Девочка, которая воспарила над Волшебной Страной и раздвоила Луну - Валенте Кэтрин М. - Страница 33

– Г-м-м, – протянул виверн. – Ага. – Он слушал очень внимательно, беспокойно постукивая когтями. – Я… я слышу шум. – По его огромному красному лицу пробежала дрожь. Он заморгал, втянул щеки и выкрикнул: – Самый сильный шум на свете! Все сразу! Ой, Сентябрь, больно! – неожиданно взвыл он. – Так громко! Все говорят, храпят и едят одновременно! Все растет, и топает, и роет. Лунные кроты! И какой-то старый Змей грызет скорлупу японской черепашки Каппы. Так грубо, так громко! Мне это совсем не нравится! – Он зажмурился от боли, но продолжал слушать. – Я не знаю, как слушать именно лапу! Лапы – повсюду! Топают, шлепают, колотят, скребут! А, вот, погодите… какие-то оглушительные удары! Как гром. Буммм, буммм, буммм. На фоне всего остального! Вот оно – о! Не одно топанье, а два! И они приближаются! Ох, они меня раздавят! Буммм, буммм, буммм!

– Это, должно быть, Сайдерскин, – выдохнул Суббота, – и его собака. Топают по Луне, чтобы ее разломать.

Терпение Аэла иссякло. Он вырвал из ушей стетоскоп и припал к жемчужной почве, тяжело дыша.

– Прости меня, Сентябрь! – сказал он, хватая воздух пастью. – Это была хорошая идея. Я пытался различить звуки, которые могла бы издавать лапа йети, когда она что-то сжимает, хлопает или скребет, но слышно все сразу, одно поверх другого. Это как радио, настроенное на все каналы одновременно. Может быть, с этим стетоскопингом есть какая-то хитрость, но я ее не знаю. Это, наверное, требует знакомства с вещами на букву С.

– Лучше нам развернуться и уехать подальше от моря, – взволнованно сказала Сентябрь. – После всего, что случилось, ты просто обязан выпустить пламя, – да что там, я чувствую, что и сама начну скоро дышать огнем!

Сказано – сделано. Они свернули в сторону от длинной опаловой прибрежной дороги. Аэл был уверен, что знает путь, и Сентябрь привычно доверилась виверну. Они плавно удалялись от побережья по направлению к темному пятну леса и мрачным теням. В гуще леса мигали огоньки, потрескивая, подмигивая, скатываясь в маленькие шарики и рассыпаясь снова.

– Да, про все, что связано с Грозой, я знаю отлично! – сказал Аэл, явно пытаясь вернуться на знакомую почву. – Когда моя мамочка была совсем крохотной ящеркой, размером не больше высокого замка, она жила с великанами из Монастыря Громокатов. И они выращивали молнии для своего гербария. Разрядов крепче, сочнее и ярче вы отродясь не видели. Молнии выращивают черенками на огромном сверкающем подвое, если вы не знали. Снимать их надо сразу после первых заморозков, в это время разветвления у них самые сладкие. Эти великаны торгуют своими молниями вразнос по всей Волшебной Стране, продают их Ветрам, Ведьмам и прочим Виршеплетам. Так моя мама и встретила своего суженого, Акадэмика. Ученые мужи просто с ума сходят по молниям. Засунуть в корзинку, закупорить в бутылку, завязать бантом! А есть еще и дикие молнии! Не те ровные рядки, что выращивают в монастыре, и не те, что моя матушка кузовами таскала в своих когтях на рынок. Нечесаные, непокорные, не заземленные! – Виверн слегка прибавил ходу. Море Беспокойства все еще дразнило их своим солоноватым воздухом, нашептывало вслед: «Вернись, окунись, поборись с китом! Или хочешь в военно-морской флот?» Арустук тоже поддала газу и рванула вперед по собственной воле.

Расстояния на Луне обманчивы. Сентябрь казалось, что они очень скоро доберутся до Молниеносных Джунглей, но те все еще маячили впереди. Они с грохотом мчались по широкой равнине, открытой всяким опасностям. Песок летел из-под колес и копыт, как снежная пыль. Зеленый диск Волшебной Страны быстро закатился, стало совсем темно, если не считать тысяч звезд, брошенных на бархат ночного неба как игральные кости.

Все случилось так быстро, очень быстро, непостижимо быстро! Ну а как это еще могло случиться?

