9 ноября (ЛП) - Гувер Колин - Страница 52

Скидываю рукопись с коленей и быстро встаю на ноги. Я спешу в свою спальню и захожу в ванную. Принимаю душ, в надежде успокоиться достаточно, чтобы продолжить чтение, но я плачу всё это время. Шестнадцатилетний парень не должен проходить через то, что пережил Бен, но я по-прежнему не получила ответ на вопрос: какое это имеет отношение ко мне. Зато теперь я знаю, что мой отец каким-то образом был связан с матерью Бена, и я очень скоро все узнаю. Не уверена, что хотела продолжать читать, но теперь, когда уже начала, не могу остановиться. И несмотря на то, что меня тошнит, и руки дрожат уже в течение пятнадцати минут, из-за страха прочитать, как мой отец связан со всем этим, я заставляю себя идти вперёд.

Проходит, около часа, прежде чем я набираюсь мужества, чтобы вернуться к рукописи. Я сажусь обратно на диван и продолжаю читать с того места, где остановилась. 

16 лет

Наконец, Кайл добирается до дома. И Йен тоже. Мы сидим за столом и разговариваем обо всем, кроме того, почему наша мать ненавидела свою жизнь больше, чем любила нас. Кайл говорит, что сегодня я проявил храбрость. Он обращается со мной так, словно мне все еще двенадцать, хотя я был хозяином в этом доме с тех пор как он съехал шесть месяцев назад.

Йен вызывает одну из тех компаний, что предоставляют услуги по уборке дома после смерти. Должно быть, это один из офицеров оставил их визитку на стойке, зная, что нам понадобятся помощь. Я даже не знал, что существует такие фирмы, но Йен упомянул про фильм "Чистка до блеска", который он смотрел пару лет назад, где несколько женщин, занимались уборкой ради выживания.

Компания отправляет к нам двух мужчин. Один из них не говорит по-английски, а другой не говорит вообще. Он все записывает у себя в блокноте, который лежит в переднем кармане его униформы.

Когда мужчины заканчивают, они приходят ко мне на кухню и передают записку.

Не заходите в спальню не меньше четырех часов, чтобы ковер мог высохнуть. С вас двести долларов.

Я нахожу Кайла в гостиной.

- Мы должны заплатить двести долларов.

Мы оба ищем Йена, но его нигде нет. Его машина пропала, а он единственный, у кого есть такие деньги. На кухонном столе я нахожу мамин кошелек.

- В ее кошельке достаточно денег. Как считаешь, это нормально, если мы ими воспользуемся?

Кайл выхватывает деньги у меня из рук и выходит из кухни, чтобы заплатить рабочим.

Йен возвращается только во второй половине дня. Они с Кайлом спорят о том, что Йен не предупредил нас, что уехал в полицейский участок, потому что Кайл не помнит, как уезжал Йен, а Йен доказывает, что Кайл просто не обратил внимание.

Никто не спрашивает, зачем вообще Йен поехал в полицейский участок. Я думаю, что, возможно, он захотел прочитать предсмертную записку, но не спрашиваю его об этом. После того, как я прочел, что мать была влюблена в этого парня, Донована, последнее, что я хочу прочитать - что она не смогла жить без него. Меня бесит, что мама позволила расставанию с мужчиной опустошить ее больше, чем мысль никогда больше не увидеть своих сыновей. Она не должна была даже выбирать.

Я почти вижу, как происходила эта дискуссия. Я представляю, как прошлой ночью она сидит на кровати и плачет из-за этого жалкого ублюдка. Представляю, как в правой руке она держит его фотографию, а в левой - фотографию со мной, Кайлом и Йеном. Она смотрит то на одну, то на другую фотографию, и останавливаясь на Доноване, спрашивает себя: "Мне просто покончить с этим сейчас, чтобы ни дня не пришлось жить без этого человека?" А потом она смотрит на наш снимок. "Или продолжать страдания, чтобы провести остаток жизни с тремя мужчинами, которые благодарны мне, как матери?"

Что я не могу представить, так это что именно заставило ее выбрать фотографию в правой руке вместо той, что в левой?

