Строки, добытые в боях - Окуджава Булат Шалвович - Страница 42
- Предыдущая
- 42/57
- Следующая
Изменить размер шрифта:
42
(Из воспоминаний летчика-штурмовика Героя Советского Союза В. Емельяненко)
«Сто раз закат краснел, рассвет синел…»
Сто раз закат краснел, рассвет синел,
сто раз я клял тебя,
песок моздокский,
пока ты жег насквозь мою шинель
и блиндажа жевал сухие доски.
А я жевал такие сухари!
Они хрустели на зубах,
хрустели…
А мы шинели рваные расстелем —
и ну жевать.
Такие сухари!
Их десять лет сушили,
не соврать,
да ты еще их выбелил, песочек…
А мы, бывало,
их в воде размочим —
и ну жевать,
и крошек не собрать.
Сыпь пощедрей, товарищ старшина!
(Пируем — и солдаты и начальство…)
А пули?
Пули были. Били часто.
Да что о них рассказывать —
война.
Сентиментальный романс
Надежда, я вернусь тогда, когда трубач
отбой сыграет,
когда трубу к губам приблизит и острый
локоть отведет.
Надежда, я останусь цел: не для меня земля
сырая,
а для меня — твои тревоги и добрый мир
твоих забот.
Но если целый век пройдет и ты надеяться
устанешь,
Надежда, если надо мною смерть развернет
свои крыла,
ты прикажи: пускай тогда трубач израненный
привстанет,
чтобы последняя граната меня прикончить
не смогла.
Но если вдруг когда-нибудь мне уберечься
не удастся,
какое новое сраженье ни покачнуло б шар
земной,
я все равно паду на той, на той далекой,
на гражданской,
и комиссары в пыльных шлемах склонятся
молча надо мной.
Михаил Луконин
Михаил Кузьмич Луконин родился в 1918 году в городе Астрахани. Детство провел в Сталинграде. Писать стихи и печататься начал рано, еще в школе — в пионерских и комсомольских газетах. После школы поступил в Сталинградский педагогический институт, затем перевелся в Литературный институт имени Горького. В декабре 1939 года ушел добровольцем на финский фронт. «Пять стихотворений, — пишет Луконин, — „Мама“, „Наблюдатель“, „Ночью лыжи шипят“, „По дороге на войну“, „Письмо“ — напечатал по возвращении в журнале „Знамя“ (№ 10, 1940), их я и стал считать первыми в своей жизни». С первых дней Великой Отечественной войны — в действующей армии. В 1941 году был ранен. Затем до конца войны служил в газете танковой армии — «На штурм». Награжден медалью «За боевые заслуги». Первая книга «Сердцебиенье» вышла в 1947 году.
Фронтовые стихи
Если б книгу выдумывал я,
Все б описал по-иному:
Цвет крови на траве,
Цвет крови на земле,
на снегу, —
Вид убитого парня на черном снегу, у разбитого
дома,
Что такое — ползти, наступать и стрелять по врагу.
Если бы я
назвал эту книгу
«Фронтовыми стихами»
И она превратилась бы
в тонну угластых томов,
То она пригодилась бы фронту:
Глухими ночами
Ею печь в блиндаже
разжигал бы сержант Иванов.
Вот он печь растопил, мой сержант Иванов,
и не спится —
Руки греет над ней,
удивляется:
ночи глухи!
В белый парус снегов
загляделась большая бойница,
Месяц ходит вокруг.
Это есть фронтовые стихи!
Вот сержант Иванов
письма пишет на противогазе:
Как живет,
где живет,
что дела и харчи неплохи,
Что пора бы домой, —
ждешь меня?
Обращаясь с наказом:
Ты себя береги!..
Это есть фронтовые стихи!
Вот сержант Иванов
в атаку выводит пехоту.
Сам в цепи.
И бегут, выдвигая штыки.
Пот стирает с лица Иванов
(он устал от тяжелой работы),
Улыбнулся друзьям.
Это есть фронтовые стихи!
Вот Иваново-город.
Снег идет. Темновато.
В клубе «Красная Талка» — собранье.
Ткачихи тихи.
Иванова, ткачиха,
читает письмо от сержанта,
Все встают и поют.
Это вот — фронтовые стихи!
Фронтовые стихи — это чувство победы,
такое,
Что идут и идут неустанно
на подвиг и труд,
Все — туда,
где земля стала полем последнего боя.
Иногда умирают там.
Главное —
это живут!
1943
Хорошо
Хорошо перед боем,
Когда верится просто
В то, что встретимся двое,
В то, что выживем до ста.
В то, что
не оборвется
Все свистящим снарядом,
Что не тут разорвется,
Дальше где-нибудь, рядом.
В то, что с тоненьким воем
Пуля кинется мимо.
В то,
чему перед боем
Верить
Необходимо.
1942
В вагоне
Как странно все-таки: вагон.
Билет. Звонок. Вокзал. Домой.
И свет и гром со всех сторон.
Колеса бьются подо мной.
Шестнадцать месяцев копил
Я недоверие к тому,
Что кто-то жил, работал, был,
Болел и спал в своем дому.
Шестнадцать месяцев подряд
Окопом все казалось мне.
В вагоне громко говорят
О керосине и вине.
А у меня всего три дня.
Я вслушиваюсь в их слова.
Вздыхают, горестно кляня
Дороговизну на дрова.
А мне ведь дорог каждый час.
Жилет раскинув меховой,
Я по вагону напоказ
Прошел походкой фронтовой.
Я был во всей своей красе
(Блестит на левой стороне!).
— Оттуда? — спрашивают все. —
Да, тяжело вам на войне… —
Шел, улыбался и кивал,
Молодцеватый и прямой.
— В боях бывали?
— Да, бывал.
— Куда же едете?
— Домой!
— Из госпиталя? На, сынок… —
Беру, жую мякинный кус.
— Кури. —
Глотаю я дымок,
Соломой отдает на вкус.
— Ложись, устал…
Мы ничего,
Мы тут пристроимся в углу.
У вас там трудно с ночевой,
Мы перебьемся. Мы в тылу.
— Ложись и спи…
— Слаба кирза,
Как они там зимой, в бою! —
Прикрыла женщина глаза,
Упрятав ноги под скамью.
— Спи… —
А колеса все галдят.
— Спи.
— Все живем одной бедой.
— Спит. Исхудал-то как солдат… —
А был я просто молодой.
42
- Предыдущая
- 42/57
- Следующая
Перейти на страницу:
