румянец.

– Да, это картины самого Каргопольского, его так называемый серебряный период… Если вы представляете творчество Густава Климта, вы помните, что большинство его зрелых работ выполнено в золотистых тонах…

– Да, конечно! – Надежда обрадовалась, что может блеснуть эрудицией. – Например, картина «Поцелуй»…

– Да, совершенно верно. А Каргопольский предпочитал холодноватые серебристые оттенки. Он считал, что они больше соответствуют естественному колориту нашего города…

– Да, наверное, он прав, – проговорила Надежда и добавила, приглядевшись к одной из картин: – А что это за номер на раме?

На краю рамы действительно была прикреплена маленькая табличка с четырехзначным номером.

– Ах, это… это всего лишь инвентарный номер экспоната. Все экспонаты нашего музея снабжены такими номерами, чтобы упростить учет и хранение. Но это не имеет никакого художественного или исторического значения…

«Может быть, и не имеет, – подумала Надежда, – но этот номер очень похож на тот, который написан на листке из центра самосовершенствования… только там цифры 24–67, а здесь 48–17…»

– Эта картина, – продолжала Вера Ведерникова, показывая на серебристо-синее полотно, возле которого остановилась Надежда, – эта картина называется «На берегу пустынных волн». Как вы, конечно, понимаете, это пушкинские строки из поэмы «Медный всадник». Эту картину Михаил Романович создал в ранний период своего творчества, между девятьсот восьмым и девятьсот девятым годом. На ней изображен Петербург, каким он был при Петре Великом…

Рассказывая, она оживилась, глаза теперь блестели, и голос звучал хоть и негромко, но звонко. В общем, вполне приятная молодая женщина, если не брать во внимание жуткое платье. Глаза, опять же, подкрасить, помадой пусть и неяркой, но все же нужно пользоваться. Не понимала Надежда таких женщин – для чего себя намеренно портить?..

Но все это Надежда Николаевна отметила мимоходом, на самом деле ее сейчас занимало другое.

– Да, это очень интересно, – пробормотала она, слушая хранительницу вполуха. – А все-таки, что означает этот номер на табличке?

– Я же сказала вам – это инвентарный номер, – ответила Вера с легким раздражением. – Первая цифра – четверка – означает, что данный экспонат – работа самого Михаила Романовича, вторая – восьмерка – что это живописная работа, а две следующие цифры – номер произведения в каталоге…

– Понятно, – кивнула Надежда. – А если бы первые цифры были не 48, а 24? Что бы это значило?

– Это значило бы, что экспонат относится к собранной Каргопольским коллекции редкостей и раритетов, которые хранятся вот в этом шкафу…

Ведерникова перешла к одному из застекленных шкафов, на полках которого были размещены маленькие изящные статуэтки, табакерки и шкатулки.

– Интересно… – пробормотала Надежда, разглядывая красивые вещицы.

Целая полка была отведена кошкам – фарфоровым и каменным статуэткам, кошкам из меди, серебра, слоновой кости и черного дерева.

– Михаил Романович очень любил кошек, – сообщила экскурсовод, перехватив взгляд Надежды. – Он считал их воплощением изящества и внутренней красоты, созданиями, больше всего соответствующими эстетическому духу второго сецессиона… Он собрал очень большую коллекцию кошек, покупал их при каждом удобном случае, привозил из всех поездок, ему дарили их все знакомые. Жемчужиной этой коллекции является вот эта статуэтка кошки из зеленого нефрита, она изготовлена в Древнем Египте и датируется приблизительно восьмым веком до нашей эры…

– Надо же, как интересно! – На этот раз Надежда не кривила душой, ей действительно очень понравилась статуэтка.

Древняя кошка сидела, обернув лапы хвостом, и загадочно смотрела на Надежду полуприкрытыми глазами. Точно так же иногда смотрел на Надежду ее собственный кот Бейсик.

Около каждой кошки – фарфоровой, каменной или деревянной – к полке была прикреплена бирка с инвентарным номером. Надежда изучила все эти номера, но нужного ей среди них не оказалось. Тогда она перевела взгляд на следующую полку.

На этой были выставлены всевозможные шкатулочки, ларчики и коробочки. Большие и маленькие, круглые и овальные, с рисунками и инкрустациями из перламутра и слоновой кости, деревянные, металлические, вырезанные из камня.

Надежда внимательно рассмотрела все инвентарные номера, нужного среди них не было.

– Скажите… – повернулась она к своей собеседнице, – а где же экспонат…

И замолчала, заметив, что та ее не слушает. Вера Ведерникова напряженно вглядывалась в силуэт, который мелькнул в застекленной двери. Надежда вошла в зал с другой стороны, а за этой дверью, очевидно, было служебное помещение.

– Могу я спросить… – снова начала Надежда и снова замолчала на полуслове.

Лицо Веры стало вдруг удивительно бледным, да что там, белым как мел, глаза, наоборот, казались большими и темными из-за расширенных зрачков, на лбу выступила испарина.

«Болеет она, что ли? – опасливо подумала Надежда. – Тогда нечего на работу ходить, вирусы распространять…»

– Простите, – прошелестела Вера, – я на минутку…

И убежала стремглав, не забыв, однако, плотно закрыть за собой застекленную дверь.

«Живот прихватило, – Надежда пожала плечами, – что ж, бывает…»

Она немного прогулялась по залу, затем снова подошла к шкафу. Экспоната с нужным номером она не нашла, но странное дело, была там шкатулочка с номером 24–66, а также круглая нефритовая коробочка, похожая на пудреницу с инвентарным номером 24–68. А вот номер 24–67 отсутствовал.

– Этот вопрос нужно прояснить, – тихонько сказала себе Надежда Николаевна и посмотрела на дверь, за которой скрылась странная девушка-экскурсовод.

Однако, сколько же можно в туалете сидеть, может, ей плохо, может, она сознание потеряла?

Надежда подошла к двери и тихонько ее приоткрыла.

За дверью находился небольшой коридор, сейчас совершенно пустой, по обеим сторонам которого располагались закрытые двери. Надежда подошла к одной, подергала ручку. Дверь была заперта. Собственно, можно и уходить. Но не такова была Надежда Николаевна Лебедева, уже если ей что-то нужно выяснить, то она горы свернет, вцепится как бультерьер, но своего непременно добьется.

В данный момент ее интересовало, что за экспонат числится за номером 24–67 и куда он делся. Ответить ей могла только странная девица, как ее… Вера Ведерникова. Так что Надежда решила отыскать ее во что бы то ни стало.