Выбери любимый жанр

Полет Жирафа - Кривин Феликс Давидович - Страница 21

Изменить размер шрифта:
21

Позвал майор капитана. Капитан красивый, статный. От одного его вида любая женщина оживёт. А уж от поцелуя — какие могут быть разговоры.

Поцеловал капитан. Он так много женщин перецеловал, что уже не отличал живых от мёртвых. Крепко поцеловал, а покойница ноль внимания. Будто её не целуют, а в гроб заколачивают.

Конечно, это обидело капитана. Такого с ним ещё ни одна женщина себе не позволяла. Если ты полковница, думает, так тебе всё можно?

Позвал лейтенанта. От собственной жены оторвал.

К лейтенанту жена приехала, они между собой то-сё, в том числе и целуются, а почему бы нет в свободное время? И тут приказ: целовать жену полковника, жена, конечно, в слёзы. И не потому, что полковница умерла, а совсем по другой, личной причине.

Лейтенант, чтоб только поскорей отделаться, отбарабанил несколько поцелуев — и скорей к жене. Даже не оглянулся на полковницу, хотя раньше, не при живой жене говоря… Лейтенант есть лейтенант, ему лишь бы женщина была живая.

Позвали сержанта. Тот чуть сам не умер от радости, что ему доверили такое дело. Жену товарища полковника целовать. Щёлкнул каблуками, но приложиться не осмелился. Ещё раз щёлкнул каблуками, но этого оказалось мало, не оживает полковница, ну кто для неё сержант. Хоть режь её, хоть убей — не оживает.

Позвали солдата. Прибежал солдат. От усердия даже не заметил, что женщина мёртвая. Он вообще женщин давно не видел, забыл, как ихнего брата целовать, так вцепился в полковницу — не оторвешь. Какая женщина выдержит такое?

Ну, жена полковника не выдержала, ожила. А он, подлец, продолжает целовать. Живую! И она его не отпускает, вот что главное. Будто хочет с собой в могилу утянуть.

Еле-еле оторвали солдата. Повесили на грудь медаль. Майор уже губы нацелил на живую, ну и остальной офицерский и сержантский состав выстроился в очередь.

Полковник счастлив. Вот оно, братство воинское! Если дружно взяться, всем полком, всей дивизией, перед нами ни одна женщина не улежит.

Правда об Оловянном солдатике

Это сказка, что Оловянному солдатику на вторую ногу олова не хватило. В нём вообще не было ничего оловянного, кроме добродушного оловянного взгляда. Но при всём своём добродушии он умел за себя постоять. Другие бегали, суетились, а он твёрдо стоял на ноге, пока не достоялся до генерала.

Генерал у всех на виду, на него все обращают внимание. И тут некоторые стали замечать: чего-то генералу не хватает. То ли ему выправки не хватает, то ли мужественности. Присмотрелись — да ему же ноги не хватает! Уж не на фронте ли потерял?

Оказалось, не на фронте. Просто такая служба солдатская: приказ получен, и одна нога здесь, другая там. Так у него и вышло: одна здесь, а другая где? Вот к чему приводит буквальное исполнение приказов.

Но что дозволено солдатику, не дозволено генералу. Генерал должен двумя ногами стоять на земле, — если он, конечно, не сидит на лошади.

Попробовали пришить ему ногу, да никак не могли подобрать подходящую: то по длине, то по размеру обуви не подходит. Главный хирург очень сердился. Я, говорит, шью уже двадцать лет, бывало так, что ниток не хватало, иголок не хватало, но чтоб не было пришиваемого материала, — такое со мной случается в первый раз.

Это он так ногу обозвал генеральскую — пришиваемым материалом. Хорошо, что генерал был под наркозом, а то бы этот хирург из операционной ни одной ноги не унёс. А так, воспользовавшись тем, что начальство под наркозом, хирург заявил:

— Всё! Я умываю руки. Пусть этим терапевты занимаются.

И что вы думаете? Умыл. Чужие ноги дядя будет пришивать, а о своих руках вон какая забота.

Главный терапевт говорит: возможно, это от недостатка питания. Одна нога просто не выросла. Надо, говорит, побольше кушать. Но не переедать. Очень много кушать. Но не переедать. Возможно, нога отрастёт от питания.

Стал генерал выполнять предписание терапевта. Ел как не в себя, ему даже дополнительный стол поставили. Потом ещё один стол. А четвёртый поставили и убрали — чтоб не получилось переедания.

Но нога не отрастает. Всё отрастает: живот, щёки, подбородки один за другим, и даже единственная нога отрастает, — правда, не в длину, а в ширину, — и только недостающая нога — не отрастает.

Терапевт говорит: это оттого, что вы переедаете. Я же говорил: надо есть много, как можно больше, но не переедать.

