Спецслужбы СССР в тайной войне - Семичастный Владимир Ефимович - Страница 19

Предварительно Г.Г. Шевелю было сказано, чтобы он выдвинул мою кандидатуру.

Избрали меня единогласно.

Все разъехались, а я остался один на один с Митрохиным.

Каганович завел тогда такой порядок: на заседания Политбюро, Секретариата, на любое совещание, если меня приглашали, со мной всегда в роли «дядьки» ходил Митрохин – подстраховывал.

И начались мои будни в роли первого секретаря ЦК ЛKCM Украины.

Первой моей задачей было быстро подобрать секретарей ЦК. Вторым секретарем по пропаганде я взял Г.Г. Шевеля с университетским образованием. Хороший был работник и к тому же хорошо пел. Я с ним проработал до 1950 года без забот и осложнений.

Константину Коваленко я предложил стать секретарем по кадрам. У него с национальностью было «почище», чем у меня: мать – гречанка, отец – украинец, но по окончании Казанского авиационного института он в анкете – в графе «национальность» – записал себя… татарином и долго потом не мог этот ляпсус исправить. Я пытался ему помочь, но это было очень сложно.

Лидию Гладкую я сделал секретарем по пропаганде, Людмилу Шендрик – секретарем по школам. Подобралась отличная команда зрелых, эрудированных, волевых людей, которая меня никогда не подводила и достойно представляла комсомол Украины.

Отличным был и мой главный актив – 25 первых секретарей обкомов комсомола из 25 областей: Б. Шульженко в Киевском обкоме, Максим Понипка в Полтаве, М. Андросов в Запорожье, Г. Мищенко (Мищенко Василий – в Тернополе) в Житомире, Александр Кадрышев в Одессе, Петр Елистратов в Херсоне, А. Смирнов в Днепропетровске, Кириченко в Харькове, Лысенко в Черкассах, Цыбулько в Сталино, Кулик Владимир во Львове и другие. Многие из них были прирожденными партийно-комсомольскими деятелями, золотой фонд партии и комсомола.

А началась моя работа первым секретарем ЦК ЛКСМ Украины со знаменательного события. В 1948 году предстояло празднование 30-летия комсомола. В связи с этой датой во всех уголках страны обсуждалось и подписывалось письмо комсомольцев и молодежи Советского Союза «вождю народов, учителю и другу советской молодежи» Иосифу Виссарионовичу Сталину. Постоянно в печати сообщалось, сколько миллионов подписей собрано.

Буквально на следующий день после избрания меня срочно вызывают на заседание Секретариата ЦК партии. Я недоумеваю и спрашиваю у девчат в приемной о причине вызова, те тоже ничего не знают: «Сказал: срочно вызвать».

Захожу. Каганович кивнул:

– Садитесь. Ваш вопрос будет последним.

В конце заседания Каганович говорит:

– Теперь обсудим молодого, да раннего. Только начал, а уже свои порядки заводит.

Я встаю ни жив, ни мертв.

– Слушайте, что вы там обсуждаете сейчас по всей Украине?

Я с облегчением вздохнул:

– Обсуждаем проект письма товарищу Сталину.

– На каком основании вы его обсуждаете, если мы, два члена Политбюро ЦК ВКП(б), – он кивает на сидящего рядом Хрущева, – не знаем ни текста, ни самого факта: кем прислано это письмо и откуда оно появилось? Как это понимать?

– Мы получили проект письма из ЦК ВЛКСМ и перевели его на украинский язык.

– Вот это молодцы. Додумались. Почему мне не сообщили?

– Я даже не подумал. Ведь секретарь ЦК по пропаганде подписал телеграмму в обкомы партии, чтобы оказали содействие.

– Какое право он имел это делать?! Ты неопытный – просишь, он опытный – подписывает, а мы с Хрущевым ничего не знаем об этом?! – разбушевался Каганович.

– Михайлов сказал мне, что текст одобрен Политбюро, – пытался я оправдаться.

– А мы что, уже не члены Политбюро?! Давайте текст письма!

– У меня с собой нет, я не знал, что меня вызывают по этому вопросу.

– Ну, ладно, – уже спокойнее сказал Каганович, – пришлите мне и русский, и украинский тексты.

