Увязнуть в паутине (ЛП) - Марченко Владимир Борисович - Страница 5

• Предыдущая
• 5/73
• Следующая

«Нет, как можно так себя запускать?» — думал он, презрительно глядя на едва-едва передвигающих ноги людей. В их возрасте он мог утром бегом преодолеть трассу их туристического убежища на Конддратовой на Копу и назад, через Пекло, только лишь затем, чтобы разогреться и заслужить завтрак. Да, вот то было времечко. Все было четким, у всего имелся смысл, все было легко.

Он протянул загорелые и все еще мускулистые, покрытые седыми волосками икры к солнцу и включил мобильный, собираясь отослать SMS жене, которая ждала его в пансионате неподалеку от Стражиской. Только-только телефон вошел в зону приема, раздался звонок. Мужчина выругался и нажал на «прием».

— Да?

— Добрый день, это Игорь говорит. У меня для вас неприятное сообщение.

— Да?

— Генрик умер.

— Как это случилось?

— Боюсь, это был несчастный случай.

Мужчина не размышлял ни мгновения что ответить.

— Действительно, известие печальное. Постараюсь вернуться завтра, но некролог следует заказать пораньше. Понятно?

— Естественно.

Пожилой мужчина отключил телефон. Желание написать жене прошло. Он допил кофе, забросил рюкзак за спину и направился в сторону перевала под копой. Можно еще будет выпить пива на Калятквках[19] и поразмыслить, как так сказать ей, что им необходимо возвращаться в Варшаву. Вот почти что сорок лет вместе, но подобного рода разговоры для него были мукой.

Прокурор Теодор Шацкий запустил мощный, трехлитровый двигатель V6 ситроена с некоторым трудом — газовая установка вновь бастовала — подождал, пока гидравлическая система поднимет его дракона с земли, и направился в сторону Вислострады с намерением переехать на другую сторону Вислы по Лазенковскому мосту. В последний момент он передумал, свернул в сторону Вилянува и остановил машину на автобусной остановке возле Гагарина, включив аварийные огни.

Давно, десять лет назад, то есть, и вправду столетия назад, они жили здесь с Вероникой, когда Хели еще не было на свете. Однокомнатная квартира на третьем этаже, оба окна выходили на Вислостраду. Ужас! Днем один болшегрузник за другим, после заката — ночные автобусы и «малюхи»,[20] дающие копоти со скоростью сто десять в час. Он научился различать марки автомобилей по звуку двигателей. На мебели собирался слой жирной, черной пыли, окно делалось крязным уже через полчаса после того, как его помыли. Хуже всего было летом. Приходилось открывать окна, чтобы не задохнуться, но тогда невозможно было ни разговаривать, ни смотреть телевизор. Другое дело, что тогда они чаще занимались любовью, чем смотрели новости. А сейчас? Шацкий не был уверен, отрабатывают ли они среднее значение по стране, которое когда-то их так веселило. Это как? Что, и вправду есть люди, которые занимаются этим раз в неделю? Ха-ха-ха!

Шацкий весело фыркнул и немного опустил стекло. А дождь припустился, капли попадали вовнутрь, оставляя темные следы на обивке. В их окнах крутилась низенькая блондиночка в блузке на бретельках, волосы падали на плечи.

А вот интересно, как бы оно было, подумал Шацкий, если бы сейчас я припарковался на дворе и вошел в квартиру на третьем этаже, а там меня ожидала бы эта девушка. Если бы у него была совершенно другая жизнь, другие диски с музыкой, другие книги на полках, если бы чувствовал совершенно другой запах лежащего рядом тела. Мы могли бы пойти прогуляться в Лазенки,[21] я бы рассказал ей, почему сегодня мне нужно было сегодня идти на работу — допустим — в архитектурной мастерской, она бы сказала, что я храбрец, и что купит мне мороженое возле театра «На Острове». Все было бы по-другому.

Как это подло, размышлял Шацкий, что у нас всего одна жизнь, и она так быстро нам надоедает.

