Увязнуть в паутине (ЛП) - Марченко Владимир Борисович - Страница 50

• Предыдущая
• 50/73
• Следующая

Рудский тихонько засмеялся и отрицательно покачал головой.

— Боже дорогой, пан даже не знает, насколько пан ошибается.

— С удовольствием узнаю.

— Я у же все вам сказал.

— Понятно. Вы не знали Камиля Сосновского?

— Простите, как вы сказали? — Рудский очень старался выглядеть словно человек, не расслышавший вопроса, только Шацкий слишком многих допрашивал, чтобы не заметить, когда кто желает потянуть время. Старая и примитивная штучка, дающая на несколько секунд больше на принятие решения: то ли говорить правду, то ли выдумать ложь.

— Камиль Сосновский, — молниеносно повторил прокурор.

— Нет, мне жаль. В первый момент мне послышалось: Косовский. Был у меня когда-то такой пациент.

Черта с два, — подумал Шацкий. Желаешь затереть нехорошее впечатление, врунишка.

— Косовский? Интересно. Избавлялся от депрессии после того, как провел целый сезон на скамье запасных в Кайзерслаутерне?[103]

— Прошу прощения, но я не понимаю.

— Это я прошу прощения, на шутку потянуло, — глянул Шацкий на часы. Уже опоздал. — У меня имеется еще одна просьба: мне хотелось бы прослушать кассеты записей сессий индивидуальной терапии Хенрика Теляка. Не могли бы вы их привезти завтра перед обедом?

— Но ведь я, кажется, уже упоминал, что терапия не записывалась.

— Тогда я еще не знал, что пан лжет. Вы дадите мне эти кассеты, или мне следует позвонить в полицию, чтобы мы отправились вместе ради обыска вашей квартиры?

— Пожалуйста. Можете даже срывать паркет. Если обнаружите хотя бы одну-единственную кассету с записью терапии Теляка, я отдам пану весь свой годовой доход.

— К сожалению, я не имею права взять от вас даже монету в десять грошей. Закон о прокуратуре.

Даже если эта информация Рудницкого и опечалила, по себе он этого никак не дал понять.

— В таком случае, прошу ответить мне на один вопрос. И указываю, что данный допрос протоколируется, а вы обязаны говорить правду. В противном случае, в последующем вы можете быть обвинены в даче лживых показаний.

— Вы уже предупреждали меня об этом.

— Знаю, но я заметил, что иногда вы плохо слышите то, о чем я говорю. Рассказывал ли Хенрик Теляк пану что-нибудь о любви давних лет, периода учебы, а может, о любовнице того периода, когда он был уже женат? О ком-то крайне важном, кто, возможно — хотя это и не обязательно — трагически погиб? Ил же о ком-то, с кем Теляк расстался в трагических обстоятельствах?

Сидящий с другой стороны стола мужчина снял очки, протер их замшей, извлеченной из кармана пиджака, и тшательно водрузил их на нос. Шацкий подумал, что в последнее время допрашивает одних очкариков. Ярчик с Квяткрвской тоже отличались изъяном по зрению.

— Нет, никогда он о подобной женщине не упоминал, — сказал психотерапевт, глядя Шацкому прямо в глаза, а прокурора это крайне удивило, так как взгляд свидетеля был переполнен печалью. — И я вообще не верю, чтобы такая женщина вообще существовала. Хенрик Теляк любил только лишь свою Ядзю и никого больше. Даже дочь он не любил так, как жену. Он любил ее так, что, вероятно, ни пан, ни, тем более, я, никогда не познаем подобной любви. И, возможно, мы обязаны поблагодарить за это Господа.

Было десять минут пятого. Прокурор Теодор Шацкий быстро маршировал по улице Журавей, по затененному деревьями тротуару, по той стороне, на которой располагалось геодезическое управление. В аркадах здания по другой стороне люди сидели за столиками рестораций, появившихся за последние годы. Одна из них, итальянская Compagnia del Sole, могла бы стать его наиболее любимой, если бы он мог позволить бывать здесь чаще одного раза в год. Он столь редко ел в городе, что было бы сложно говорить о каком-то любимом заведении, не считая кебабной на Вильчей. Зато он знал все окрестные турецкие предприятия фаст-фуда, и вот тут мог считать себя экспертом. Бар «Эмиль» по его мнению, был самой лучшей забегаловкой, где подают кебаб, во всем Центре. Только он сомневался, чтобы эта информация была способна произвести впечатление на ком-либо из поедающих ленч ценой в сорок злотых.

Шацкий притормозил, не хотелось прибыть в «Шпильку» запыхавшимся. он уже перешел на другую сторону улицы, рядом с этнографическим факультетом Варшавского университета, когда позвонил Кузнецов.