Посоветовал обратиться, к невропатологу. Возможно, нога не отрастает на нервной почве.

Словом, умыл руки. Хотя чего их мыть? Ничего не делал, а руки грязные?

Пришел невропатолог, постучал по колену. А где, спрашивает, второе колено? Мне, говорит, надо постучать.

Ему объяснили: второго колена нет. Всей ноги нет, откуда ж тебе колено возьмётся.

Упёрся невропатолог, ничего не хочет знать. Он иначе не может, он непременно должен постучать по второму колену, это у них такая методика.

И, как у них водится, умыл руки.

Потом приходило много других врачей: урологи, кардиологи, стоматологи. Даже гинеколог пришёл, но этот просто из уважения к начальству. В кране уже вода кончилась, а они всё, идут и идут. Каждый с полным ведром, раз такое дело.

А когда все хорошо умыли руки, положили генерала под капельницу. Лежит он под капельницей, и никто о нём не вспоминает. Генерал под капельницей — не такое большое начальство.

А когда случайно вспомнили — зачем-то им капельница понадобилась — смотрят: исчез больной. Лежит под капельницей генеральский мундир, а сам солдатик, в чём был, вернулся обратно в сказку.

Сказка о князе Гвидоне Салтановиче

Жизнь идёт тяжёлым шагом прямо, криво и зигзагом,
чтобы тяжестью своей не всегда давить людей.
Только к острову Гвидона жизнь не слишком благосклонна:
плачет мать, грустит жена, не отходят от окна.
Как уплыл по океану князь Гвидон — и в воду канул.
Сколько лет прождали зря — нет ни князя, ни царя.
Гонит юная супруга мысли чёрные про друга:
может, болен? Может, пьян? Может быть, Гвидон Жуан?
А мамашу мучат мысли, что Гвидон не знает жизни:
он добряк, он доброхот, он такой, Гвидон, Кихот!
Белка, старая пройдоха, между тем живёт неплохо,
но орешки не грызёт, а на рынок их везёт.
Там дают за них скорлупки — и не нужно портить зубки.
С рынка белка на базар, закупает там товар
и опять спешит на рынок, волоча вагон корзинок.
Словом, вертится, как все, в нашем общем колесе.
А ребята Черномора не выходят из дозора:
что увидят, то упрут — вот и весь дозорный труд.
И тоскует производство, и клянет своё сиротство:
на десятки верст вокруг не найдешь рабочих рук.
Если молвить без обмана, руки все в чужих карманах,
где куют и стар и мал оборотный капитал.
А Гвидонова супруга от тоски и перепуга
так худа и так бледна, словно в лебедя она
начинает возвращаться… Только б с мужем попрощаться.
Где он, милый? Где же он? Нет, не едет князь Гвидон.
А давно ли было дело, что во лбу звезда горела
и под пышною косой плавал месяц золотой?
И звезда, и месяц в скупке за проклятые скорлупки.
Тридцать три богатыря не теряли время зря,
поработали на суше, потрясли людские души
и нырнули в моря гладь капиталы отмывать.
Ветер по морю гуляет и кораблик подгоняет,
на кораблике купцы приготовили концы.
И на острове Гвидона их встречают благосклонно:
пушки с пристани палят, но не точно, не впопад,
все тяжёлые снаряды с кораблём ложатся рядом,
не в гостей, а в честь гостей в ожиданье новостей.
И рассказывают гости, перемыв знакомым кости:
в мире есть страна одна, издалёка не видна
и вблизи, пожалуй, тоже, разве только в день погожий,
но хватает места всем, кто приехал насовсем.
А вокруг другие страны, так обширны, так пространны,
их объехать — тяжкий труд. Но народ живёт и тут,
мужики, а также бабы, называются арабы,
ходят в шёлковых штанах, да поможет им Аллах.
И у них посередине, между небом и пустыней,
между сушей и водой государство Божежмой.
Много званых и незваных в той земле обетованной,
среди прочих там, пардон, поселился князь Гвидон.
Рассказав такие вести, поклонившись честь по чести,
корабельщики-купцы дружно отдали концы.
А ребята Черномора для большого разговора
тот же час легли на дно с Черномором заодно
и пустились строить планы о земле обетованной.
Хороша она, земля, особливо издаля.
Волны катятся на берег из Европ и из Америк
Да, пустил он здесь росток, этот ближний всем восток.
Даже гордые арабы к этим землям сердцем слабы,
так и смотрят — глядь-поглядь, где бы тут обетовать.
Эта жуткая картина в сказке только середина.
Но зачем смущать сердца? Обойдемся без конца.
21
Перейти на страницу:
Мир литературы
Наши партнеры