Час расплаты - Хоуг (Хоаг) Тэми - Страница 56

— Я вас не осуждаю, — тихо произнес детектив. Его голос звучал мягко и доверительно. — Я просто должен знать, с чего все началось. Балленкоа сидит в соседней комнате. Он собирается потребовать возмещения убытка в судебном порядке… А тут еще это нападение…

— Вы посадите меня в тюрьму? — не веря собственным ушам, спросила Лорен. — Это беспрецедентно! Он может похитить мою дочь, сделать с ней все, что ему захочется, изнасиловать, убить, а вы хотите посадить меня за то, что я разбила его гребаный фотоаппарат?

— Я не хочу вас сажать. Я постараюсь сделать все, чтобы этого не случилось, но без официального предъявления обвинений, боюсь, не обойдется. Думаю, что ваши действия будут квалифицированы как мелкое хулиганство. Вам придется заплатить штраф.

— Штраф?

— Вы напали на него при свидетелях в общественном месте…

— Он следил за моей дочерью при свидетелях в общественном месте! И это нормально? Это можно! Он ведь только фотографировал ее!

— Вы не вправе вершить правосудие по собственному желанию, — возразил Мендес.

Ему было не по себе. Честно говоря, ему самому хотелось взять в этом случае правосудие в свои руки.

— Но вы ни черта не делаете, чтобы его остановить! — перешла на крик Лорен Лоутон. — К кому мне обратиться за помощью? Вчера он бросил в мой почтовый ящик записку со словами: «Ты по мне скучала?» Для него все это игра. Он нарушает закон, а потом сам же прячется за ним, используя против жертв своих преступлений. Я не могу его остановить, а вы не хотите. И что мне, черт побери, делать?

— Где записка? — спросил Мендес. — Почему вы мне не позвонили?

— Я выбросила ее, — раздраженно ответила Лорен. — Почему я вам не позвонила? А что бы вы сделали? Да ничего! Вы бы сказали, что это не ваша юрисдикция, и посоветовали бы обратиться к почтовому инспектору.

— Если мы сможем доказать, что он вас преследует…

— Боже правый! Он же записку не подписал. Там даже адреса нет. Этот подонок просто вбросил ее в ящик. А теперь он фотографирует меня и мою дочь при свидетелях, в общественном месте, и это не считается преследованием. Какой абсурд!

— Я понимаю, что вы расстроены, Лорен…

— Вы понимаете? — вскинулась женщина. — Вы понимаете? Вы и сами знаете, что это чушь собачья!

— Что я…

— Вы не осознаете, чего это чудовище лишило меня, — все больше распалялась Лорен. — Вы не знаете, что значит девять месяцев носить в себе ребенка, родить, выкормить, любить, а потом какой-то извращенец лишает вас вашей девочки, чтобы удовлетворить свои желания.

— Нет, не знаю.

— Вы не знаете, насколько больно видеть этого человека, расхаживающего на свободе, в то время как твой ребенок пропал, а муж мертв.

— Нет.

— Вы не знаете, что я чувствую, когда он качает свои права, а у меня, получается, никаких прав нет, — с горечью в голосе произнесла женщина.

Слезы уже катились по ее щекам.

— Мне некуда бежать, — продолжала она. — У меня никого не осталось, кроме единственной дочери, и вы считаете, что я должна стоять и спокойно смотреть на то, как этот ублюдок вносит мою дочь в каталог своих жертв?

Мендес почувствовал стыд за систему, которую поклялся защищать. Ему неудобно было смотреть женщине в глаза. Что-то не так с миром, в котором у извращенца больше прав, чем у людей, на которых он нападает.

Во взгляде женщины читалось презрение.

— Не говорите, детектив, что понимаете мои чувства, — продолжала Лорен. — Я как будто очутилась посреди гребаного ночного кошмара, а вы являетесь частью этого кошмара, а не избавлением.

Женщина отвернулась и прижалась лбом и руками к стене, словно хотела проломить ее и ворваться в соседнее помещение. Или, быть может, мир просто начал уходить у нее из-под ног, так что ей пришлось припасть к стене.

— Поверить не могу, что это происходит! — сквозь слезы произнесла Лорен Лоутон.

Отчаяние, прозвучавшее в ее голосе, резануло сердце Мендеса ножом. Мужчина приблизился к Лорен и положил руку на ее плечо в неуклюжей попытке утешить женщину.