— Только быстро, я спешу на встречу.

— А твоя жена об этой конференции знает?

Шацкий подумал: до тех пор, пока Кузнецов работает в столичной полиции, сам он никогда не отважится совершить преступление.

— Я честное слово спешу.

— Сыну Теляка и его мамаше нечего беспокоиться о стоимости операции за границей. Наша вдова унаследует около миллиона наличными, плюс полмиллиона по страховому полису. Ты там еще стоишь?

— Нет, свернулся в клубочек на тротуаре. Так, мужик был начальников в процветающей фирме, в течение многих лет чего-то там откладывал, кто-то за него средства с толком вкладывал. Все сходится. Что же касается страховки, то раз уж такой нищий как я застрахован на сто тысяч, так что тогда говорить о нем. Предположим, он выплачивал ежемесячно по пятьсот злотых страховых взносов. Думаешь, по этой причине больше ничего не мог себе позволить. Успокойся! Что еще?

— В архивах нет никакого следа от Камиля Сосновского и его убийства, за исключением того, что имеется заметка в книге заявок и в книге актов. Сами материалы испарились.

— Может твой дружок просто не умеет искать?

— Мой дружок работает там уже семь лет, не было еще такого дела, которого бы он не разыскал за полчаса.

— Что это может означать?

— Ничего. Вполне возможно, что кто-то взял их «на минутку», настолько ненадолго, что этого даже не было отмечено, а потом этот кто-то о них забыл, материалы дела валяются в каком-то забытом шкафу во дворце Мостовских. Бывает. Но если у тебя сегодня свободный вечерок, можешь встретиться с милиционером, который занимался этим делом; вы соседи.

— И где он проживает?

— На Молота.

— Ладно, вышли мне координаты эсэмэской, может, и заскочу к нему. А если не смогу, иди ты завтра или пошли кого-нибудь от вас. Я ведь и в самом деле не обязан заниматься подобными вещами. Извини, Олег, мне нужно заканчивать. Я звякну.

— Передавай ей привет и от меня.

— Передавай привет моей заднице.

Двадцать минут пятого. Шацкий уже заходил в кафе, представляя себе кислую мину готовящейся уходить Моники, как телефон зазвонил снова. На сей раз Котенок. Шацкий вздохнул, нажал на кнопку с зеленой трубкой и отсупил в сторону Братской.

— Ты где?

— На улице, — буркнул он в ответ, — перекусывал, сейчас возвращаюсь на работу.

— Прелестное предложение: одна треть правды, одна треть полуправды — он выскакивал ранее что-то перекусить — и треть наглой лжи. Вот где было бы развернуться аксиологу.[104]

— Умоляю, забери Хельку из детского сада. Мне нужно задержаться, у нас собрание, завтра очень важный процесс, речь идет о миллионах и миллионах. Если выйду, то могу уже и не возвращаться.

Шацкий опустил мобилку, прикрыл ее ладонью и громко выругался. Проходящая мимо приятная такая, обильная блондинка, толкающая перед собой коляску с близнецами, глянула на него с сожалением.

— А твоя мама?

— Я им звонила, утром они уехали в Вышков, к знакомым, и до сих пор там торчат. Прошу тебя, Тео, только не говори, что именно сейчас тебя ждет допрос серийного убийцы.

— Ладно уже, ладно, до какого времени ее нужно забрать?

— Детский сад работает до половины шестого, но прошу тебя, попытайся…

— Я попытаюсь, — перебил Шацкий жену. — Ни о чем не беспокойся. Пора закачивать. Чмоки-чмоки.

— Пока, спасибо.

Двадцать пять минут пятого. Шацкий в панике вбежал в «Шпильку», забывая о том, что необходимо держать марку. Внизу ее не было. Глянул на антресоли — тоже нет. Ушла. И прекрасно. Вот и все, если речь идет о его флиртах с молодыми, привлекательными женщинами. Нужно найти себе замужнюю тетку лет сорока пяти, которой ее старик уже осточертел, и которая ничего особого от жизни уже не ожидает; он будет заскакивать к ней, когда ее супруг уже отправится в свою контору с кондиционером, а дети уже отправились в школу. Услуга за услугу. Но, по крайней мере, Хелька не будет последним ребенком, которого забрали из детского сада. Он прекрасно знал, как оно бывает. Сидишь на полу, перебираешь игрушки, подскакиваешь всякий раз, когда открывается входная дверь. Взбешенная воспиталка читает газету за столом читает газету, ежеминутно поглядывая на часы. Ну, и когда придет этот отец, когда же? Да, сегодня наш папа не молодец!..

• Предыдущая
• 50/73
• Следующая