Западня - дю Террайль Понсон - Страница 64

Мюлар и его хозяин тут же исчезли.

Жан-Мари выбрался из подземелья и отправился восстанавливать проход, через который раненые и их избавители смогли наконец покинуть эти катакомбы.

Когда в таком городе, как Бордо, столь богатая дама, как мадам де Сентак, становится жертвой загадочной болезни, это событие тут же становится первейшим сюжетом для повсеместных разговоров.

Поэтому об Эрмине и ее недуге говорили все, кому не лень, даже в монастыре, куда поместили Маринетту, считавшую ее своей благодетельницей.

Мэн-Арди и все те, кто принимал участие в судьбе юной девушки, не посчитали нужным сообщить настоятельнице монастыря о таинственных открытиях, сделанных Кастераком.

Поведать этой достойной даме о том, в чем мадам де Сентак обвиняла мужа, было бы неуместно. Первым делом, она не должна была ни о чем подозревать по причине крайне деликатного положения девушки.

Поэтому как только по городу распространился слух, что мадам де Сентак серьезно больна, настоятельница вызвала Маринетту и сказала: – Мое милое дитя, только что мне сообщили скверную новость.

Поначалу юная девушка подумала, что ей сейчас объявят о невозможности дальнейшего пребывания в монастыре, и задрожала, потому как чувствовала себя в его стенах очень счастливой.

– О какой такой скверной новости вы говорите, матушка-настоятельница? – спросила она с тревогой в голосе.

– Я узнала, что знатная дама, сделавшая вам столько добра…

– Мадам де Сентак? – воскликнула Вандешах.

– Да, дитя мое, мадам де Сентак серьезно больна.

– Ах! Боже мой!

– По всей видимости, она упала.

– У себя дома?

– Да, дома, в гостиной, в присутствии мужа, – ответила настоятельница.

– Ее муж при этом присутствовал? – спросила Маринетта, испытывая явный испуг.

– Да. В результате у нее случилось воспаление мозга, и теперь ее жизнь в опасности.

– Бедная мадам де Сентак!

– В сложившихся обстоятельствах, дитя мое, вам надлежит выполнить свой долг, – продолжала настоятельница. – Вы знаете, о чем я говорю.

– Я готова, матушка, – сказала Маринетта, страшась неправильно истолковать слова монахини.

– Одна из наших сестер проводит вас к благодетельнице.

– Меня?

– Да, дитя мое, вас. Вы удивлены?

Юная девушка не ответила.

– Вы пребываете в том возрасте, когда нежный уход за несчастной больной может принести огромную пользу.

Маринетта от удивления открыла рот.

– Но, матушка… – сказала она.

И вдруг осеклась.

Ей в голову пришла мысль, что если мадам де Сентак не сообщила настоятельнице о причинах, заставивших спрятать Маринетту подальше от глаз саиля, то самой ей делать это тем более не стоит.

– Что с вами, дочь моя?

– Ничего, матушка.

– Тогда ступайте в свою комнату, дитя мое, и одевайтесь. Через полчаса вы вернетесь к мадам де Сентак и, полагаю, будете оставаться у ее постели все время, пока сия благородная дама будет болеть.

Это случилось в тот самый день, когда Семилан и Давид отправились в Бореш, где юноша должен был найти свою смерть.

Маринетта быстро оделась и с тяжелым сердцем покинула обитель, где ее так хорошо спрятали. Карета доставила ее к Эрмине, и она вместе с сопровождавшей ее сестрой вошла в дом.

Больная металась в бреду. Нам нет нужды добавлять, что Маринетту она даже не увидела и что девушка пришла в ужас при виде той страшной печати, которую за столь короткое время на нее наложила болезнь.

Когда она вошла в комнату Эрмины, там находился доктор Брюлатур, с тревогой следивший за развитием болезни.

– Кто вы? – резко бросил он.

– Протеже мадам де Сентак.

– Зачем вы сюда явились?

– Чтобы ухаживать за ней.

– И правильно сделали, ведь в этом доме все будто дали себе слово не обращать на несчастную никакого внимания.

– Скажите мне, что нужно делать.

Доктор Брюлатур в двух словах объяснил, какое питье следует давать мадам де Сентак.

