Красная Армия (ЛП) - Питерс Ральф - Страница 79

Для Борщака был бы намного более предпочтителен командующий фронтом, у которого было бы несколько очевидных пороков. Наиболее желательна для высокопоставленного армейского офицера, с точки зрения Борщака, была бы тяга к алкоголю или женщинам, или даже здоровая тяга к расхищению военного имущества. Такие офицеры всегда оставляли за собой шлейф прегрешений, которые можно было бы использовать в случае надобности. Такой человек как, например, Старухин, никогда бы надолго не стал для него источником беспокойства. Он всегда мог сказать в приступе пьяной воинственности что-то, что могло оказаться для него фатальным. Но Малинский был слишком чист. Конечно, всегда можно было состряпать дело, да хоть из его родословной. Однако, такой устаревший подход был Борщаку не по вкусу. Из профессиональной гордости. Он предпочитал, чтобы компромат был немедленным и мощным, и представлял собой однозначное пятно, за которое можно надежно схватить.

Он представил, что Малинский предстал перед трибуналом или специальным комитетом. Прежде всего, Малинский проявлял тенденцию к снижению роли военного совета. Он, несомненно, намеренно игнорировал консультации с представителями госбезопасности при любом удобном случае. Он умышленно проявлял независимость. Действительно, Малинский обладал несколькими однозначно несоциалистическими чертами. Он даже, похоже, укреплял маленький культ своей личности среди персонала штаба и своих подчиненных. Моральный уровень, проявляемый на фронте, также оставлял желать лучшего. Доклады о преступлениях по статье 27 «несанкционированный уход с поля боя», а также по статьям 25, 30 и 31 поступали в количестве, достаточном, чтобы подорвать облик любого человека как ответственного коммуниста. Отказ идти в бой, грабеж и насилие в отношении местного населения были тягчайшими военными преступлениями. Было очевидно, что Малинский не уделил должного внимания политической подготовке и повышению дисциплины в войсках, находящихся под его командованием.

Проблема состояла в том, что войска Малинского действовали слишком хорошо. До сего момента их успехи превзошли все ожидания Борщака. Немного более медленное продвижение, затруднения в боях, несколько локальных неудач были бы Борщаку по душе. Конечно, он хотел, чтобы советская армия победила. Но нельзя допустить, чтобы победа оказалась слишком славной. КГБ выучило уроки, преподнесенные падением Берии десятилетия назад. На сей раз не будет ни Жукова, ни других «делателей королей». Афганистан преподнес Борщаку еще несколько уроков. Неудача способна поставить военных на место.

Если бы НАТО прибегло к ядерному оружию… тогда можно было бы взять ситуацию в свои руки. Армия умылась бы кровью, а Малинский и ему подобные были бы быстро поставлены под жесткий контроль. Но Малинский настаивал на предоставлении ему разрешения на превентивный ядерный удар по собственному усмотрению. Борщак всеми силами боролся с этим по каналам КГБ. Как всегда, военные оказались слишком недальновидными. Они никогда не могли понять, что за войной последует мир. С ядерным оружием нужно было быть предельно аккуратным. Стояла задача — победить НАТО. Но нужно было сохранить баланс между партией, армией и госбезопасностью.

Если бы Малинский допустил ошибку, если бы провалилась значительная операция… несмотря даже на окончательную победу, ему могли быть предъявлены обвинения в принятии неоправданных решений, неспособности использовать весь доступный ему, как командующему фронтом аппарат управления надлежащим образом. Он мог бы быть представлен как единоличник, склонный к волюнтаризму, склонный игнорировать условия достижения успеха, постулированные советской военной наукой. В конце концов, собственные игрушки военных можно было обратить против них самих.

Альтернативой было разрабатывать его сына. Малинский — младший не был такой сильной фигурой, как его отец. Он был до смешного помешан на своей жене. А женами всегда можно управлять. Тем не менее, такой подход был слишком большой византийщиной. А Малинский — старший мог просто оборвать связи и пожертвовать сыном. Никогда нельзя было знать наперед. Борщак предпочел бы прямые свидетельства коррумпированности или нелояльности Малинского, неважно, насколько слабые. В конце концов, ему не нужно было уничтожать этого человека, а просто стреножить его, уменьшить его влияние до такого размера, когда бы он не смог представлять собой никакой угрозы.

Борщак недолюбливал Малинского так же, как человек мог не любить ту или иную еду. Но он действительно ненавидел начальника штаба фронта. От одного взгляда на Чибисова у него начиналось несварение желудка. Ему нужно было взять Малинского под контроль. Но он насладился бы возможностью уничтожить этого маленького самодовольного еврейского выскочку.

