Дневник жертвы - Кендал Клэр - Страница 48

Взгляд Роберта снова стал бесстрастным. Признак профессионала – полный контроль над лицом. Иначе нельзя, если каждый день оказываешься в чрезвычайной ситуации и видишь смерть и страдания. Годы тренировки приучают к физической и эмоциональной дисциплине; он наверняка умел использовать этот навык не только в работе. А может ли он так же осознанно выходить из своего отрешенного состояния?

Она попыталась придумать, что может заставить его потерять самоконтроль. Перед глазами возникла картина Уотерхауса «Безжалостная красавица». Одурманенный рыцарь, опустивший копье и склонившийся над прекрасной женщиной. В шлеме и доспехах он кажется сильным и решительным, несмотря на полусогнутые колени и свою неустойчивую позу. «Вот как выглядит Роберт в пожарной форме», – подумала она.

– Я не говорила вам, что забросила диссертацию? – Она закусила губу, сама удивляясь, что стала ему об этом рассказывать. – Мотивы английской поэзии романтизма в творчестве прерафаэлитов. Генри считал ее полной чушью. Наверно, он прав, но я их все равно ужасно люблю.

– Вы не похожи на тех, кто бросает начатое.

Она не стала его утомлять рассказом о том, как на втором году аспирантуры отцу сделали коронарное шунтирование и что после того, как они с матерью столько времени его выхаживали, собственная работа показалась ей бессмысленной. Но Кларисса твердо знала: это пребывание отца на грани жизни и смерти лишь укрепило неизбежный вывод: бесплодные абстракции и размышления о чужих идеях и словах – это не ее. От конференций и научных журналов у нее разбаливалась голова. К тому же куда приятнее разглядывать картины и читать стихи, чем пытаться о них теоретически рассуждать. А еще хотелось работать руками, делать живые вещи.

– Знаете, ведь они, кроме всего прочего, придумали изумительные платья и ткани. И я все время пыталась их воссоздать – вместо того, чтобы кропать диссертацию.

– Воображаю, какое это было искушение!

Она рассмеялась. Он, поморщившись, отхлебнул кофе.

– Лучше бы вы писали диссертацию по текстилю. Есть такая специальность?

– Скорее всего. Думаю, тогда можно было защититься вообще на любую тему.

– Например, история пожарной машины?

– Наверняка. Хотя шутки тут неуместны – это на самом деле очень серьезная тема.

Дверь отворилась. Энни в сопровождении парня с фиолетовыми волосами и такими же наушниками направилась прямо к ним. Казалось, она ведет его рядом с собой в наручниках.

– Не вздумай на ней жениться! – говорила она. – Ты для этого еще слишком молод. В сорок лет найдешь себе помоложе и бросишь ее на произвол судьбы – с тремя детьми и толстой задницей.

Парень выглядел испуганным. Он с мольбой взглянул на Роберта, но тот уже поднялся и закинул на плечо рюкзак.

– Я в камеру хранения, – сказал он и вышел из комнаты.

Кларисса вдруг осознала, что с момента своего первого разговора с Робертом ни разу не смотрела в его ослепительно-голубые глаза. Она позволяла себе лишь скользнуть по ним взглядом и никогда не осмеливалась на большее. Если поэты и художники эпохи романтизма и научили ее чему-то – так это тому, как может быть опасен настоящий, открытый и пристальный взгляд.

Мистер Морден выглядел каким-то напряженным, и Кларисса вскоре поняла причину его беспокойства.

– Сегодня суд ознакомится с протоколами допросов мистера Спаркла, – начал он, но адвокат Спаркла тут же прервал его и гневно заявил протест; и присяжных отпустили домой до следующего дня.

4 марта, среда, 18:20

Я его не заметила. Я была занята серьезным делом: снимала шапку и запихивала ее в сумку. Вот почему я наступила на коричневый конверт и оставила на нем грязное пятно. Мне показалось, будто что-то прилипло к сапогу, – и только поэтому я посмотрела себе под ноги.

Наклоняюсь и подбираю его. Мисс Нортон, наверно, спала, когда его просунули в щель для почты. На конверте напечатано мое полное имя. Оно не вызывает во мне никаких неприятных эмоций, хотя вообще-то я ненавижу, когда его произносишь ты. Но я еще не поняла, что это ты. До меня дойдет через несколько секунд. На конверте нет ни адреса, ни штемпеля. Твой стиль; но меня это тоже не настораживает. Я очень хотела разучиться замечать подобные знаки. И у меня получилось. Слишком легко. Слишком быстро.

