Время рокировок (СИ) - Васильев Андрей - Страница 17

— Не скажет, — заверил его Оружейник. — Если такое вскроется — а это вскроется, поверь мне, то остальные дома его не поймут, причем очень сильно. Штука в том, что, несмотря на всю двойственность местной ситуации, лодку сейчас никто раскачивать не хочет. Любой дом только копни — столько всего сразу наверх вылезет. Владетели это знают и рисковать не хотят.

— Не знаю, не знаю, — слова Льва Антоновича его явно не убедили. — Как по мне — слишком это все примитивно.

— Предложи что-то свое, — пожал плечами тот. — В любом случае — пока схема работает. Что до эмбарго — раз в неделю Совет обязательно собирается в ратуше для обсуждения насущных вопросов. Нет, бывают и внеплановые собрания, но по средам — непременно. Один из обязательных вопросов повестки дня в последнее время — получение гражданства новыми членами домов. У каждого дома есть определенная квота, а если он выходит за нее, то надо обоснование — зачем ему именно этот человек. Как правило, сложностей не возникает. К тому же все видят — кого привечают остальные.

— Вот людям делать нечего, — не выдержал я.

Пока мы там преодолеваем, таскаемся по рекам, лесам и бункерам и давим тоталитарные секты, они здесь играют в большую политику. Воистину — каждому свое.

Хотя… Окажись я здесь, а не в лесу, интересно, кем бы я был? Уж точно не лидером. И еще я понял, что точно не хочу променять свой берег реки на этот город. Чую спинным мозгом — эта их средневековая идиллия времен Возрождения недолго продолжится.

— Ну и последний вопрос, примыкающий к предыдущему — кто тут на что смотрит, — Оружейник посерьезнел, и я понял, что мы подобрались к самой важной части разговора. — Все тут на все смотрят и все всё знают. И каждый играет в свою игру, полагая, что именно он в результате окажется на вершине пирамиды. Ничего нового, по сути, не происходит.

— Гадючник, — заключил я. — Ну ладно, а мы-то тут с какого бока можем пристроиться? Так сказать — наше какое место в этой пищевой цепочке? Насколько я понял, здесь все уже поделено, в лавке смысла нет, так как наши товары практически не пляшут, за редким исключением — так с чего, например, этот Рувим нам пропуск дал? За твои красивые глаза?

— Не совсем так, — назидательно помахал указательным пальцем Оружейник. — Я же тут не просто так крутился все это время и ноги чуть не до колен стер. Вот такие мозолИ на пальцах, не поверишь.

— Поверю, — хмыкнул я. — И все-таки? Нет, ты говорил о каком-то И Сине из «Азиатского дома» и о Хорхе из «Картеля». С этими все ясно — одному нужна «травка», второму, исходя из услышанного, «сводики». А вот Рувим — ему что надо?

— Все так. — Оружейник потер руки. — И с Хорхе ты угадал, и с И Синем. Кстати — ты с ними встречаешься завтра, я попозже договорюсь. По ценам и всему остальному у нас будет отдельный разговор вечером. А с Рувимом мы повстречаемся сегодня, тянуть не стоит.

— Лев Антонович, — нахмурился я. — Это все прекрасно, но ты меня слышишь? Я понять хочу, какой у нас с ним взаимный интерес? Где мы — и где Халифат?

— При чем тут Халифат? — удивился Оружейник.

— Ну, Рувим — он же владетель Халифата? — уточнил я.

— Нет, — Лев Антонович поморгал. — Рувим — владетель «Дома Земноморья». А с чего ты взял, что он из Халифата?

А правда — с чего я это взял? Сам не понял. Теперь все совсем запуталось.

— «Дом Земноморья» — он самый… Как бы так сказать? — Оружейник пощелкал пальцами. — Невыразительный, что ли, дом Нового Вавилона. У них вроде как нет особого промысла, кроме рыбной ловли, и повышенного интереса к Большой реке, они даже свою долю в «Арене» уступили «Халифатам». Визуально это выглядит именно так. Но — только визуально. Знаете, за что именно они отдали долю в «Арене»? Что послужило оплатой?

— Конечно, нет, — как-то даже зло ответил Голд — Антоныч, я сейчас закипать начну.

— Поддерживаю, — присоединился к нему я — Сколько можно?

— Нет чтобы порадовать старика, — насупился Оружейник. — Ну да, я люблю визуальные эффекты, могли бы и потерпеть.

— Так что же они получили за долю в «Арене»? — не сговариваясь, гаркнули мы с Голдом, причем он еще подался вперед и захлопал глазами.

