Полет ворона - Вересов Дмитрий - Страница 39

Таня восприняла новость спокойно.

— Поезжай, если надо. Мы с Нюточкой тебя дождемся. — Она погладила себя по животу. — А если не дождемся, найдем способ тебя известить... Оденься только потеплей, не забудь.

По извечной расейской традиции испытания назначили на самое неудачное время. Метели, заносы, видимость нулевая. Из-за нелетной погоды Павел трое суток проторчал в Салехарде, каждый день с немалыми трудами прозвани-ваясь Тане. У нее пока все было по-прежнему.

Наконец удалось вылететь на объект, где уже собралась часть комиссии, представители заказчика и исполнителей. Среди них было немало больших чинов. Разместили всех с комфортом, в чистенькой современной гостинице. Даже Павлу, рядовому начальнику отдела, достался хороший одноместный номер с ванной, телевизором и видом на бесконечное, унылое снежное поле. Телефон, правда, был только местный — по причине особой секретности объекта. Существовала, конечно, спецсвязь, но использование ее для личных переговоров возбранялось категорически. В ожидании прибытия остальных участников акции народ в основном занимался распитием напитков, заигрываниями с обслуживающим персоналом и картежом. Пару пулек расписал за компанию и Павел, чтобы хоть ненадолго отвлечься от грызущей его тревоги. Это обошлось ему в двадцать два рубля с копейками: по невниманию он иногда ремизился по-страшному.

От самих испытаний у Павла осталось странное впечатление. Рано утром их вывезли в чисто поле, часть которого вдруг поднялась, открыв вход в шахты и бункера. Потом их на лифте спустили куда-то, но не очень глубоко, в помещение, стены которого были сплошь заняты разного рода пультами, приборами, лампами, кнопками и экранами. Особое впечатление производил огромный экран, изображающий карту мира с разноцветными огоньками в различных точках. Собравшиеся сгрудились в одном углу возле куда более скромного экранчика. Тот был размечен по квадратам и мерцал серым светом. Все стояли, смотрели на экран и чего-то ждали. Когда на экране появилась зеленая точка, все загудели, радостно, оживленно.

— Что там? — спросил Павел ближайшего соседа в полковничьем мундире.

— Засек, понимаешь, засек! — возбужденно прошептал полковник. — Ну, сейчас мы ему зададим перцу!

Потом на экране появилась красная точечка. Когда она соприкоснулась с зеленой и обе исчезли, присутствующие стали кричать, обнимать друг друга, хлопать в ладоши. К Павлу тоже подбегали незнакомые люди, обнимали, поздравляли.

— Молодец, наука! — крикнул ему в ухо какой-то генерал. — Давай теперь дырочки в пиджаке проверчивай!

— Зачем? — не понял Павел.

— Да для ордена, дурья башка! Заслужил! Облобызав Павла, генерал отошел и тут же стал целоваться с кем-то еще.

Потом их подняли наверх, усадили в автобус и отвезли обратно в гостиницу. Вечером состоялся банкет, на который многие пришли уже прилично нагрузившись. Говорились пламенные и несколько путаные речи, кому-то обещали показать кузькину мать, потом принялись качать какого-то генерала и еще одного пожилого человека в гражданском, но со звездой Героя на груди... Павел, улучив первую благоприятную возможность, сбежал к себе в номер и, не раздеваясь, завалился на кровать. Возможно, он действительно присутствовал при эпохальном событии, возможно, ему следовало бы разделить всеобщее торжество. Но он не мог ощутить себя причастным к этому торжеству — он же ровным счетом ничего не сделал для того, чтобы оно состоялось, более того, он просто не понимал, что, собственно, празднуют эти люди. К изделию, которое сегодня успешно прошло испытание, он был непричастен совершенно и даже с трудом представлял себе, как оно выглядит и что делает. Может быть, это тот серый экранчик с точками? Вряд ли.

Этот вопрос, пожалуй, можно было бы выяснить без особого труда, только голова у Павла была занята совсем другим. Как там Таня? Стал он отцом или пока еще нет? Так ли надо было заставлять его в такой момент лететь в чертову даль, только чтобы посмотреть, как на экране сойдутся две точечки? Дурость какая...

В дверь номера настойчиво постучали.

— Войдите! — крикнул Павел и поднялся с кровати. На пороге стоял подтянутый, высокий лейтенант.