Я знаю, что если лично не увижу, что такого особенного было в этом человеке, это будет съедать меня изнутри. Медленно и мучительно грызть, добираясь до самых костей, до тех пор, пока я не почувствую то же, что и она, когда обхватывала губами дуло пистолета.

Я жду несколько часов, пока Кайл и Йен не расходятся по своим спальням, а потом иду в ее комнату. Перебираю все то, что читал ранее, любовные записки, доказательства того, что их отношения были бурными как ураган. Когда я, наконец, нахожу достаточно информации о нем, я вбиваю в поисковик Гугл его адрес, и выхожу из дома.

Я странно себя чувствую, когда беру ее машину. Мне исполнилось шестнадцать всего четыре месяца назад. Мать откладывала деньги, чтобы помочь мне купить мой первый автомобиль, но мы не успели накопить, поэтому я просто пользовался ее автомобилем, когда он ей не был нужен.

Это хороший автомобиль. Кадиллак. Я иногда удивлялся, почему она просто не продала его, чтобы купить две машины подешевле, но потом чувствовал себя виноватым за эти мысли. Я был шестнадцатилетним ребенком, а она матерью-одиночкой, которая упорно трудилась, чтобы добиться того, что имеет. С моей стороны было несправедливо думать, что мы даже отдаленно не заслуживали подобной вещи.

Уже больше десяти вечера, когда я останавливаюсь около района Донована. Этот квартал гораздо приятнее, чем тот, в котором живем мы. Не то, что бы наш район неприятный, но здесь есть личные ворота. Хотя, не такая уж это и частная территория, потому что ворота заклинило в открытом положении. Я раздумываю, не развернуться ли, но потом вспоминаю, что я здесь не для того, чтобы сделать что-то противозаконное. Все, что я сделаю - осмотрю дом человека, ответственного за самоубийство моей матери.

Поначалу трудно разглядеть сами дома. У каждого из них очень длинные подъездные дорожки и между участками очень много места. А чем дальше я еду, тем реже встречаются деревья. Когда я приближаюсь к нужному дому, мой пульс начинает отдаваться в ушах. Я чувствую себя жалким из-за того, что нервничаю, даже не увидев дом, а рука скользит по рулю из-за пота.

Когда я, наконец, добираюсь до дома, я не впечатлён. Он, такой же как все. Высокий с наклоном, заостренная крыша. Два гаража для машин. Ухоженный газон и почтовый ящик, оформленный под камень, как и стены дома.

Ожидал большего от Донована.

Я впечетлён собственной храбростью, когда проезжаю мимо дома, разворачиваюсь, а затем проезжаю несколько домов, чтобы наблюдать за его домом издалека. Глушу двигатель, а затем выключаю фары.

Интересно, он уже знает?

Не уверен, откуда он может узнать, если у них не было общих друзей.

Наверняка знает. Уверен, у мамы было множество друзей и коллег, из жизни о которой я ничего не знал.

Интересно, плакал ли он, когда узнал. Сожалел ли. Если бы у него была возможность повернуть время вспять и восстановить ее сердце, он бы это сделал?

А теперь я напеваю Тони Брэкстон. Да пошел ты, Донован О'Нил.

Мой мобильник вибрирует на сиденье. Пришло смс от Кайла.

Кайл: Ты где?

Я: Мне нужно было сбегать в магазин.

Кайл: Уже поздно. Возвращайся побыстрей. Мы должны быть в похоронном бюро завтра к девяти утра.

Я: Ты что, моя мать?

Я жду, что он что-нибудь ответит, вроде слишком рано, чувак. Но он этого не делает. Я смотрю на телефон немного дольше, желая, чтобы он отреагировал. Не знаю, почему я отправил такое сообщение. Теперь я чувствую себя виноватым. Здесь должна быть кнопка вернуть.

Отлично. Теперь вместо «не разбивай мне сердце» я пою «верни мое сообщение».

Да пошла ты, Тони Брэкстон.

Я опускаюсь ниже на сиденье, когда замечаю приближающийся ко мне свет фар. Опускаюсь еще ниже, когда вижу, как машина сворачивает к дому Донована.