— Я хочу помочь, Лорен, — тихо произнес он. — Я помогу.

Женщина бросила на него косой взгляд.

— Вы не сможете.

Она попала в ад, весь ужас которого он и вообразить не мог. Какой прок от всех сказанных им банальностей и пустых обещаний? Она вовлечена в эпическую битву между добром и злом, а он — не более чем свидетель, ничем на самом деле не способный ей помочь.

Женщина сбросила с плеча его руку так, словно ее тяжесть была ей неприятна. Затем Лорен отошла в дальний угол и села на пол, уткнувшись лицом в поднятые колени.

Мендес вернулся в коридор и с минуту ходил туда-сюда, ожидая, пока в его голове прояснится. Он был расстроен и не знал, что ему делать. По своей природе Мендес был деятельным и любил решать проблемы сразу же, не откладывая их в долгий ящик. Но то, что происходило с Лорен Лоутон, вряд ли можно было решить быстро и просто. Законы и предписания связывали его по рукам и ногам. Рядом с Лорен Лоутон, которую переполняли злоба и душевная боль, он чувствовал себя ни на что не способным маленьким мальчиком.

Мендес отправился в комнату отдыха, где сидел Винс, следивший за допросом Балленкоа по системе кабельного телевидения. Повинуясь привычке, Мендес подошел к кофеварке, но кофе не хотелось. Ему бы сейчас чего-нибудь покрепче. Впрочем, Лорен нуждается в выпивке даже больше.

Винс посмотрел в его сторону.

— Да, этот парень — тот еще субъект, — кивнув в сторону экрана, сказал Винсент.

Мендес уселся на стул, глубоко вздохнул и уставился на экран. Балленкоа сидел за столом и смотрел на дверь с выражением обиженного ребенка. Траммел сидел напротив, откинувшись на спинку стула. Расслабленный и совершенно спокойный, он вел себя так, как будто беседовал с обыкновенным гражданином.

— Он сейчас рассказывал Траммелу, что Лорен Лоутон его преследует. Он хочет добиться распоряжения о ее задержании. Ни больше, ни меньше.

— Какая сволочь! — проворчал Мендес. — Он фотографировал ее дочь на теннисном корте.

— Он утверждает, что это его право и средство существования.

— Право? — с горечью повторил детектив. — Этот Балленкоа ведет себя так, будто он жертва. На самом деле в защите нуждается Лорен. Он, блин, чертов преступник! У него еще хватило наглости фотографировать ее дочь. Окажись я на ее месте, этот скот сейчас бы имел на своем затылке еще бо́льшую дырку, чем спереди.

— Тебя бы посадили, — возразил Винс.

— И это неправильно.

— Если бы кто-то странно смотрел на моих детей, я тоже, пожалуй, не смог бы ответить за свои поступки, — признался Винс. — Но есть закон, и есть правильные поступки. Иногда, к сожалению, первое противоречит второму.

— Попытайся объяснить это Лорен, — сказал Мендес. — Я попробовал и теперь чувствую себя полным дерьмом. Этот скот лишил ее старшей дочери. Она все время думает о том, что же он с нею сделал.

— Чем она там занимается?

— Злится и боится. Она только что выговорила мне все, что обо мне думает. И, если уж начистоту, лучшего ни я, ни наша система не заслуживаем. Если полиция будет угрожать матери арестом за то, что она защищает своего ребенка, куда мы докатимся?

— А что ты с ней собираешься делать? — спросил Винс.

Не в силах больше сдерживаться, Мендес вскочил со стула и нервно зашагал по комнате.

— Не знаю. Пусть Кол решает. Что вообще я могу сделать?

Диксон сорвался прямиком с официального ужина, устроенного ради привлечения дополнительных средств. В комнату отдыха он вошел с хмурым, серьезным выражением на лице. На нем был опрятный серый костюм с голубым галстуком, выгодно подчеркивающим цвет его глаз.

Бросив сердитый взгляд на Мендеса, Диксон заметил:

— Тебя здесь вообще быть не должно.

— Не я так решил, — возразил Мендес.

— Мне это тоже не нравится, — пробурчал шериф. — Я знаю, что этого захотела миссис Лоутон. Но ведь Балленкоа уже сподобился накатать на тебя официальную жалобу. Надеюсь, он тебя здесь не видел?