Отрок. Мальчик из будущего-2 (черновик) (СИ) - Поселягин Владимир Геннадьевич - Страница 2

Вытерев потное лицо, вон даже в пот бросило, я с некоторым облегчением вздохнул. Вот это сон. Всё как по-настоящему, и брызги ледяной солёной воды, и мокрая одежда, и ноющая рана на ноге, фантомная боль переметнулась даже сюда, из сна в реальный мир, хотя медленно и проходила. Я помнил всё, и нашу полубезумную атаку японского флагмана и отход, даже имена половины команды. Большую часть вспомнил. Не припомню, чтобы раньше во снах у меня до такого доходило.

- Чёрт, что вчера-то было? - поморщившись, потирая заживающую рану на левой ноге, задумчиво пробормотал я, пытаясь вспомнить, до чего довели мои тренировки.

А что, в этой больнице я уже шестой день как меня нашли. Раны заживали вполне быстро, никаких воспалений, так что на пятый день я стал делать небольшие зарядки, незаметно для медперсонала. Да вот под вечер, меня застал главврач, да единственный врач нашей больницы, ну вот от неожиданности я и дёрнулся, ударился раненой ногой о койку и в глазах потемнело. Больше ничего не помню. Надо будет уточнить у санитара, что меня обихаживал, что там дальше было. Честно говоря, сам врач, Валерий Никифорович, вызывал у меня большие сомнения своими профессиональными качествами. Сама больница, а она была самой ближайшей от того места где меня нашли, оказалось крохотной. На сорок лежачих, двадцать мужчин, двадцать женщин. Лежал я в мужской половине, благо как раз к тому моменту освободилась койка. Нет, больной не вылечился, переехал на кладбище. Тот врач, что меня лечил, сделал всё правильно. Осмотрел раны и даже почистил одну, перевязал и отправил сюда, а здесь меня уже принял Земсков, местный врач. Больница была построена на деньги одной купчихи, та уже представиться успела, сейчас находилась на городском попечении, занималась лечением больных небогатых сословий, то есть крестьян и разных нищих. У кого денег не было. Существовала она больше на благотворительность. Не смотря на местный 'люкс' куда меня сунули, меня всё тут доставало. Как слабой врачебной квалификацией Земскова, так и медперсонала, вот и решил свалить побыстрее, преодолевая слабость начал заниматься тренировками. Единственная конечность, что не пострадала, это левая рука. Для меня не проблема, я развивал одинаково обе конечности, так что стал тренироваться с ней, подманил на вытянутой руке ночной горшок. Пустой естественно. На пятый день попытался и ноги разработать. Встать-то я начал на четвёртый день, раны у меня не такие и серьёзные чтобы пластом лежать. А тут вон оно как получилось. И чего это Земсков так рано припёрся, у него же обход раньше был?

Вот по моему внедрению в местную среду стоит рассказать отдельно, хотя на мой взгляд она прошла обыденно как-то, я бы даже сказал незаметно. Ну доставили меня в больницу, три дня я тут приходил в себя на койке, особых расспросов не было, но именно на третий день пришёл жандарм, причём офицер. Именно жандарм, а не полицейский. Видимо Земсков дал добро, разговор, мол, я выдержу, ну вот и попёрли посетители. Не сказать, что я рад был, но пришлось брать себя в руки и играть. Артистом я так себе был, но вроде прошло.

Первым как я уже говорил, был жандарм, видимо из-за того что я назвался иностранным подданным, а я всё же якобы был из Франции, именно он и вёл первичный опрос. Причём на разных языках, полиглот хренов. Судя по его виду, моя наспех сбитая утка прошла. Я, Максим Евгеньевич Ларин из Франции, проживаю в предместье Парижа, у меня там остался небольшой домик, поместье родителей я уж продал, все деньги на счетах. Приехал на родину предков, посмотреть да изучить местный быт. Был ограблен собственными слугами, те пытались меня умертвить путём утопления, да вот не получилось. Спасли добрые люди, а сами негодяи убежали. Дав словесный портрет всем трём слугам, я подтвердил, что попытка дать мне опекуна была, но я сбежал в Россию. Тот долго меня пытал подробности о родителях, как жил, как воспитывался, есть ли родственники, покивал, узнав, что я круглый сирота. В общем, эти три часа я еле выдержал, под конец, заявив, что устал. Жандарм ушёл, причём больше не возвращался, это дало мне возможность понять, что он получил всё что хотел и повторной встречи не требовалось. Кстати, я у него поинтересовался по поводу восстановления документов, тот ответил, что это нужно обращаться во Французское консульство в Москве. Ну и уточнил насчёт принятия подданства Российской Империи. Тут тоже получил нужные ответы, особо их жандарм не зажимал.