Страшный отвратительный рев разорвал ночь на куски. Сентябрь и Суббота поворачивались во все стороны, но не могли определить источник рева. Он шел отовсюду одновременно, поднимался от поверхности Луны и опускался сверху. Еще один раскат рева взорвался над равниной. Аэл застонал от нестерпимой боли в ушах. Что-то громадное и тяжелое топало впереди – они слышали этот топот, ощущали его, но на широкой лунной прерии по-прежнему не было никого, кроме них.

По Арустук будто кулаком ударили, и она закрутилась, вращая фарами, как безумный маяк, сталкиваясь с Аэлом и снова откатываясь от него. Виверн пронзительно заверещал, и пурпурный выброс пламени прорезал ночь. Сентябрь видела темные языки этого пламени, которые то появлялись, то исчезали, вертясь и воя. «О Аэл! Не делай этого!» – успела она подумать и тут же до крови прикусила щеку. Она слышала, как он в ужасе завопил свой харумммм, и уже знала, что все очень плохо. Этот ужасный, ужасный звук мог бы выжать пламя из куска мыла. Наконец вращение замедлилось и прекратилось. Суббота в отчаянии цеплялся за ее руку; Сентябрь вытерла окровавленную губу. Рукой и туловищем она больно ударилась о дверцу Арустука. Сама она тоже визжала, но тело девочки не приспособлено для опаливания огнем всего, что сочтет оскорбительным для себя, хотя иногда нам хочется чтобы все было именно так. Уцелевшей рукой она протерла переднее стекло, которое совсем запотело от их испуганного дыхания.

Перед ними, прямо на их пути, стояла фигура, и в свете фар переливались спиральные узоры на ее темной и блестящей коже.

Это был Суббота.

Но это не был Суббота. Да, он выглядел таким же рослым и стройным, как марид, которого знала Сентябрь. Он стоял и смотрел сверху вниз на автомобиль и пассажиров в нем с тем же любопытством, с каким Суббота глядел на все, что его интересовало. Однако у этого мужчины – а он определенно был мужчиной, а не мальчиком – были длинные волосы, завязанные в узел на макушке. Его прекрасная синяя кожа имела оттенок моря, которое глубже неба. Даже в ночи было видно, как сияет его синева. Мускулы спины бугрились шире и рельефнее. Рубашки на нем не было, только шелковые синие брюки, и Сентябрь хорошо видела знакомые изящные татуировки. Возраст – не меньше двадцати. Возможно, больше тридцати.

Сентябрь знала его. Она узнала бы его где угодно, но она также знала, что это не он, и к тому же Суббота был здесь, прямо рядом с ней! Он сидел, впившись ногтями в ее руку и не решаясь посмотреть на версию самого себя, стоящую перед моделью А.

– Не смотри на него, Сентябрь, – взмолился он, поднимая глаза. Они умоляли, они искали глаза Сентябрь. Она никогда не слышала от него ни единой мольбы, даже просьбы освободить его в тот злополучный день в Пандемониуме, когда она его впервые встретила. – Не слушай его, тем более. Смотри на меня. Смотри на меня и вспоминай велосипеды, вспомни, как ты превратилась в дерево, как мы боролись и я нисколько тебе не поддавался, даже чуть-чуть…

Но Сентябрь не могла оторвать глаз от марида, стоящего в лучах фар. Смотреть на другого Субботу, стоящего на белой равнине, – все равно что смотреть на фотографию своего дома, когда точно знаешь, что ты сам внутри него. Она чувствовала себя туго натянутой струной между ними, и от этого ее подташнивало. Наконец Сентябрь назвала его по имени – немного робко, немного тише, чем было нужно, чтобы ее слабый голос был услышан за пределами машины. Но мужчина резко повернул к ней голову, и по лицу его, как прибой, разлилось удивление. Суббота рядом с ней скорчился и покрепче зажмурил глаза. Сентябрь снова назвала его имя, на это раз неуверенно, совсем шепотом. Мужчина, который мог быть Субботой, нерешительно поднял руку – и внезапно Сентябрь вспомнила, что это значит – быть маридом. Они были духами океана и жили вне времени. Марид мог встретить самого себя несколько раз в течение жизни, старше и моложе, мудрее и дурнее. Он даже мог встретить своих родителей еще до того, как родится; так случилось и с Субботой. Это тоже Суббота, он самый и есть. Только этот Суббота был старше, такого Сентябрь еще не знала – взрослого и сильного мужчину, не кроткого и не застенчивого. Это было так странно – видеть, кем станет однажды твой друг. Бывают чувства, для которых не подобрать слов, потому что ситуации, в которых они возникают, случаются недостаточно часто, чтобы успеть собрать комиссию и договориться о терминах. Это и была одна из таких ситуаций, тревожное узнавание в запутанном настоящебудущем времени.