Дневники Стефана
Потрошитель - Автор не указан - Страница 39

Осенью небо над Айвенго застилают плотные темные тучи. Они низко нависают над городком, в любое время суток погружая его в унылый туманный сумрак. И сегодняшняя погода не стала исключением. На смену прекрасному ясному утру пришел ненастный день, когда все в природе замирает и темнеет в ожидании ливня.

В полумраке моей сторожки я наблюдал за тем, как Вайолет с каждой минутой все больше слабеет. В доме были только мы вдвоем и Смерть — третий могущественный участник нашего мрачного бдения у постели Вайолет.

— Стефан, прошу тебя! — взмолилась Вайолет. Проснувшись, она в бреду металась на постели.

Я быстро снял компресс, опустил полотенце в холодную воду, отжал его и снова положил ей на лоб. Ноги мои задеревенели, но я понимал, что мне, может быть, придется еще не один час просидеть в таком положении. Но я ни на секунду не хотел оставлять Вайолет одну.

Было неясно, бредит ли она в лихорадочном сне или ее сознание постепенно возвращается к реальности.

Вайолет открыла глаза — мутные, словно покрытые пеленой. Она покосилась на меня, пытаясь сосредоточиться.

— Стефан, умоляю тебя! Убей меня! Пусть это закончится! — Она задыхалась, из груди ее раздавались страшные звуки, словно кто-то резал металл ржавой пилой. В углах ее рта выступила пена, кожу на руках покрывали кровавые царапины. Во сне она так разодрала свое тело, словно хотела из него выбраться.

Я удерживал ее руки, пытаясь помешать ей, но она все равно выглядела так, словно пробежала через кусты терновника. Сейчас у нее уже не было сил даже метаться, она просто лежала, полуприкрыв глаза, и тяжело дышала.

Я медленно покачал головой. Как бы я хотел выполнить ее просьбу, чтобы прекратить агонию и дать ей почить с миром. Но как бы она ни молила, я не мог заставить себя это сделать. Раньше я много раз давал себе слово, что никогда больше не убью ни одного человека. Сейчас это, наверное, было эгоистично с моей стороны, но все, что я мог для нее сделать, — это облегчить ей последние минуты.

— Ну пожалуйста! — пронзительно воскликнула Вайолет.

Где-то вдалеке заухала сова. Ночь начинается, когда из леса выходят его обитатели, и я уже начал ощущать запах их крови и слышать биение их сердец. И хотя Вайолет не способна была слышать их так же отчетливо, как я, но я знал, что она уже чувствовала их присутствие.

— Скоро тебе станет немного легче, — сказал я, пытаясь убедить себя, что в моих словах есть хоть крупица правды. — Скоро ты успокоишься. И тебе будет лучше, чем здесь, или в Лондоне, или даже в Ирландии, или где-то еще. Тебе будет лучше, чем в любом месте, которое мы с тобой способны себе представить.

— Стефан, мне больно, — пожаловалась Вайолет и снова заметалась. Она скинула одеяло и подушки на пол. Глаза ее снова широко открылись.

— Ш-ш-ш, тише-тише, — как мог, пытался я успокоить Вайолет.

Я взял ее за руку, но она вырвалась, спустила ноги на пол и, волоча за собой простыню, рванулась к двери.

— Вайолет! — Я вскочил, стул со стуком отлетел на пол.

Но она стремительно отодвинула засов на двери и бросилась в ночь. Дверь громко хлопнула за ее спиной.

Я ринулся за ней следом. Я носился из стороны в сторону, чувства мои обострились. Тьма была непроглядная. Мой домишко окружал лес, и это всегда вызывало у меня ощущение какого-то особенного уюта, но сейчас мне казалось, что Вайолет могла пропасть среди этих деревьев.

Я принюхался; внезапно острый запах крови ударил мне в ноздри, и я устремился туда, откуда пахло.

— Вайолет! — кричал я в ночи.

Я так испугался, что мне уже было наплевать на то, что Эбботы могут меня услышать. Мне нужно было найти ее. Я перепрыгнул через проволочную изгородь курятника. И сразу увидел Вайолет. Она стояла на коленях: все ее платье, и руки, и лицо были измазаны кровью. Она держала в руках цыпленка с прокушенным горлом, из раны текла кровь, попадая Вайолет на лицо и в рот. Клыков у нее пока не было, лишь обыкновенные человеческие зубы белели в лунном свете.

Вдруг она наклонилась, и ее начало выворачивать. Все тело ее покрылось потом, и я не мог определить, умирает она или оживает.

— Прости меня! — взмолилась Вайолет, лицо ее заливали слезы. — Я не собиралась этого делать.

