Большая восьмерка: цена вхождения - Уткин Анатолий Иванович - Страница 73

Задыхающийся Горбачев 23 ноября предупредил о надвигающемся «параличе власти». Не поздно ли он понял это? Полугодом ранее такая оценка имела бы, возможно, решающее значение. Сейчас же силы развала оседлали гоголевскую тройку обезумевшей России. Несколько недель злосчастный вождь пытался обратиться к силе. 27 июня 1990 г. маршал Язов в телевизионном обращении объявил о поручении Горбачева использовать, в случае необходимости, воинскую силу с целью защиты государственных учреждений, памятников, коммуникаций и охраны жизнедеятельности военнослужащих. Верховный Совет осудил государственный саботаж. В январе 1991 г. КГБ получил дополнительные полномочия. 2 декабря 1990 г. вместо хитрого игрока Бакатина министром внутренних дел стал глава Латвийской компартии Борис Пуго. Его заместителем стал генерал Борис Громов — герой афганской войны, жестко критиковавший Эдуарда Шеварднадзе на партийном съезде в июле. Патриотов Советского Союза стало охватывать отчаяние. В конце ноября 1990 г. министр обороны Язов появился на национальном телевидении с предостережением, что советские войска прибегнут в случае нападения на них к самозащите. Через несколько дней глава КГБ Владимир Крючков выступил по национальному телевидению с предупреждением: Советский Союз находится под угрозой дезинтеграции. «Быть иль не быть — вот выбор для великого государства».

Самые сильные слова Михаил Горбачев сказал 17 декабря 1990 г. на Съезде народных депутатов. Казалось, что наконец-то он прозрел. Горбачев предупредил депутатов о «темных силах» национализма и потребовал проведения народного референдума в каждой из отдельно взятых республик, будучи уверенным, что народная масса стоит за Союз. Горбачев сказал, что страна нуждается в 12–18 месяцах твердого политического правления, чтобы избежать дезинтеграции³²⁰.

Буквально посередине этих приготовлений к государственной жесткости ведущий соратник Горбачева Шеварднадзе 20 декабря 1990 г. сделал неожиданный для всех, включая Горбачева, жест — ушел в отставку, пугая присутствующих наступающей диктатурой.

Согласно одной из версий (реалистичной) Горбачев начал испытывать очевидную ревность в отношении постоянной популярности Шеварднадзе и намеревался нейтрализовать его посредством «повышения» своего грузинского друга до поста вице-президента СССР — чтобы увести его от внешней политики и из центра общественного внимания. Шеварднадзе слышал об этом от многих третьих лиц, пока Горбачев сам не сказал ему об этом. Шеварднадзе решил не дожидаться того, что он считал моментом унижения и предвосхитить горбачевское решение своим поступком. Другой источник говорит, что Горбачев предложил Шеварднадзе пост вице-президента, но Шеварднадзе усмотрел в этом «западню» и, зная, что Горбачев более не считает его полезным, решил предвосхитить события³²¹.

Президент Буш тем временем был занят событиями на Ближнем Востоке. Возможно, что именно эта занятость исключила его раннее вмешательство во внутрисоветский разлад этапа ельцинского подъема. В условиях войны Буш должен был сдерживать Горбачева и держаться его, не соблазняясь контактами с теми, кто уже был готов начать терзать великую страну. Но и бездействие действовало на престиж Горбачева негативно: что дала Советскому Союзу мнимая доброжелательность Запада, когда ситуация в самой стране становилась все более грозной. В июле Ельцин совещался с прибалтийскими раскольниками в Юрмале, теперь — с помощью Ельцина — определенно устремившимися прочь из Советского Союза. Украина объявила о своем суверенитете. Армянское национальное собрание отвергло по видимости суровый декрет Горбачева, требовавший разоружения армянской армии.

А с противоположного политического фланга Александр Яковлев предупреждал о грядущем наступлении «консервативных и реакционных сил». «Московские новости» писали о «ползучем военном путче».