Рассеянно направляюсь к лестнице, с удовольствием вспоминая нашу с Робертом прогулку. По дороге машинально вскрываю конверт и смотрю, что там внутри. Вижу твой почерк. Поднимаю руку и ошеломленно тру ладонью голову. Волосы шипят и потрескивают; кажется, я даже вижу голубые искры. Когда я убираю руку, они тянутся за ней, словно намагниченные.

Я наивно уговорила себя поверить, будто предупреждение детектива Хьюза сработает и ты оставишь меня в покое. Прислонившись к стене, начинаю читать. Тяжелая сумка оттягивает мне плечо.

«Ты большой специалист по “Синей Бороде”, Кларисса. Хотелось бы узнать твое мнение насчет еще одной сказки.

Уверен, ты помнишь, что придумал король в “Трех змеиных листочках”, чтобы наказать свою бесстыжую жену. Ее вместе с любовником посадили “в дырявый челнок и пустили в море, где они и утонули в волнах”. Как ты думаешь, король поступил глупо, подарив ей эти последние мгновения наедине с любовником? Может, ему следовало провести их вместе с ней?»

Рухнувшая надежда. Надежда, которая только вчера зародилась во мне благодаря детективу Хьюзу. Я вспоминаю, как ложилась спать, убеждая себя, что тест на беременность окажется положительным, а на следующий день звонок из клиники разрушал мою надежду; или я просто находила кровь на нижнем белье – еще до того, как из лаборатории присылали результаты анализов.

Нашариваю в сумке телефон и визитку детектива Хьюза. С трудом выдавливаю из себя несколько слов, но он все понимает и говорит, что сейчас ко мне приедет; мое дело относится к категории особо важных, и мне не нужно ехать в участок самой.

Медленно поднимаюсь по лестнице, пытаясь успокоить себя размеренными, четкими движениями. Захожу в квартиру и иду готовить чай. Я хочу согреться и избавиться от отвратительного привкуса во рту. А заодно и от этих отвратительных слов в голове.

Особо важное дело… сомнительная привилегия. Как ВИП-зал наоборот или прием в ад вне очереди.

Особо важное дело… Повторяю это снова и снова, словно резко впала в какой-то маниакальный психоз. Особо важное дело. Особо важное дело. Особо важное дело. В голове как будто заело пластинку. Почему эти слова никак не оставят меня в покое?

Я не знала, что это про меня; не знала, пока детектив Хьюз не сказал. Я отказывалась думать, что это имеет ко мне отношение. Отказывалась верить, что ты превратил меня именно в это. В особо важное дело.

«Последние мгновения».

«Провести их вместе с ней».

Я впервые начинаю видеть все это со стороны. Я вдруг понимаю, что даже полиция относится к этому очень серьезно. Даже полиция, которая ежедневно имеет дело с самыми жуткими личностями, считает тебя опасным. Особо важное дело.

5 марта, четверг, 9:30

Я в комнате присяжных. Сижу в сторонке, стараясь не привлекать внимания: сейчас меня не должен видеть даже Роберт. Я представляю, что в этот момент происходит с тобой. Детектив Хьюз мне все подробно объяснил.

В твою дверь постучат полицейские. Они арестуют тебя и скажут, что ты имеешь право хранить молчание, а потом отвезут на допрос. Возможно, ты не будешь отвечать на их вопросы. В противном случае ты, скорее всего, обвинишь во всем меня. Скажешь, что мы встречаемся. И что я не говорила тебе о том, что твои знаки внимания мне неприятны. Ты даже можешь обвинить в преследовании меня.

Интересно, покажут ли они тебе фотографии? А если покажут – что ты почувствуешь? Ликование? Пытаюсь убедить себя, что тебе не доставят такого удовольствия – похвастаться ими. Или что ты хотя бы не сможешь ничего объяснить и из-за своего уродливого собственнического чувства не захочешь долго смотреть на эти снимки при посторонних – если им все-таки придется их тебе показать. В любом случае, как бы ты ни отреагировал, это никоим образом не уменьшит вес остальных доказательств.