Чекисты [Сборник] - Коллектив авторов - Страница 15

Николаевич, великий князь, дядюшка государя императора, числившийся наместником на Кавказе. Истинного триумфатора незаметно оттерли в сторону.

Ну что ж, дважды на одном месте спотыкаться нельзя. Именно по этой причине всю подготовку к походу на Петроград он прибрал к своим рукам. Извините, господа, а хозяина столицы российской никому не удастся отпихнуть в сторону, как отпихнули его придворные шаркуны. Пока Колчак и Деникин канителятся, пока суд да дело, он молниеносным рывком успеет захватить Петроград, а победитель, как известно, при любых обстоятельствах бывает прав.

Юденича одолевали военные заботы. С ревнивой цепкостью держал он под личным контролем все подробности оперативного замысла. И в первую очередь, разумеется, все обстоятельства, так или иначе связанные с операцией «Белый меч». Сам, никому не передоверяя, прочитывал шифровки, поступавшие из Петрограда. Сам, запершись в кабинете, часами советовался с начальником контрразведки.

«Белый меч» был делом серьезным, многообещающим.

«Белый меч» должен обрушиться на головы большевиков внезапно, это оружие тайное, бьющее наповал.

Операция начнется по сигналу, который он даст в надлежащий момент. Начнется и моментально парализует оборону большевиков. Никаких баррикадных боев в черте города не будет — в этом весь смысл «Белого меча». Падет Смольный институт, ставший оплотом комиссаровластия. Верные люди быстро захватят телеграф, радиостанцию, вокзалы, склады с оружием. И, разумеется, здание на Гороховой, где разместилась «чрезвычайка».

Возвратившись в Гатчину, Юденич беседовал с начальниками дивизий, вызванными для этой цели с боевых участков.

Обстановка на фронте за истекшие сутки несколько осложнилась, но это не смущало главнокомандующего. Начальника первой дивизии, светлейшего князя Ливе-на, встревоженного возросшими потерями и обилием резервов, получаемых противником, Кирпич оборвал со свойственной ему грубоватой бесцеремонностью;

— Попрошу, князь, докладывать поспокойнее. У страха глаза велики, разве не знаете?

На следующий день в лондонском «Таймсе» была опубликована пространная телеграмма ревельского корреспондента. Сообщалось в ней, что доблестная Северо-Западная армия одерживает под Петроградом победу за победой. Упоминал корреспондент и об исторической фразе, произнесенной главнокомандующим.

«Дни Красного Петрограда сочтены!» — уверенно предсказывал «Таймс».

Бурный успех Юденича, прорвавшего фронт под Ямбургом, создал смертельную угрозу городу революции. Потрепанные в неравных боях полки Седьмой армии отступали, связь нарушилась, управление войсками стало затруднительным.

15 октября Петроград был объявлен на осадном положении.

17 октября в «Петроградской правде» появилось письмо Ленина. «Мне незачем говорить петроградским рабочим и красноармейцам об их долге», — писал Владимир Ильич, выражая уверенность, что защитники города сумеют отбить яростный натиск врага.

Ленин всю свою жизнь непоколебимо верил в питерских пролетариев и ни разу в них не ошибся. Не ошибся он и в этот грозный час испытаний.

Без паники, организованно и деловито, наращивал город свои оборонные усилия. Подрывники минировали мосты через Неву, на улицах строили баррикады, окна домов, особенно на ключевых перекрестках, превращались в огневые точки.

Характерная подробность времени. 17 октября белогвардейцы захватили Красное Село и вплотную приблизились к Лигову, угрожая ворваться в город. 20 октября на рассвете они Заняли Царское Село, с ходу принявшись за разграбление дворцовых ценностей. Именно в эти дни, когда смерть глядела прямо в глаза, Петроград с энтузиазмом проводил очередную «партийную неделю». Ряды коммунистов пополнили тысячи рабочих.

Навстречу врагу ежедневно уходили добровольческие коммунистические отряды. Доблестно и самоотверженно бились с белогвардейцами красные курсанты, совсем еще молодые люди из рабочих и крестьян — будущие командные кадры Красной Армии.

