Красная Армия (ЛП) - Питерс Ральф - Страница 28

Он уронил полный рожок. Когда он наклонился, чтобы подобрать его из грязи, его едва не переехала боевая машина пехоты. Похоже, она отстала от строя. Но, оглядевшись, Леонид понял, что и сам не знал, где находится. Вспышки мелькали в дыму, а затем стремительно исчезали. Вокруг продолжалась беспорядочная перестрелка.

Еще одна машина с фырканьем прошла мимо. Леонид последовал за ней, хлюпая сапогами по грязи. Он понятия не имел, почему его товарищи исчезли так быстро.

Он увидел первого раненого. Незнакомый парень тянул руки в небо, как будто пытаясь вскарабкаться по веревочной лестнице. Он протягивал руки, хрипя окровавленным ртом. Кровь заливала лицо и светлые волосы. Он повторял одно слово: «мама», снова и снова пытался дотянуться до неба, елозя головой по грязи.

Леонид в ужасе бросился бежать. Он дал очередь в направлении своего движения, очищая себе путь, но был безнадежно дезориентирован.

Боевая машина пехоты взорвалась в стороне, разорвав дымку сполохом огня. Леонид опомнился лежа в грязи, и удивился, как ему не оторвало ноги.

Где враг? Он не видел ничего, кроме бегущих теней и огромных темных силуэтов техники, на мгновение появляющихся их дыма только чтобы вновь исчезнуть. Если он погибнет… если погибнет… Он понял, что даже не знал, в какой стране находится. Они ехали очень долго. Была ли это еще ГДР? Или наши уже контратаковали на запад? Кто побеждает? Что вообще происходит?

Разрывы артиллерийских снарядов оглушали его, взрывная волна рвала на нем форму, словно нахальная девушка. Леонид поднялся на ноги и бесцельно побежал вперед, невзирая на рвущиеся вокруг снаряды. Он пробежал мимо ярко горящей машины, вокруг которой валялись обгоревшие тела. Кто-то рявкал на каком-то азиатском языке, хор стрелкового оружия грохотал в дыму.

Леонид увидел пулеметчика, залегшего за небольшим бугром. На секунду внутри него зажглась надежда: Серега!

Нет, это был незнакомый ему солдат. Леонид упал рядом, в любом случае радуясь тому, что был не один. Он начал стрелять из автомата в том же направлении, куда бил пулеметчик.

Появившийся офицер заорал на них за проявленную глупость. Разъяренный капитан с покрасневшим диким лицом, размахивая пистолетом, скомандовал им идти вперед. Леонид и его спутник поднялись с мокрой травы и осторожно двинулись туда, куда показывал офицер.

Мертвые люди. Разорванная форма. Кровь, ошметки костей и внутренностей, словно на скотобойне. Горящие машины. И по-прежнему не было видно врага.

Двигатель машины ревел на склоне холма. Леонид попытался идти на этот звук. Затем он услышал грохот танкового орудия, легко узнаваемый любым, кто хотя бы раз был возле полигона.

Деревья. Леонид бросился к темным стволам, нога в ногу со своим случайным попутчиком, хотя ни один из них не понимал, куда они бегут. Леониду просто хотелось сойти с пути, по которому двигалась техника.

Совсем рядом раздались выстрелы из стрелкового оружия. Леонид несколько секунд простоял, переводя дыхание, прежде чем понял, что стреляют в них. Его спутник упал за бревном, заливая промокший лес огнем из ручного пулемета, механически доставая из подсумка новые магазины.

— Вон там, — крикнул он Леониду. — В кустах!

Леонид попытался стрелять, но снова обнаружил, что магазин пуст. Он торопливо начал менять его, но пальцы отказывались слушаться, как он не старался взять себя в руки. Он не понимал, как кто-то отличал своих от чужих. Возможно, все просто стреляли во все, что видели. Леонид открыл огонь в лабиринт деревьев.

Вспышка. Жар. Болезненный грохот. Краем глаза Леонид увидел тело пулеметчика. Оно поднялось с земли, как будто его ударило током, на мгновение будто зависло в воздухе, а затем свалилось на Леонида, закрыв его собой.

Леонид закричал. Он бил и толкал труп, пытаясь сбросить его с себя. Он не хотел прикасаться к нему. Но отчаянно пытался высвободиться.

Темные фигуры врагов растворились в тумане. Леонид схватил автомат перемазанными чужой кровью руками. Но враги просто исчезли, словно призраки.