Евреи всегда были и навсегда останутся проблемой. Пока они не будут окончательно изгнаны из России. Да, евреи могли творить революцию. Но никогда не знали, когда им остановиться. Борщак не мог поверить, что Чибисов был действительно лоялен Советскому Союзу. Но начальник штаба был умен. И Малинский защищал его.

Кстати, это открывало новые возможности. Если бы Чибисов оказался замешан в чем-то сомнительном, а Малинский начал бы защищать своего подчиненного слишком настойчиво, слишком открыто…

Всегда найдется путь. У каждого найдутся свои слабости, свои недостатки, свои ошибки, и все это сыграет свою роль, чтобы сохранить военных под жестким контролем после того, как закончиться война и начнется настоящая работа. Военные мнили себя великими. Но действительно тяжелой будет предстоящая оккупация, кропотливая работа по установлению на Рейне приемлемого правительства, сделок, мнимых компромиссов, цивилизованного, даже несколько великодушного поведения как важных составляющих тихого устранения нежелательных элементов в новой Германии. Должны быть разработана принципиально новая стратегия для того, чтобы Германия оставалась разделенной, а между ее частями поддерживался достаточный уровень ненависти и соперничества. Советский Союз не для того заплатил такую цену кровью, чтобы создать единую Германию. Мысль о ней была проклятием для любого здравомыслящего человека. Борщак знал о том, что в Москве шли интенсивные дебаты о том, какая форма ограничительного федерализма могла быть допустима и какие зоны придется взять на себя оккупационным силам. До сих пор, как сообщил ему с горькой усмешкой его непосредственный начальник, единственным вопросом, по которому были достигнуты четкие соглашения, было то, что новая столица Германии будет располагаться в Веймаре.

Борщак закончил свой отчет. Он не был удовлетворен полностью, но ощущал, что начинает разворачивать свой арсенал, чтобы сбросить Малинского вниз. Если возникнет необходимость. Когда вы не могли нанести человеку прямой вред, нужно было плести вокруг него паутину. Борщак был уверен, что это ему по силам.

Он положил завершенный отчет в курьерский портфель. Но, прежде чем направиться в центр специальной связи, чтобы отправить его, он взял другой бланк и начал писать личное сообщение для своего коллеги в Москве.

«Дорогой Родион Михайлович», начал он. «Навестите Евдокию и детей, если сможете найти время. Передайте им от меня привет. Скажите им, что я люблю их и постоянно о них думаю. Передайте Евдокии, что я разобрался с планами насчет еще одной комнаты на даче до зимы, но считаю, что она не должна быть слишком экстравагантной. С нетерпением жду встречи со всеми вами. Привет Ирине. Аркадий».

Тактическая карта бригады украшала собой стену немецкой гостиной. Свет от питаемых батареями ламп освещал переполненную комнату ярким мертвенным светом, слепя глаза Антону, который перемещался от офицера к офицеру, проверяя, исправляя, и пытался сохранить ясный ум, осознавая, что у него начинается лихорадка.

Около полуночи его потрепанная бригада пересекла Везер по большим мостам в Бад-Эйнхаузене. Он спешился, чтобы еще раз оправится, и затем понаблюдать за маршем огромного количества боевых машин, за их угловатыми силуэтами, вырываемыми из темноты заревом бесконтрольно бушевавших в городе пожаров. Плацдарм прикрывали прибывшие зенитные батареи, спешно организованная противотанковая оборона, перемазанные грязью десантники, потрепанные и покрытые все возможными шрамами танки и боевые машины пехоты. Генерал-майор Ансеев, командир корпуса, прилетел на легком вертолете, что было смелым поступком, учитывая, сколько нервных стрелков было на плацдарме. Он спешно проинформировал Антона о возможном изменении ситуации. Была получена информация о возможной контратаке идущих с юга сил армии США. Информация была очень фрагментарна, и командир корпуса даже предполагал, что она может быть лишь плодом воображения перенервничавших штабных офицеров. Но Антону было приказано форсированным маршем перебросить свои силы к одной из дорог через хребет, на котором располагался Тевтобургский лес, на расстоянии более чем пятидесяти километров по второстепенным дорогам, а затем подготовиться к возможному маневру в южном направлении. Если американская группировка действительно вступит в бой, будет чрезвычайно важно удержать их западнее Тевтобурга и южнее линии Падерборн — Зост — Дортмунд. Антон должен был быть готов к срочному вступлению в бой прямо с марша, а также к быстрому переходу к обороне, в зависимости оттого, как сложиться ситуация. Ударные вертолеты корпуса начнут действовать к западу от Везера с рассветом. Так как его бригада шла на левом фланге корпуса, Антону предоставлялся приоритет в запросах на авиационную поддержку. Кроме того, он должен был получить тяжелые реактивные системы залпового огня и дополнительные орудия из артиллерийской бригады корпуса.