После Секретариата я сразу направился к себе. Звоню Н.А.Михайлову и докладываю, что получил выволочку за то, что два члена Политбюро ничего не знают о письме. Николай Александрович растерялся:

– Что? Как это «не знают»? Что говорили? Какие замечания? – разволновался он.

– Не знаю. Я передал каждому по несколько экземпляров – и тому, и другому, а дальше не знаю, как быть. Может быть, вы им позвоните?

– Нет, я звонить не буду. А как идет сбор подписей? Каганович отменил его?

– Все идет нормально. Он ничего не отменял.

На другой день звоню помощнику Кагановича, спрашиваю: есть ли какие-то указания?

Ребята смеются: «Никаких указаний нет, ничего не будет, потому что письмо составлено отлично». Действительно, лучшие писатели и поэты трудились над письмом. Все отшлифовано. Заканчивалось письмо стихами:

И далее – в том же духе. Всего 32 стихотворные строки. Письмо обсудили на собраниях молодежи и подписали его 33 477 219 человек! Его полный текст был опубликован в газете «Правда Украины» в день рождения комсомола 29 октября 1948 года. Там же поместили и мою статью к 30-летию ВЛКСМ. Я упомянул в ней многих героев-комсомольцев, отдавших жизнь за свободу своей Родины: Александра Бойченко, краснодонцев, Зою Космодемьянскую, Евгению Рудневу, Александра Матросова, Лялю Убийвовк, и героев-тружеников: Петра Кривоноса, Марию Демченко, Марину Гнатенко, Пашу Ангелину и их преемников – комсомольцев-новаторов: знатного проходчика Донбасса Николая Лукичева, многостаночницу Марию Волкову, инициатора борьбы за высокое качество Клавдию Зинову, звеньевую Надежду Кошик, ленинградского токаря Борткевича, трудом которых строились Сталинградский и Харьковский тракторные заводы, домны Магнитки, туннели Московского метро, Комсомольск-на-Амуре, а теперь восстанавливались «Запорожсталь», Донбасс, Днепрогэс, заводы, шахты, домны, железные дороги.

Комсомольские организации Украины в ту пору имели в своих рядах 1 200 000 человек, из них 250 000 работали в промышленности и на транспорте. В сельской местности комсомольцев насчитывалось более 400 000 человек. Вся эта великая армия активно участвовала в освоении новой техники, в движении за экономию, овладевала наукой.

«Самое замечательное в советской науке, – писал я, – то, что она не замыкается в лабораториях и кабинетах ученых. У нас наука, передовая техника, новаторство входят в производственные процессы предприятий, колхозов, совхозов».

Период, когда Каганович руководил Украиной, был для меня временем постоянного недосыпа. Новый «первый» требовал от своих подчиненных, чтобы они были в его распоряжении практически в любое время дня и ночи. Хрущев обычно завершал свой рабочий день около полуночи и утром приступал к работе вместе с остальными сотрудниками, Каганович же мог заправлять делами до семи утра, а потом отсыпаться до полудня.

К этому времени у нас с женой появился ребенок, и жить в гостинице стало крайне неудобно. Узнав об этом, Каганович потребовал, чтобы мне дали квартиру. И мне дали громадную квартиру в пять комнат. Я забрал к себе отца с матерью. Часто гостили у нас братья, сестра. А на большие праздники: 7 Ноября, 1 Мая, дни рождения все съезжались семьями, с детьми. Это было счастливое время.

В январе 1950 года ушел из жизни отец.

Когда сын наш немного подрос, жена стала работать в Киевском политехническом институте.

Однажды среди ночи я понадобился Кагановичу. Меня искали на работе, но не нашли, так как я спал дома. Шум поднялся страшный: как это так, высший партийный руководитель должен ждать меня целых полчаса! А ему нужно было лишь что-то уточнить, какую-то мелочь. Сейчас даже не помню, по поводу чего была эта паника. Но урок я извлек – поставил койку рядом с кабинетом! Правда, лечь я все равно мог не раньше пяти утра, потому что до первых петухов звонил в приемную Кагановича и спрашивал: «Сидит?» Отвечали: «Работает».