В тени луны. Том 2 - Кайе Мэри Маргарет - Страница 16

• Предыдущая
• 16/94
• Следующая

Алекс медленно проговорил:

— Люди здесь говорят, что число этого года составляет анаграмму: «Ангрези туббах шоод ба хур соорат» (Британцы должны быть уничтожены).

— Ах, чепуха! — сказал комиссар.

— Или соломинка на ветру? — подсказал Алекс.

— Чушь! Вздор! Вот что я скажу тебе, успокойся. Ты становишься каким-то ипохондриком. Найди-ка себе лучше женщину вместо этого — получишь куда больше пользы! Будешь завтра на утиной охоте? Хорошо, хорошо. День на открытом воздухе проветрит тебе мозги.

Алекс, который большую часть дня провел на открытом воздухе, больше имея дело с людьми, а не с бумагами, и который в последнее время половину своих ночей тоже проводил на открытом воздухе, никак не отозвался на это предложение. Он отказался от предложенной выпивки и пошел назад, к своему бунгало, сам удивляясь, что сможет убедить комиссара переменить свое мнение. Пожалуй, нет, подумал он и почувствовал стыд за свой рапорт в трех экземплярах, понимая, что написал это лишь для того, чтобы потом суметь документально оправдать себя. Но какую пользу ему или кому-то другому могло бы принести это оправдание? «Я это предсказывал», — это дешевая форма удовлетворения в лучшие времена, и он презирал себя за то, что поддался ей. Ему придется чаще бывать в деревнях и разговаривать со старостами и старейшинами и решать, что он в состоянии сделать, чтобы успокоить панику, которую могла вызвать эта передача чуппатти.

Несли ли эти вещи какое-то особенное сообщение или их целью было создать атмосферу тревоги и подозрений и таким способом подготовить плодородную почву для более глубокой ненависти и страхов? Пять… Имело ли это какое-то значение? Алекс знал индийский обычай передавать сообщения посредством разрозненных предметов — цветов, листьев, фруктов, браслетов; вещей, из которых каждая имела свое собственное значение на языке знаков и которые были обычными для любовных посланий. На этом языке каждый повторяющийся предмет указывал на время, если только к нему не была приложена щепотка шафрана или благовоний, в таком случае это указывало на место. Пять чуппатти… Пятый месяц? Это будет май, а Кишан Прасад говорил о «жаркой погоде».

Мимо него проехал открытый экипаж с капитаном и миссис Хоссак, их четырьмя детьми и нянькой. Миссис Хоссак была приятной женщиной несколько суетливого склада, а четверо детей, самый младший из которых, завернутый в бесчисленные пеленки, лежал на руках у кормилицы, были белощекими, длинноногими малышами, чья бледная хрупкость была постоянной причиной тревог для их матери. Двое старших детей, узнав Алекса, с восторгом замахали ему, когда экипаж проезжал мимо, и миссис Хоссак улыбнулась ему и кивнула головой.

«Слава Богу, что я не женат! — подумал Алекс с внезапной страстностью. — По крайней мере, мне не за кого бояться, — и тут же подумал: — Я должен заставить его отослать ее в горы. Ей придется поехать, если он ей прикажет. В конце концов, он ее муж».

Но думал он не о миссис Хоссак…

Утиная охота в Хазрат Баге была назначена примерно на восемь часов утра, чтобы гости имели возможность собраться и позавтракать на приготовленной площадке в полумиле от места охоты.

Раньше уходило несколько часов на то, чтобы добраться по неровной местности до озера, и никакая карета или телега не смогла бы преодолеть это путешествие. Но временная дорога, построенная устроителями охоты специально для гостей, оказалась очень хороша, и экипажи, выехавшие из Лунджора на рассвете, добрались до места встречи к самому завтраку.

К удивлению Винтер, многие из гостей оказались ей незнакомы, она узнала, что это офицеры из Сутрагуни — большого военного поселения за границами Лунджора.

Если считать напрямую, то Сутрагуни находился менее чем в тридцати милях от поселения в Лунджоре, но основная дорога уходила гораздо дальше на юг, и к этому расстоянию прибавлялись еще пятнадцать миль по боковой дороге. Существовали разнообразные пешие тропинки, плутавшие между деревнями, но так как никто не был в состоянии взять карету, британские жители Сутрагуни и Лунджора встречались редко. Сейчас благодаря тому, что временная дорога была продлена далеко за озеро, на охоте присутствовала, по меньшей мере, дюжина членов тамошнего гарнизона.

