Отряд Асано. Русские эмигранты в вооруженных формированиях Маньчжоу-го (1938–1945) - Смирнов Сергей - Страница 4

Владельцы частных концессий на восточной линии также стали создавать охранные структуры из русских эмигрантов. Первый такой отряд появился на станции Яблоня летом 1932 года для охраны японской лесной фирмы Кондо. Укрепленные посты отряда размещались в тайге вдоль железнодорожной ветки концессии. Первоначальная численность охранников была сравнительно небольшой – 50 человек. Первым командиром отряда являлся штабс-капитан Я. М. Омельченко. В 1933 году были сформированы охранные отряды лесной концессии Миясито (станция Вэйшахэ) и Мулинских угольных копей, которые возглавили Г. Н. Патраков и Завьялов. В 1934 году начали действовать отряды на станциях Хайлин, Шаньши, Ханьдаохэцзы, в 1935-м – на станции Шитоухэцзы. Во главе этих отрядов находились почти исключительно русские офицеры, участники Первой мировой и Гражданской войн. Хайлинский отряд организовал и возглавил полковник С. Н. Цилов, отряд Шаньши – полковник А. И. Барщевский, Ханьдаохэцзы – прапорщик Б. Д. Быстров. В середине 1930-х годов на восточной ветке КВЖД действовало более десяти русских охранных отрядов.[23] Почти все служащие охранных отрядов являлись членами эмигрантских организаций – РОВС, КИАФ, РФП, Союза мушкетеров.[24]

Охранные отряды находились в постоянной боевой готовности, путем разведки обнаруживая и громя базы хунхузов и обороняя охраняемые объекты от крупных отрядов противника. Что касается специальной строевой, стрелковой и др. подготовки служащих отрядов, в первые годы их существования ее практически не было.

В 1932–1933 годах русские вошли в состав пограничных отрядов, расположенных в районе станций Пограничная и Маньчжурия, и в Трехречье. В районе Трехречья русские пограничные отряды курировал соратник атамана Семенова по ОМО, сотрудник ЯВМ, генерал-майор Т. П. Москалев.[25] Один из пограничных отрядов возглавлял бывший белопартизанский командир, есаул И. А. Пешков. В середине 1934 года японцы отстранили русских от несения охранной службы на западной границе Северной Маньчжурии, после чего часть пограничников были включены в поселковую полицию Трехречья и другие охранные структуры.[26]

Задачу объединения и мобилизации военной эмиграции в Маньчжурии, повышения квалификации бывших офицеров и подготовки младшего комсостава из эмигрантской молодежи взяли на себя русские военные организации – РОВС и КИАФ.

Еще в 1930 году руководство Дальневосточного отдела РОВС приняло решение о формировании Урало-Приамурской военной группы, учету в которой подлежали бы все бывшие военнослужащие, проживавшие на территории Маньчжурии. После прихода в Маньчжурию новой власти отделы РОВС и КИАФ стали расширять свои территориальные структуры – районы и отделения – в тех местах, где размещалось большое количество эмигрантов. Первоначальное соперничество между отделами этих организаций в рубеже 1933–1934 годов уступило место сближению и некоторому сотрудничеству.

Значительная часть казачьего населения, объединенного в станицы по войсковой принадлежности, входила в состав Восточного Казачьего союза, выступавшего своего рода казачьим отделом Харбинского отделения РОВС (руководитель – генерал-лейтенант Е. Г. Сычев[27]), и «семеновского» Союза казаков на Дальнем Востоке (руководитель – генерал-лейтенант А. П. Бакшеев[28]).

Весной 1932 года начали действовать учебные подразделения РОВС и КИАФ. Учебное подразделение РОВС, следуя указаниям из европейского центра, сразу же открыло в Харбине повышающие курсы для офицеров, а также военно-училищные и унтер-офицерские курсы для эмигрантской молодежи.

Повышающие курсы позволяли бывшим офицерам получить новые знания в различных областях военного дела. Также существовала возможность заочно окончить Зарубежные высшие военно-научные курсы, организованные и работавшие под руководством профессора Академии Генштаба, генерал-лейтенанта Н. Н. Головина в Париже.