После жандарма меня навещали те парни что спасли, вытащив из воды озера, я их искренне поблагодарил, хотя и пребывал в недоумении о причинах их прихода, дворяне всё же. Может дань традиции? Третьим посетителем был корреспондент местной прессы. Я ему в ярких жутких подробностях описал злодеяние моих слуг, ну и приключения на пути в Россию и тот окрылённый, загруженный неплохим материалом умчался к себе в редакцию. Правда газета ещё не вышла. Раз в две недели выходит, так что заметка с моей историей будет только через неделю, я по этому поводу уже уточнял. В принципе на этом всё, проходил лечение я в некотором вакууме. Частыми лицами в моей палате были двое, это санитар Пантелеймон, он в основном меня и обихаживал, и гораздо реже приходил Земсков. Бывал раз в сутки во время обхода после полудня. Причём повязки менял именно он, а не медсёстры. Да и вообще сестёр милосердия в больнице было всего три, но я видел своими глазами только одну, она всегда сопровождала Земскова и подавала ему что нужно, будь то бинт, то инструмент, то мазь. Про остальных слушал от санитара, тот вообще был ходячей энциклопедией. Пользуясь своей легендой иностранца, я выпытывал у него всё, что приходило мне в голову, даже всякую глупость, о которой знают все местные жители. Кроме меня конечно, теперь и я знал.

Вот так и шло моё лечение, я восстанавливался, да и сам видел, что раны подживали. Если бы не одно но. Этот местный коновал Земсков, отрывал бинты по живому, от просохших ран. Естественно я кусал подушку пока он проводил процедуры, мысленно того костеря, ну и кривили раны снова и снова. Что-то тот не мог увлажнить повязки, перед тем как их снимать? Оказалось, не мог, мол, не учили его этому, а тот строго следовал тому, что знал. К новому не стремился. Так что на второй день подобных экзекуций я стал сам увлажнять повязки. Дальнейшее показало, что правильно делал, во время второй перевязки крови не было, заживали раны. Врач, конечно, ругался, но и сам видел результаты. Хотя какой он врач? Двадцать пять лет, всего год как самостоятельно практикует в этой больнице, никакого опыта. Валить отсюда надо, причём как можно быстрее. Земскову я как врачу не сильно доверял, от слова совсем.

Я как раз осторожно принял сидячую позу, скрипнув койкой, когда дверь бесшумно отварилась, петли были хорошо смазаны и в палату протиснулся Пантелеймон с тазиком полным воды. А-а-а, так сегодня помывка.

- Пантелеймон Васильевич, так это вы там шумели в коридоре?

- Не-е, то Никифор был.

В мужском отделении было два санитара, два дружка, Никифор и Пантелеймон, соответственно, все палаты по левой стороне были Никифора, он их обслуживал, включая больных, ну а правая сторона Пантелеймона. Вот тут-то и вылезла проблема. Моя палата не относилась ни к той, ни к другой стороне и по коридору дверь в неё была прямо. Как мне чуть позже описывал Пантелеймон, когда они два года назад после открытия больницы пришли сюда работать, то долго ругались, кто будет мой 'люкс' обихаживать. До драки дело доходило, лишнюю мороку брать на себя никто не хотел, а за дополнительную палату доплаты не было. Выход нашёл тот первый врач, что тут начинал. Санитар говорил кто он, а я прослушал. Не интересно мне это было, можно сказать, стёр из своей памяти. Так вот врач предложил поочерёдное обслуживание. Как туда кладут следующего больного, чья была очередь тот и обслуживал. С моим попаданием очередь на эту палату была как раз за Пантелеймоном, вот тот и занимался мной. Мыл меня, да и палату тоже. Каждый день влажная уборка. В других платах он ещё и брил больных и даже постригал, мне пока этого не требовалось. За разную мелочь, тот выполнял мелкие поручения больных. К сожалению, у меня мелочи не было, от слова совсем, а единственные ценные вещи хранились под подушкой. Наручные часы, которые я каждый день подводил, ну и тот памятный перстень, трофей из Англии прошлого мира. Местные деньги мне были нужны до зарезу, были у меня мысли, что можно заказать через Пантелеймона, да хоть туже одежду, у меня её не было, кроме больничной пижамы, но денег не было. Плохо.