После чего отвел Маринетту в уголок и тихо сказал: – Дитя мое, вы очень любите мадам де Сентак?

– Ах, еще бы! – ответила девушка, сопровождая свои слова выразительным жестом.

– В таком случае окружите ее своей заботой и вниманием.

– Я сделаю все, что смогу.

– Пока хватит сил, не отходите ни на шаг от ее постели. И запомните: когда сюда явится ее муж, не спускайте с него глаз, я подозреваю, что он причастен к той болезни, которая сегодня убивает эту несчастную даму.

– У меня на этот счет нет ни малейших сомнений, – прошептала Вандешах, и в ее изумительных глазах зажегся мрачный огонь.

– Что вы хотите этим сказать?

– Пока я не могу больше ничего объяснить.

– Даже мне, доктору?

– Даже вам. Потому что эта тайна принадлежит не мне одной.

– Ну хорошо. Вы поняли, о чем я вас просил?

– Да.

– Держите, это рецепт снадобья. Как им пользоваться, вы знаете. Теперь я вас покидаю. Приду вечером.

Доктор взял свою широкополую шляпу, по которой его можно было узнать издали, надел длиннополое пальто и ушел.

Через несколько минут монашка, сопровождавшая Маринетту, тоже ушла и девушка осталась одна. Поначалу Вандешах очень хотелось, чтобы мадам де Сентак ее узнала, она стала предпринимать для этого отчаянные усилия, но все ее потуги оказались напрасны. Тогда ее охватил неописуемый страх.

– Лишь бы только этот негодяй де Сентак, увидев меня здесь, не попытался организовать новое похищение… Ах! Нужно было обо всем рассказать настоятельнице или доктору.

К счастью, к Маринетте подоспела подмога, на которую она даже не рассчитывала. Ближе к трем часам приехала Филиппина, сестра мадам де Сентак.

Все были настолько ошеломлены мнимым несчастным случаем, что забыли сообщить о нем даже членам семьи де Блоссак.

Узнав от мужа Годфруа, в каком состоянии оказалась ее сестра, молодая женщина, не мешкая ни минуты, накинула на плечи манто, поцеловала детей и отправилась в особняк на площади Дофин. И обнаружила там Маринетту, которая в двух словах объяснила ей, как оказалась у постели больной.

– Очень хорошо, дитя мое, – сказала Филиппина. – Я очень рада, что вы питаете к моей сестре такую признательность. Мы с вами позаботимся о мадам де Сентак и будем ухаживать за ней до тех пор, пока она не поправится. И тогда Эрмине не придется ждать, когда с ней начнут нянчиться сиделки.

– Нам нужно будет договориться о том, когда у ее постели буду я, а когда вы, – сказала Маринетта.

– Да, дитя мое. Вот здесь, в туалетной комнате, мы поставим кровать и будем по очереди на ней отдыхать.

– Как пожелаете, мадам.

– Как она себя чувствует?

– Некоторое время назад успокоилась.

– Ах!

– Но доктор тревожится.

– Что он сказал?

– Ничего. За него говорило выражение лица. Когда я вошла, он был здесь, а мадам, ваша сестра, металась в бреду.

– Она спит?

– Не думаю.

– Значит, я могу поговорить с ней, поведать, что я здесь, что мы будем за ней ухаживать?

– Ах, мадам! В этом нет никакого смысла.

– Почему?

– Потому что она не в состоянии вас видеть и слышать.

– Бедная! Бедная моя сестра! Но как это произошло?

– Тс-с! – вполголоса произнесла Маринетта. – Доктор велел не оставлять ее наедине с мужем.

– В самом деле? Доктор Брюлатур так сказал?

– Да, мадам.

– Значит, у него есть подозрения?

– Я не знаю, – озадаченно ответила девушка.

Настаивать Филиппина не стала.

Она занялась приготовлениями, чтобы прожить какое-то время у сестры, и послала домой гонца предупредить, чтобы дома ее не ждали.

Несколько мгновений спустя проведать свояченицу приехал Годфруа. Его впустили в комнату больной, хотя доктор запретил кому-либо ее навещать.

– Где Сентак? – спросил он у горничной.

– Хозяина с утра никто не видел, – ответила девушка.

– Вот как! – промолвил Годфруа.