Военно-училищные курсы РОВС имели двухгодичный срок обучения. В программу обучения были включены такие предметы, как тактика различных родов войск, русская военная история, строевая и стрелковая подготовка, топография, инженерное дело и т. д. В качестве учебников использовались учебные материалы, издаваемые в Европе. Занятия проводились по вечерам, обычно два-три раза в неделю. На занятиях курсанты должны были присутствовать в форменной одежде: черные брюки навыпуск, коричневая гимнастерка с черными погонами, обшитыми серебряным галуном, пилотка. Количество обучающихся было невелико – 30–35 человек на курсе (взвод).[29] Летом для курсантов организовывался учебный лагерь на специально отведенной территории, огороженной колючей проволокой, в харбинском пригороде Чинхэ. Здесь курсанты отрабатывали навыки строевой и тактической подготовки, караульной службы, осуществляли учебные стрельбы.[30] По окончании курсов курсантам, хорошо выдержавшим выпускные испытания, присваивалось звание подпоручиков Русской армии с последующим зачислением их в списки личного состава подразделений РОВС.

Унтер-офицерские курсы РОВС были годичными и строились по образцу учебных команд Русской Императорской армии. После их окончания выпускники могли продолжить свое обучение на военно-училищных курсах.

Первым начальником учебного отряда Харбинского отделения РОВС, в который входили все военно-учебные единицы Отдела, стал полковник Генерального Штаба Яков Яковлевич Смирнов, в будущем последний командир отряда Асано. Смирнов являлся кадровым офицером, выпускником Елизаветградского кавалерийского училища. В годы Первой мировой войны служил ротмистром в 17-м гусарском Черниговском полку, имел пять боевых наград, включая орден св. Владимира IV степени с мечами и бантом. Окончил в 1916 году Военную школу летчиков-наблюдателей, а в 1917-м – ускоренный курс Николаевской академии Генштаба. Служил в кавалерийском корпусе генерала Крымова. Будучи назначенным начальником штаба Уссурийской казачьей дивизии, выбыл в ее составе на Дальний Восток. Всю Гражданскую войну Смирнов провел на Дальнем Востоке. Являлся начальником штаба 9-й Сибирской стрелковой дивизии, Владивостокской крепости и Уссурийской стрелковой бригады. Позднее в чине подполковника служил генерал-квартирмейстером штаба Приамурского военного округа и генералом для поручений 2-го стрелкового корпуса в Приморье. В декабре 1921 года уже в звании полковника возглавил один из кавалерийских полков Временного Приамурского правительства, с которым и отступил на территорию Маньчжурии в октябре 1922 года. После эмиграции жил с семьей на станции Куаньчэнцзы и в Харбине. Работал преподавателем Японо-Русского института и торговым агентом в акционерном обществе «Сунгарийские мельницы». В 1925–1926 годах служил инструктором в Русской группе войск Шаньдунской армии генерала Чжан Цзунчана. Принимал участие в работе Харбинского Общества ревнителей военных знаний и Харбинского отдела РОВС.[31]

Смирнов Я. Я. ГАХК

Как показывают имеющиеся материалы, отношение к Смирнову в среде русской военной эмиграции было неоднозначным. Некоторые вменяли ему в вину службу «розовому» правительству Медведева во Владивостоке, при котором было уничтожено немало активных белогвардейцев, включая полковника В. Враштиля и его людей на реке Хор, а также связи с японцами. В разгоревшемся во второй половине 1920-х годов в среде бывших офицеров Генерального штаба скандале, связанном с генералом А. И. Андогским,[32] Смирнов вместе с большинством офицеров, окончивших ускоренные курсы Академии Генштаба, поддержал Андогского. Последний обвинялся в сотрудничестве с большевиками в начале Гражданской войны (участвовал в Брестских переговорах) и связях с советской разведкой, что подтверждается современными исследованиями.[33] Скандал привел к расколу офицеров Генштаба и образованию двух обществ, одно из которых, Общество ревнителей военных знаний, и возглавил Андогский. Смирнов входил в состав этого общества. В дальнейшем решением Центрального правления Общества Русских офицеров Генерального штаба в Белграде Андогский был исключен из состава Общества. Недовольство старших офицеров-генштабистов вызывало и то, что Андогский читал лекции по истории Первой мировой войны японским слушателям Военной Академии в Чаньчуне, что якобы освещало «недостатки нашей Родины».[34]