— Три корабля, на который «Халифат» наложил свою лапу в самом начале, — невозмутимо сообщил нам Оружейник. — Ну, как корабля? Это скорее… мммм… небольшие суденышки, не лайнеры какие-нибудь, но вполне себе серьезные, вместительные и даже бронированные. Знающие люди назвали их «модифицированными боевыми катерами класса „S“». Человек сорок на борт брать могут, пулеметы на них стоят, сам видел. Еще есть пушка и сзади еще что-то вроде ракетной установки. Правда не знаю — есть к ним у Рувима боезапас или нет. Но думаю что есть.

— О как. — Мы с Голдом переглянулись.

Боевые бронированные катера с пулеметами, орудиями и ракетной установкой. Целых три. Что я там говорил о сборе пошлины за проход по реке? Собирать мне ее, пока эти ребята ко мне не пожалуют и не разнесут мой утес вдребезги вместе с противопехотной пушкой. Чтобы свободной торговле на их реке не мешал. А потом высадят сотню десанта в полной выкладке и всё.

Ну, может и не всё, я сгущаю краски, катера — не эсминцы, но вероятность такая есть.

Если бы я был на их месте, то я так бы и сделал, особенно желая прибрать к рукам реку. Половину десанта высадил бы за несколько километров до нас, вторую под прикрытием орудий и пулеметов у утеса, а дальше утюжил бы нас по полной, пока крепость белый флаг не выбросит.

— Так вот, — Лев Антонович явно наслаждался произведенным эффектом. — Рувим — он не слишком стремится быть первым здесь, в городе. А вот река ему очень интересна. И люди, которые на ней живут — тоже. А мы, судя по всему, самое крупное поселение на ней, из тех, что известны. Остальные — так, мелочёвка, живут по берегам, рыбу ловят, пиратствуют при случае. И у него к тебе, Сват, есть разговор и интересное предложение. Какое — могу только догадываться, он со мной детально говорить не стал, нет здесь обычая с доверенными лицами заключать сделки. Все напрямую.

— А как ты на него вышел-то? — спросил я.

— Это не я на него, это он на меня, — пояснил Оружейник. — Я так думаю, что Ривкин сливает информацию Рувиму, точнее — кому-то из его людей. Так-то наш американский друг из «Мэйфлауэра», но его работа мотаться по реке, а так как она в зоне интересов «Земноморья», то он у них на жаловании. Ко мне, денька через четыре после прибытия, человек пришел и передал приглашение от Рувима, он захотел меня увидеть. Я, если честно, когда разговор с ним начинал, даже не знал, чем дело кончится — то ли тем, что и я, и все, кто со мной были тогда, из его дома так и не выйдут, то ли тем, что я сегодня же Щура к тебе отправлю. Выстрелил второй вариант.

Ну, по крайней мере, появилась хоть какая-то ясность, хотя и очень условная. Вот чего я очень не люблю, так это того, когда чего-то не понимаю или объяснить не могу. А интерес к себе одного из владетелей домов я никак не мог обосновать. Что ему до группки людей, живущей где-то на отшибе, и их лидера? На фоне местных реалий — мы ведь даже не бедные родственники.

— Понятно, что пока ничего непонятно, — согласился с ним я. — Но хоть какая-то логика появилась. Как думаешь, Антоныч — он меня под себя гнуть будет или все-таки о чем-то договариваться?

— И то, и другое, я так полагаю, — помолчав, сказал Оружейник. — В равной мере. Я так думаю, что ему форпост на реке нужен, не сильно близко от города, где они и так все контролируют. Поставь он своих людей вверх и вниз по течению — и вся река по факту его. И ты в данном случае самая подходящая кандидатура. Уже там осел, люди у тебя есть, оружие тоже есть. Я скрывать не буду — я ему про нас кое-что рассказал, ну, не детально, понятное дело, но рассказал.

— Вассалитет? — задумчиво глянул на него Голд.

— Скорее — протекторат, — покачал головой Оружейник. — Как мне думается. Он со мной своими планами не делился.

— Не хочу я ни того, ни другого, — сообщил им я. — Ну вот — не хочу. Как это ни назови, выходит, что я, и вы тоже, кому-то что-то будем должны. То есть — вот у нас есть планы, мы куда-то собрались, но тут приходят люди и говорят: «Все ваши дела побоку, собираемся, едем». И ведь в сторону не вильнешь. Не нужно мне этого, не хочу чужим умом жить и под чужие желания подстраиваться. Я впервые за всю жизнь волю почуял, понимаете? Что надо мной нет никого, не считая этих двух клоунов, Хлюпа и Люта.