Здесь также можно было увидеть трех оживленных леди и четырех джентльменов европейского происхождения — членов так называемого «Итальянского оперного театра», совершающих турне по востоку; успех в Калькутте и Бомбее вдохновил их продолжить турне по другим городам. Но немногие театры имели все необходимое для постановки оперы, поэтому они выступали на частных приемах и, недавно появившись в Лакноу, теперь отправлялись в Дели. Среди них не было ни одного итальянца: один из них приехал из Гоа, другой был из французской общины в Пондишерри; ведущая леди (когда-то сопрано), томная чаровница с золотисто-каштановыми волосами, по имени Аврора Резина, была хороша собой, и две дамы постарше, хотя и слишком экстравагантные, тоже были привлекательны.

Они прибыли на охоту в самых невероятных одеяниях: кринолины были такой ширины, какой еще не видывали в Лунджоре, широкополые шляпы были украшены несметным количеством лент, помпонов и цветов, а свои лица они защищали от солнца зонтами с оборками, которыми непременно распугали бы всех диких птиц.

Комиссар, познакомившись с ними на небольшой вечеринке, устроенной полковником Маулсеном предыдущим вечером, поддался пышному очарованию примадонны, но даже его склонность к ней не могла повлиять на его убеждение, что ее бы лучше держать вне поля зрения уток. Оперный театр был одиннадцатичасовым дополнением к охоте, и хотя двое джентльменов остались под тентами с дамами, двое других попросили ружья и выразили желание «выстрелить разок-другой».

— Ради Бога, — взмолился капитан Гэрроуби из 93-го полка, с мрачным предчувствием глядя, как один из них держит свое ружье, — поставьте их куда-нибудь, где от них не будет вреда. Этот малый взорвет дамбу, или быть мне голландцем!

Другой джентльмен, по афише мистер Хуан-Девант, который не скрывал своего франко-венгерского происхождения и был родом из Пондишерри, держал свое ружье с большей уверенностью и так ловко, что пробудил у Алекса внезапный интерес и заставил приглядеться. «Обученный казаками», — подумал Алекс и неслышно шепнул Ниязу, занятому разговором с одним из крестьян, пришедшим сюда еще ночью, чтобы подбирать подстреленных уток.

— Муллу присмотрит за ним, — шепнул Нияз, присоединяясь к Алексу и занимая назначенные места на поросшей травой дамбе в тени деревьев, росших по берегам.

Озеро казалось совсем не таким, как представляла себе Винтер. Она рисовала себе водную гладь в милю длиной, окаймленную тростником, но узкие дамбы разрезали неглубокую воду на многочисленные квадраты и треугольники. Деревья и высокая трава густо заполонили границы дамб, по краям которых рос тростник и красноватая трава, охотники со слугами заняли свои позиции с промежутками в пятьдесят-сто ярдов.

Винтер уселась на камне, прислонившись спиной к стволу дерева в нескольких ярдах от того места, где находился ее муж, и сняла шляпу с широкими полями, чтобы позволить ветерку обдувать ее волосы. Тысячи водяных птиц постоянно то взлетали, то садились на воду, сплошь покрывая ее, и шум от их крыльев и неумолчного гвалта казался успокоительной и монотонной музыкой. На ветвях деревьев ворковали голуби, прохладный ветер что-то тихо шептал тростникам и листьям, шелестя сухой травой и принося с собой сладкий запах цветочной пыльцы. Яркое утреннее солнце разрисовывало берега причудливыми узорами из света и теней, и небо уже больше не казалось нависшим над землей, как это часто бывало в самые жаркие часы дня, оно было безоблачным и таким же полным мира и спокойствия, как и безмятежные воды, отражавшие его.

Маленькая индийская белка с полосатой спинкой проскочила в футе от ноги Винтер и встала на задних лапках, ее миниатюрные передние лапки и светлый мягкий мех крохотного тельца белым пятном выделялись на фоне тени, отбрасываемой деревьями. Белка посмотрела на нее блестящими любопытными глазками, и так как она не пошевелилась, а ее амазонка приятного и скромного серого цвета не слишком выделялась на фоне пыльной земли и грубой серой коры дерева, то она снова опустилась на четыре лапы и продолжила искать свой корм. Неподалеку приземлился удод и гордо прошествовал по дамбе, его хохолок поднимался и падал; среди тростников прошелестели крылья, это чирок перелетел на другую сторону водоема.

• Предыдущая
• 16/94
• Следующая