— Товарищ Чернов? — спросил он, явно риторически.

— Да. В чем дело?

— Прошу за мной. — Лейтенант сделал четкие полшага в сторону, как бы открывая Павлу дорогу.

— Куда?

— В кабинет спецсвязи. Вас вызывает Ленинград. Павел поспешно натянул пиджак и устремился вслед за лейтенантом. На лифте они спустились в подвальный этаж, прошли длинным лабиринтом, повернули, миновали пост, возле которого навытяжку стоял солдат, свернули еще раз, оказались в широком, ярко освещенном коридоре, где дежурил прапорщик перед одинокой железной дверью. В нее-то и вошли лейтенант с Павлом, оказавшись в почти квадратной комнате без окон. Над массивным столом, покрытым зеленым коленкором, низко свисала на крученой веревке, засиженной мухами, лампочка, торчащая из жестяного, крашенного зеленой масляной краской абажура. В углу громадная и, по всей видимости, очень тяжелая пишущая машинка сама по себе, без участия человека, с пулеметной скоростью выстреливала на бесконечный рулон бумаги ряды цифр. На столе стояли аппараты связи, селекторы, мигалки, назначение которых Павлу было непонятно. На одном телефоне — красном, без диска — была снята трубка.

— Вам сюда, — сказал лейтенант, указывая на этот аппарат. — Нажмите на кнопочку слева и говорите.

— Алло! — сказал Павел в трубку.

— Ну, здорово, папаша! — раздался отчетливый, будто из открытой двери, голос отца. — Поздравляю! Девка у тебя. Три восемьсот. Пятьдесят два сантиметра. Здоровая, говорят, самая горластая на отделении... У Павла перехватило дыхание.

— Когда? — пролепетал он в трубку.

— Сегодня утром, в десять пятнадцать. Ну, пока мне сообщили, пока на связь с тобой вышел...

— Как Таня?

— Хорошо. Отстрелялась рекордно. Врачиха говорит, никогда такого еще не видела: воды только отошли, и тут же ребенок выскочил, как из пушки. И двух минут не прошло. Все путем!

— Когда выписывают?

— Ну, если осложнений не будет, держать долго не станут. Мать с Адой бегают, суетятся, приданое собирают, комнату вылизывают. Коляску мне показали — красота! Французская. Сам бы от такой не отказался, если бы моего размера делали... Как у тебя?

— Нормально. Вроде тоже отстрелялись. Попробую завтра же вылететь домой. ; — Ну давай, ждем...

Но с вылетом домой получилось не так просто. В тот же вечер Павел отловил Козельского, заместителя директора института, единственного достаточно знакомого человека здесь и вроде бы непосредственного начальника, и сказал, что ему нужно завтра вылетать.

Изрядно подгулявший Козельский, недовольный тем, что его отвлекают от дальнейших увеселений, посмотрел на Павла, как на психически больного.

— Спятил, Чернов? У нас намечена серия из семи испытаний. Пока прошли только одно, а ты уже смыться норовишь.

— Но я думал, что все уже кончилось...

— Индюк думал! По мне так хоть завтра вали, на фиг ты тут нужен. Только не я тут распоряжаюсь.

— А кто?

— Мельгунов. Генерал-полковник. Знаешь? Павел только видел этого высокого грузного генерала с грубым, жестким лицом, но лично знаком с ним не был.

Тем не менее он кивнул.

— Только сегодня не суйся. Пошлет по матушке, и только, — посоветовал Козельский. — Лучше завтра.

— А завтра не пошлет? — спросил Павел, вспомнив чугунную физиономию генерала.

— Скорей всего...

Павел все же решился и на следующий день, когда все отдыхали после вчерашних испытаний, дождался Мельгунова в вестибюле гостиницы и по возможности четко и кратко изложил свою просьбу и ее причину. К удивлению Павла, грубое лицо генерала расплылось в улыбке.

— Дочка, говоришь? Поздравляю! — Он пожал Павлу руку. — У меня у самого трое, и от каждой по внуку имею... И рад бы отпустить по такому случаю, но не могу. Во-первых, не положено, во-вторых, не на чем. Первый транспортник только через три дня прилетит, а специально заказывать для тебя самолет я не могу. У меня свое начальство, по головке не погладит... Пойдем лучше ко мне, посидим, отметим это дело. В первый раз, поди, папашей стал? Оно и видно.