Одно лишь точно, подумал он еще, поворачивая ключ зажигания. Мне нужна перемена. Перемена, как черт подери!

понедельник, 6 июня 2005 года

Отец Хеймо[22] пересылает из Рима специальное заявление; он долго и запутанно поясняет, что не сотрудничал со Службой Безопасности. В том же Риме Бенедикт XVI вновь выражает неприятие Церковью гомосексуальных супружеств, абортов и генетической инженерии. Верный Церкви кандидат в президенты Лех Качинский запрещает Парады Равенства и подчеркивает, что упорство «некоторых сред» со всей очевидностью связано с выборами. Бывший президент, Лех Валенса, приглашает нынешнего президента с супругой на свои именины. В Варшаве Йоанна Райковская[23] монтирует свежие листья на пальме на Иерусалимских Аллеях; в ДОПРе на Раковецкой первый концерт дает образовавшаяся там рок-группа; а совсем рядом, на Шпацеровой, восьмидесятишестилетняя женщина не может целые сутки покинуть ванну. Вечером состоятся матчи полуфинала Кубка Польши: «Легия» играет у себя с Шроцлином, а «Висла» — с «Заглебем Любин». Максимальная температура воздуха в столице — 18 градусов, небольшой дождь, пасмурно.

Шацкий отвел дочку в детский сад, завез Веронику на Медовую, в мэрию, и ровно в девять уже сидел в «Браме» на Кручей, ожидая Олега. Он был голоден, но тратить чуть ли не два десятка злотых на завтрак было жалко. С другой стороны, подумал он, это же только начало месяца, деньги на счету имеются. Не зря что ли столько лет он мучился в институте, на юридической практике и в асессуре,[24] чтобы теперь не позволить себе позавтракать. И он заказал омлет с сыром и помидорами.

Официантка как раз ставила перед ним заказанное блюдо, когда появился Кузнецов.

— Во-во, — сказал он, садясь с другой стороны стола. — А принес баночку своей конторской растворячки, чтобы пани тебе кофейку сделала?

Шацкий не прокомментировал, лишь красноречиво поглядел на полицейского. Кузнецов заказал черный кофе и вынул из папки пачку листков.

— Держи… здесь служебный рапорт, протоколы осмотра места происшествия и допроса свидетелей. Так, протоколы обысков ты еще должен мне подтвердить. Я послушался твоего совета и приболтал одну такую ядреную практиканточку для помощи. Погляди, какие замечательные, кругленькие буквочки. Девочка пишет почти так же волшебно, как и выглядит.

— Что-то не видел я красивый женщин-полицейских, — брюзгливо заметил Шацкий.

— Может, тебе не по вкусу мундиры. Лично я всегда представляю их в самой фуражке и кителе на голое тело, с застегнутыми всего лишь двумя пуговицами…

— Ты лучше расскажи, как пошло вчера.

Кузнецов поправил расположение своего угловатого тела на неудобном стульчике и сложил руки, словно собираясь молиться.

— Я практически уверен, — начал он говорить серьезно и благоговейно, — что убил камердинер.

Шацкий уложил столовые приборы на краю тарелки и тяжело вздохнул. Контакты с полицейскими иногда напоминали ему работу преподавателя, в классе которого все ученики страдают СДВГ.[25] Нужно было обладать огромным терпением и самоконтролем.

— Ну а какая-нибудь соль из всего этого будет? — холодно спросил он.

Кузнецов недоверчиво покачал головой.

— Ужасный ты чинуша, Теодор. Сам почитаешь, что они конкретно сказали. Никто никого не знает, никто ничего не знает, никто ничего не видел. Всем ужасно неприятно, все ужасно потрясены. Покойника узнали неделю назад, только Рудский, психотерапевт, знал его дольше, где-то с год. Все отметили, что покойный был печальным, замкнутым в себе, в депрессии. И все говорили настолько убедительно, что я на какое-то мгновение чуть было не подумал, а не покончил ли он сам с собой.

• Предыдущая
• 5/73
• Следующая