Вечной славой овеяли себя в этих жестоких боях балтийские революционные моряки. Экспедиционные отряды, присланные с кораблей Кронштадта, посылались обычно на самые трудные участки обороны.

Фронт под стенами города ревел и грохотал подобно ненасытному чудовищу. Это был фронт видимый каждому, требующий все новых и новых подкреплений.

Был, однако, и другой фронт — в самом Петрограде, в глухом подполье, за непроницаемо зашторенными окнами буржуазных особняков. Фронт незримый и неслышный, фронт ожесточенной тайной войны.

Особое внимание Петроградской ЧК привлекала английская секретная служба — Интеллидженс сервис. Не случайно поэтому задолго до наступления Юденича на Гороховой начали накапливаться оперативные материалы, получившие вскоре название «Английская папка».

Целый ряд фактов, подчас едва заметных и вроде бы несущественных, подсказывал, что в Петрограде зреет новый вражеский заговор и что возглавляет его некий англичанин.

ЧК располагала и некоторыми приметами этого агента английской секретной службы. Правда, до крайности противоречивыми, неопределенными. По одним данным выходило, что он молодой еще человек, высокий, чуть сутуловатый, с худощавым бритым лицом, в красноармейской шинели и в стоптанных сапогах. Другие источники утверждали некое сходство агента с Иисусом Христом: густая вьющаяся борода, удлиненные черты лица, широко раскрытые глаза. По третьим источникам получалось, что это талантливый пианист, едва ли не виртуоз, хорошо известный в артистическом мире.

Коллегия Петроградской ЧК поручила «Английскую папку» сотруднику Особого отдела Эдуарду Отто.

— Вот что, дорогой Профессор, садись-ка и размышляй, — сказал ему Николай Павлович Комаров, начальник Особого отдела. — Рекомендую взглянуть еще разок на дело Кроми, свяжись с Москвой, а самое важное — побольше думай… Себя поставь на их место, это иногда бывает полезно…

Профессором Эдуарда Морицевича Отто прозвали еще в 1905 году. Заведовал он тогда динамитной мастерской в Риге, снабжал самодельными гранатами вооруженные рабочие дружины, а после того как военно-полевой суд вынес ему смертный приговор, умудрился подготовить и совершить неслыханно дерзкий побег из тюрьмы. С тех пор партийная кличка частенько заменяла ему и имя, и фамилию.

Рекомендация Николая Павловича была толковой. И Профессор внимательнейшим образом заново изучил прошлогоднее дело английской миссии. Но, увы, среди выловленных и успевших исчезнуть агентов Интеллид-женс сервис человека с внешностью Иисуса Христа не оказалось. Не было среди них и музыканта-виртуоза.

Запрос, посланный в Москву, прибавил немногое. Из Всероссийской Чрезвычайной Комиссии ответили, что помочь бессильны, соответствующих материалов не имеется. Далее следовали обычные советы и рекомендации, а их у Профессора и без того хватало. Не было у него ниточки, за которую можно уцепиться.

Вскоре, однако, нечто похожее на ниточку появилось. Подкинула ее начавшаяся в Москве ликвидация «Национального центра», крупнейшей антисоветской организации кадетского подполья.

Следствие установило, что помимо связей с разведками Колчака и Юденича «Национальный центр» усиленно налаживал контакты с английской секретной службой. Арестованные заговорщики признались, что к ним в Москву приезжал из Петрограда видный эмиссар Лондона. Приметы его заставили Профессора насторожиться: лет тридцати с небольшим, высокий, тон-колицыи, в красноармейской шинели, свободно изъясняется по-русски, лишь изредка обнаруживая незначительный акцент.

Еще следствие установило, что вместе с англичанином в Москву приезжала немолодая женщина, называвшая себя Марьей Ивановной. Вся в черном, сухая, жилистая, некрасивая, глаза злые и властные, нос с заметной горбинкой. Прощаясь, англичанин предупредил, что замещать его будет Марья Ивановна.

Это уже было кое-что. Нелегко, понятно, найти в Петрограде женщину в черном со злыми и властными глазами или высокого англичанина, свободно говорящего по-русски, но ценность этой информации заключалась в том, что она подтверждала материалы «Английской папки». Значит, заговор действительно готовится и во главе его — агент английской разведки.