Леонид пополз к груде камней, присыпанной листьями. Время словно исчезло, он совершенно не осознавал его. Из-за деревьев послышался слитный крик множества голосов, перемежающийся с грохотом снарядов и рычанием техники. Леонид с трудом поднялся на ноги и убедился, что остался невредимым. Так быстро, как только мог он побежал на звуки боя. Он совсем не хотел вернуться в бой. Он просто хотел быть рядом с живыми.

Подполковник Шилко вышел с командного пункта дивизиона и, расположившись под навесом, закурил. Каждый раз, как расположенная поблизости батарея давала залп, с брезента на землю лился поток воды. Дождь возобновился. Это была неподходящая погода для войны.

Шилко хотелось знать, что делается впереди, где воюющие стороны напрямую обменивались огнем. До сих пор он не получал никакой информации о войне, только новые огневые задачи. Цели смещались все глубже и глубже на вражескую территорию, что было добрым знаком. С другой стороны, его заместитель по вопросам материально-технического обеспечения, в ходе поездки за запчастями, слышал разговоры о том, что полковая и дивизионная артиллерия, располагавшаяся ближе к линии фронта, серьезно пострадала от контрбатарейного огня противника. Эта неопределенность приводила Шилко в подвешенное состояние. Лично для него война пока мало чем отличалась от учений, за исключением того, что расходовалось гораздо больше снарядов, а воздух был гораздо сильнее пропитан пороховой гарью. Но ни один вражеский снаряд до сих пор не разорвался у его батарей, а редкие самолеты над головой просто ревели, следуя к другим целям.

Наибольшие проблемы дивизиона на данный момент заключались в безнадежном отставании от плана, а также в расходе боеприпасов, который уже вдвое превысил расчетный. В расположение дивизиона было завезено много снарядов для начальной артиллерийской подготовки, но сейчас Шилко столкнулся с тем, что служба снабжения дивизии оказалось не в состоянии организовать доставку снарядов нужного калибра. Он был тем более не уверен, что система сможет поставлять ему снаряды, когда дивизион начнет перемещаться. Снаряды могли поставляться со складов фронта, но Шилко понимал, что его одинокий дивизион легко может быть забыт.

Для того, чтобы напомнить дивизионной службе тыла о своем существовании, Шилко приказал выгрузить снаряды из половины транспортных грузовиков. Затем он отправил эти грузовики за боеприпасами, и, чтобы гарантированно получить как можно больше снарядов, поручил это задание своему заместителю по политической части. Шилко твердо знал о нем только одно: замполит был человеком, способным заставить систему двигаться, и когда ему давали возможность проявить себя, дивизион мог получить все, что нужно. Если служба тыла попытается его проигнорировать, он подключит к делу своих коллег и заставит систему пошевелиться. Шилко был уверен, что снаряды будут получены, главное, чтобы машины смогли пробиться по переполненным дорогам.

Трудности с отставанием от графика требовали разного рода импровизаций. Командование дивизии продолжало направлять его дивизиону больше запросов на огонь, чем они могли выполнить, и их не интересовало, были у них боеприпасы или нет. Сначала Ромилинский, а потом и сам Шилко пытались что-то объяснять командованию дивизии. Но запросы продолжали поступать. Каждый хотел поддержки тяжелых дальнобойных орудий. Наконец, Шилко отбросил формальности. Он был артиллеристом достаточно долго, чтобы знать, какой тип задач не требовал слишком большой продолжительности огня и взялся собственноручно корректировать огневые задачи, не ставя никого вне дивизиона в известность. Шилко всегда считал себя добросовестным офицером. Но он также понимал необходимость быть реалистом.

Шилко бросил окурок папиросы в грязь. Единственным, что он сейчас мог сказать, технически уже являясь ветераном, было то, что война была делом слишком шумным, даже по меркам артиллериста. Над землей постоянно стояли раскаты грома. Он вдруг вспомнил, чем занимался, когда получил приказ привести дивизион в готовность. Они с Ромилинским сидели за столом, работая с бесконечной грудой документов, необходимых для получения материалов для постройки коптильни. Подсобное хозяйство развивалось удивительно успешно, чем Шилко очень гордился. В последние несколько недель перед получением приказа вопрос о постройке коптильни представлялся Шилко одним из самых важных в мире. Теперь этот проект вызывал у него усмешку. Тем не менее, какая-то часть Шилко до сих пор не могла свыкнуться с мыслью, что шла война.