Решающим обстоятельством стало подписание на встрече глав стран-членов ОБСЕ в Париже Договора об обычных вооруженных сих и вооружениях в Европе (ОВСЕ). Речь шла об огромных сокращениях обычных вооружений и вооруженных сил на территории от Атлантики до Урала. Советское превосходство на территории, дважды в течение одного столетия подвергавшейся варварскому нашествию, обескровившему Россию, было решением Горбачева, Шеварднадзе и найденных ими военных спецов низведено на нет.

В истории ограничений вооружений, в мировой истории ничего подобного не имело места никогда. Согласно этому неслыханному Договору, Москва согласилась сократить численность своих танков, орудий и бронетранспортеров на 70 процентов.

К моменту подписания этого Договора в ноябре 1990 г. Москва уже выводила части Советской армии из Венгрии и Чехословакии (вывод завершится в 1991 г) и из восточных земель Германии (здесь вывод войск завершался в 1994 г.).

У западных законников, обсуждавших проблему сокращения войск, сложилось странное впечатление, что «противоположная сторона попросту умерла»³²². Ко времени подписания Договора ОВСЕ одна из держав — ГДР — канула в лету, а пять других членов ОВД изменили свое наименование.

Перед подписанием договора ОВСЕ в ноябре 1990 г. советские военные на свой страх и риск переместили танки и артиллерийские установки за Урал, в Азию, что «не соответствовало духу договора». Маршал Язов пытался спасти хотя бы часть отечественных вооружений, хотя бы несколько тысяч из десятков тысяч, предназначенных к уничтожению. Некоторые части были названы военно-морской обороной государства. Думаете, Шеварднадзе стоял на стороне своего большого отечества, которое он номинально представлял?

Представлявший Вашингтон глава американской делегации на переговорах Джеймс Вулси встретил в Москве всю верхушку советского военного командования, начиная с министра обороны маршала Язова и генерала Моисеева (начальника Генерального Штаба). Они стояли в Министерстве обороны на фоне гигантского панно, изображавшего Александра Невского после победы над крестоносцами на Чудском озере.

Язов объявил, что не собирается ограничивать военно-морские войска. Маша рукой перед Вулси, Язов сказал, что столь огромные ограничения возможны только в будущем, когда можно будет ограничить численность американских авианосных соединений и подводных лодок. Пришедший в неистовство Вулси отвел руку Язова и сказал: «Только через мой труп!» Когда это перевели на русский, маршал усмехнулся: «Возможно, что и так». Тогда Вулси обвинил советское военное руководство в «сознательно ложной интерпретации» подписанного договора. Язов постучал по груди и сказал: «Только через мой труп!»

Шеварднадзе с 10 декабря 1990 г. грелся под техасским солнцем, встречаясь в 23-й раз с госсекретарем Бейкером. Вулси, вернувшись в Техас, стал жаловаться на поведение советских военных. Догадайтесь, кому? Он жаловался Шеварднадзе: советские военные, мол, переводят оружие за Урал, в азиатскую часть. «Вы должны уничтожить это оружие в Европе». Бейкер был раздражен этими стенаниями. Он, а не советский министр, резко остановил Вулси: сейчас у Бейкера накануне войны в Персидском заливе, были более важные дела. Бейкер произнес сквозь сжатые губы: «Вулси, заткнитесь. Вы заставляете нас терять время».

Даже Объединенный комитет начальников штабов не мог с поощрением смотреть на самоубийство второй армии мира, совершаемое Шеварднадзе и ему подобными. А Бейкер сказал, что у него осталась горечь во рту.

Никогда еще он не выглядел столь отвратительно. Пепельный цвет лица и темные круги под глазами. Прислуживание другим стоит дорого. Довольно неожиданно Шеварднадзе потребовал созыва конференции по Ближнему Востоку. Бейкер ответил, что «не время». Едва ли украшает министра иностранных дел СССР откровенность во время частной беседы с Бейкером: разве Бейкер не понимает, под каким давлением Шеварднадзе находится в Москве в свете поддержки американцев в Персидском заливе? Вот почему он вынужден требовать созыва конференции по региону. При этом Шеварднадзе выбросил вперед обе руки: «Я понимаю вашу позицию! Я не пытаюсь вас отговорить». И приказал представителю СССР в Совете Безопасности ООН Юлию Воронцову отложить выдвижение советского предложения, замедляющего американские военные действия в Персидском заливе.