Как мне было знакомо это мучительное чувство вины! Ни слова не говоря, я взял ее за руку, поднял на ноги и повел назад в дом. Заперев дверь, я обернулся к Вайолет. С несчастным выражением лица она сидела на краешке кровати. Ее волосы и лиф платья — все было залито кровью.

— Ты злишься на меня? — спросила она тоненьким голосом.

Я молча покачал головой и помог ей прилечь. Затем укутал белыми, хрустящими полотняными простынями и распахнул окно, надеясь, что свежий воздух подействует на нее успокаивающе.

— Мне так хотелось есть, — снова простонала Вайолет, — и я все еще голодна.

— Я знаю, — произнес я в ответ. Кровь цыпленка ничем не могла ей помочь. Вампиру для завершения превращения нужна кровь человека. — Я знаю, как это тяжело. И знаю, как ты страдаешь, — беспомощно добавил я. Она кивнула. Капля крови еще стекала у нее из уголка рта. — Но помни, ты скоро уйдешь в лучший мир. Я действительно в это верю. И я знаю, что сейчас тебе очень больно, но скоро боль уйдет, и наступит покой.

Думаю, я верил в это и ради себя тоже. В конце концов, именно я был всему виной. В душе моей по-прежнему шла нескончаемая внутренняя борьба. Разумом я понимал, что беда случилась бы с Вайолет независимо от того, вмешался бы я или нет. В конце концов, даже если бы мы никогда не встретились, ее почти наверняка бы выгнали на улицу после исчезновения сестры. И кто-нибудь — вампир или человек — обязательно встретился бы на ее пути и причинил ей зло.

Но может быть, сейчас она на пороге новой прекрасной жизни — долгой и счастливой?

— Стефан, я… — Вайолет едва дышала, с трудом произнося каждое слово.

— Все хорошо. Все будет хорошо. Покойся с миром, — так я попрощался с Вайолет. Этого последнего «прощай» мне не довелось сказать Келли. Теперь я был совершенно уверен: лучшее, что я мог сделать для Вайолет, — это утешить ее перед смертью и дать ей спокойно уйти.

— Но… Я… — Дышать ей становилось все труднее. Я наклонился ближе, чтобы слышать ее слова. Мое ухо находилось в нескольких сантиметрах от ее губ, когда вдруг ужасающий, нечеловеческий вопль разрезал тишину ночи.

Но это была не Вайолет. Крик донесся из Мэнор-хауса.

Я бросил последний взгляд на Вайолет и, опасаясь худшего, бросился бежать к главному дому Эбботов.

Мэнор-хаус как будто вымер. Тьма была хоть глаз выколи, не слышалось ни шороха, ни звука. Обычно хотя бы миссис Дакворт коротала вечера за вязанием при свечах. Но сейчас не горел даже фонарь у входа в дом. Ноги мои подкосились от ужаса, и меня замутило. Я понял — случилось что-то действительно ужасное.

— Эй, есть кто-нибудь? — дрожащим голосом выкрикнул я в темноту. — Кто там? — позвал я снова, пожалев, что, выбегая из дома, не захватил с собой ружье. — А ну, покажись! — завопил я так громко, как не кричал, наверное, ни разу в жизни, и голос мой эхом отозвался от каменных ступеней у входа.

Тишина. Должно быть, это Дамон отыскал нас с Вайолет.

А потом я вдруг услышал слабый плач. Такой слабый, что я было засомневался, не мерещится ли мне. Я поднял голову, прислушиваясь. Определенно откуда-то слышался шум.

— Я иду! — крикнул я в сторону источника звука.

Там, откуда он доносился, наверняка был кто-то живой. Я стремительно пробирался через лабиринт комнат, глаза мои постепенно привыкали к темноте. Наконец я оказался в гостиной. В углу сбилось в кучу семейство Эбботов. Люк был белый, как привидение. Джордж размахивал кочергой, взгляд его был совершенно диким. Гертруда без сознания лежала на полу. Эмма — она и была источником услышанного мной шума — рыдала над матерью. Но все они были живы.

— Я здесь. Это я, Стефан. Теперь вы под защитой, — я постарался их успокоить, хотя мое сердце готово было выпрыгнуть из груди от ужаса. Дамон мог быть где угодно, здесь, рядом. Может, он стоит за моей спиной, посмеивается над моим страхом. Может, он и подстроил эту сцену, просто чтобы напугать меня, чтобы показать, что он-то не боится никакого Клауса, потому что он сам стал Клаусом. Дамон вполне мог устроить показательное кровавое побоище и глазом не моргнуть.