«Спартак» и другие - Ловчев Евгений - Страница 6

В общем, Николай Петрович все разложил по полочкам.

На следующий день после разговора с ним я, как наблудивший котенок, приезжаю в Тарасовку. Там рядом с полем всегда был памятник Ленину, с клумбой, игроки шли по дорожке мимо Ильича на поле.

И вот иду, а с другой стороны Ленина – Симонян. Первая встреча после того, как я взбрыкнул. Идем, а между нами Ленин.

Здороваюсь, жду разноса – сейчас начнут жизни учить. Был к этому готов, и ответил бы, не стал молчать.

А Никита Палыч спокойно так говорит:

– Привет, Жень, иди на тренировку.

И все, конфликта нет. Представляю, сколько бы я наслушался о себе, окажись на месте Симоняна Бесков. Козырь Симоняна – умелое распределение обязанностей тренерским штабом, умение снимать напряженку, доверие, создание прекрасной обстановки.

Он никогда не замыкал все вопросы на себя. За соперников отвечал Сергей Сальников, и его рассказы, довольно простым языком, без запугивания соперником, мне запомнились. Симонян умело работал с молодыми. Его отличие от Бескова в том, что он не только умел дать старт юниорам, но и в тот момент, когда они что-то из себя уже представляли, говорить с ними, не унижая, но и давая понять дистанцию. Симонян, человек мягкий, умел резать по-живому. Именно Палыч отчислил из «Спартака» Нетто.

В период чемпионата, после сборов, я не помню тяжелых тренировок. Работа была поддерживающая, между играми на восстановительных тренировках играли в баскетбол. А Симонян натаскивал молодых. Брал меня, Папаева и показывал, как подключаться в атаку, как взаимодействовать, если я ухожу в атаку, кто кого страхует.

А с этими судорогами есть еще одна интересная история, напрямую со «Спартаком» не связанная. На углу Садового кольца и Сретенки в Москве располагался магазин, в котором отоваривались известные футболисты и хоккеисты, потому что директором был болельщик. Мяса вырубят получше, паштета дадут, икры.

Это не бесплатно, но современному читателю, привыкшему к изобилию в магазинах, надо объяснить – дефицитный товар в то время в обычном магазине было не купить, только со двора. И мы не бесплатно это брали, платили плюс давали билеты на футбол.

Как-то иду по залу – навстречу Михаил Иосифович Якушин. Увидел его – обалдел, великий же тренер, легенда, Хитрый Михей. Он говорит: «Привет, Хамрин». А Хамрин – великий шведский игрок, первый иностранец в итальянском футболе. Он постоянно выходил на поле со спущенными гетрами, играли-то без щитков.

А я в конце матча играл со спущенными гетрами, считал, что резинка давил на икры, и потому у меня ноги сводит. Я спросил, почему Хамрин-то?

Якушин ответил, что играю так специально «под Хамрина». Отвечаю, почти оправдываясь: мол, ноги сводит, что делать, подскажите? Уважительно так общаюсь. Он хитро улыбается, отвечает: «Хочешь дам совет, чтоб ноги не сводило?»

– Конечно, – отвечаю. Ну, думаю, рекомендует какие-то солевые таблетки, которые я не знаю.

И дальше Якушин говорит:

– Иди работай бухгалтером, руки сводить будет…

Хороший совет?! А лет через 10 после той истории в ложе на «Динамо» столкнулся с Якушиным. Поздоровался, а в ответ снова услышал:

– Привет, Хамрин!

А судороги вскоре ушли. В 72-м сборная готовилась к мюнхенской Олимпиаде, с нами работал психолог из Харькова. Был знаменит гипнозом, у него, рассказывали, женщины в этом состоянии даже рожали. И вот этот психолог-экстрасенс за несколько занятий смог снять у меня с подкорки эту тему с судорогами – больше не сводило! Но если я хотел решить проблему и доверял ему, то команда над психологом просто издевалась.

Перед второй тренировкой он обычно приходил на тихий час и начинал говорить: мышцы ваших рук расслаблены, вы спокойны, тепло разливается по вашему тему… Муртазу Хурцилаве, нашему защитнику, это сильно не нравилось. И он обычно перед сеансом давал команде установку: так, минуты через три показываем, что спим. Некоторые даже начинали храпеть. Экстрасенс заканчивал свой сеанс, уходил, а сборная начинала хохотать. Футболисты в его способности не верили, а мне это очень помогло.

В 70-м, постчемпионском сезоне, «Спартак» занял третье место, а в 71-м выиграл Кубок, где соперником по финалу стал ростовский СКА. Перед финалом я и Анзор Кавазашвили получили травмы и в первом матче на поле не вышли. Я потянул заднюю, а у Анзора было что-то с пальцем руки, вроде бы заражение.

В ворота на финал поставили Йонаса Баужу, прибалта. Парень он хороший, но странноватый. Как-то я спросил: «Йонас, ты как к русским относишься?» А он и говорит: «Нормально. Дали бы автомат, всех бы перестрелял». Сказал вроде бы шутя, но мне запомнилось.

А еще Баужа запомнился своей первой машиной, «Москвичем», – как ни приедешь в Тарасовку, он все свободное время лежал под своим авто. Постоянно его ремонтировал! Водитель Баужа был так себе. Помню картину: шоссе, едет Йонас, и когда его кто-то догоняет, вратарь высовывал огромную руку из окна и, как жезлом, махал ею – мол, обгоняйте, еду медленно!

В финале мы до последней минуты проигрывали СКА – 1:2. Я смотрел игру с трибуны и за пару минут до конца стал спускаться в раздевалку – думал, что уже все, не отыграться. Но Логофет думал иначе – и от самой бровки наудачу сильно пробил в сторону ворот, мяч летел в руки голкиперу ростовчан Кудасову, попал в грудь и отскочил в сетку! Думается, что Лева Кудасов уже думал в тот момент о круге почета. Но в футболе есть закон – играть надо до свистка. И в дальнейшем я с этим столкнусь на ЧМ-1970 в Мексике, когда в четвертьфинале с Уругваем за 4 минуты до конца овертайма вся наша команда поднимет руки, посчитав, что мяч ушел за бровку. А свистка-то не было… Ну и получили гол. Но то отдельная история.

Ничья – и назначенная на следующий день переигровка. В раздевалке, слышу, подходит Андрей Петрович Старостин к Симоняну:

– Никита, завтра надо выставлять все самое классное, беготни не будет, все решит мастерство.

Я, услышав эти слова, подхожу к Симоняну и прошу сделать новокаиновую блокаду, чтобы помочь команде. Анзор тоже вышел играть. В переигровке мы победили – 1:0, гол забил Коля Киселев.

Сезон 72-го года обещал быть тяжелым. Финал чемпионата Европы в Бельгии, Олимпиада в Мюнхене… В общем, в конце 71-го я решил лечь на обследование и лечение в ЦИТО, чтобы подлечить все болячки и нормально войти в сезон.

А «Спартаку» в конце 71-го предстояла коммерческая поездка во Францию. В советское время в таких поездках можно было заработать – результат не давит и руководство смотрит на «отовариться» не слишком строго.

Не помню уже, почему, но в СССР мохер очень ценился, его продавали только в «Березке», магазинах, где все за валюту.

Я во Францию не поехал, команду встречал в Шереметьево и все видел своими глазами. А то, что случилось в Париже, рассказали потом ребята.

Вот технология мохерного бизнеса: в СССР мы покупали валюту у фарцовщиков, чтобы там купить мохер на продажу или пластинки для себя: Битлов, Тома Джонса, «Uriah Heep»…

Вот какими были обороты в этом бизнесе: покупали у фарцовщиков на черном рынке доллар по три с половиной рубля. В долларе было 5 франков, моток этого чертового мохера (15 грамм) стоил 1 франк. То есть за три с половиной рубля (один доллар) мы могли купить во Франции 5 мотков мохера, а в Союзе один моток продавали за 15 рублей, и получалось, что из трех с половиной рублей делали 75 – сумасшедшая окупаемость! Сегодняшним бизнесменам и не снилось такое.

В той поездке в гостинице Парижа вместе со «Спартаком» поселился и знаменитый ансамбль Моисеева. Эту историю знаю со слов Васи Калинова. Артисты навели футболистов на фабрику мохера, Вася рассказывал, что команда хорошо затарилась, а он сам купил мягкий чемодан и всю ночь утрамбовывал товар.