Шкатулка с бабочкой - Монтефиоре Санта - Страница 29

Элен смотрела за тем, как серое облако саваном затянуло небо, и тем не менее этот пейзаж не вызвал у нее депрессию, как это часто бывает при плохой погоде, а, наоборот, придал ей ощущение вновь обретенной уверенности. Все вокруг было таким знакомым и комфортным. Пока они ехали по автостраде, она смотрела на оголенные деревья с окоченевшими от холода ветвями и лоснящихся черных грачей, клевавших что-то на зимних полях. Она узнавала Англию такой, какой ее помнила, и это ощущение вызвало у нее радостный подъем.

— Все-таки здорово, что ты вернулась, Элен, — заявил Тоби, глядя в зеркало, чтобы проверить, спят ли дети. — Бедные малютки, они вконец измотаны. Посмотри.

Элен устало повернула голову назад. Хэл и Федерика спали, свернувшись рядышком, как парочка щенков. Она снова вспомнила Рамона и подумала, скучает ли он без них или просто вычеркнул их из памяти и отправился навстречу новым приключениям. Новые страны, новые книги и… никаких обязательств.

Она вздохнула.

— Прошло немало времени с тех пор, как я в последний раз говорила с тобой. Как там Джулиан? — спросила она, глядя на движущуюся перед ней дорогу, уносящую ее печали.

— У Джулиана все в порядке. Он проводит много времени в Лондоне в командировках. У него масса работы, и дела идут вполне успешно. Придется ему содержать меня в старости, — хохотнул он.

— Ты просто счастливчик!

— Не совсем. С отцом все по-прежнему.

— Это меня не удивляет. Он всегда гордился тем, что он мужчина из мужчин, а сейчас, наверно, осуждает себя, — сказала она.

— Это подрывает его мужественность.

— Он когда-нибудь изменится, хотя не стоит ожидать чудес. Но есть и гораздо более важные вещи, о которых следует беспокоиться. В конце концов, ты ведь никого не убил.

— Нет, пока нет. — Он улыбнулся. — Но прошло уже два года с тех пор, как я сообщил ему это известие, но он все еще отказывается общаться с Джулианом. Когда Джулиан только приехал в Польперро, он был счастлив заключить его в объятия в качестве моего друга. Он был им просто очарован. Каким ограниченным должен быть человек, чтобы подвергать кого-то остракизму[5] только лишь из-за его сексуальной ориентации, которая, в любом случае, является сугубо частным делом? Особенно с учетом того, что Джулиан ему очень понравился как личность.

— Это вызывает боль, да? — сказала Элен, заметив, что он так сильно сжал руль, что его пальцы побелели.

— Да, и только потому, что мы всегда были так близки. Сейчас все иначе. Впрочем, сама все увидишь.

— Он просто делает вид, что Джулиан не существует?

— Точно так.

— А как себя чувствует сам Джулиан? — спросила она, стараясь выказать интерес, хотя все, о чем она могла думать, была ее собственная боль.

— Он так занят, что не обращает на это внимания. Он слишком увлечен своей фотографией, чтобы беспокоиться о том, нравится ли он моему отцу или нет. Как бы то ни было, ему тридцать девять лет, и у него уже было нечто подобное в прошлом, так что он не особо расстроен.

— Отец, наверное, думает, что тебя сбил с пути истинного старый извращенец. — Элен наблюдала, как рот Тоби исказила кривая улыбка.

— Не очень старый, Элен.

— Старше тебя на семь лет. Для отца ты по-прежнему ребенок.

— Ну, этот ребенок знает, чего хочет от жизни.

— Тогда все в порядке. К черту папу. Какое его дело, если ты счастлив. Ты должен думать о себе, а не проживать свою жизнь ради других, — сказала она, размышляя над своим собственным положением и о двух детях с разбитыми сердцами, которые спали сном праведников на заднем сиденье.

— Мы оба должны подумать о себе, Элен. Никто за нас этого не сделает, — мрачно ответил он и замолчал, наблюдая за серым полотном дороги, уныло раскинувшимся перед ними.

Элен и Тоби всегда делились своими секретами. Хотя он и был старше сестры всего на два года, но всегда считался более зрелым, чем другие парни его возраста. Элен внезапно подумала, что хранение чужих тайн изнуряет человека и делает его скрытным. Она знала о том, что Тоби гей, задолго до того, как он решился рассказать об этом родителям. Она догадывалась, что девушки его не интересуют и что он чувствовал себя гораздо более счастливым наедине со своими книгами о червях и жуках, чем при посещении ночного клуба. Это вовсе не означало, что он боялся женщин, это было не так. Он обожал сестру, восхищался матерью и имел множество хороших друзей среди девушек. Но Тоби интересовали только товарищеские отношения с ними, а мысль о физическом контакте была ему так же чужда, как и футбол. Когда в него влюбилась подруга Элен, Аннабель Хейзел, проливавшая от безнадежности слезы на ее плече, Элен начала догадываться, что Тоби может оказаться геем. Ведь он никогда и никому не назначал свиданий, равнодушно относился к вниманию женщин. Обычно Элен была слишком увлечена собственными переживаниями, чтобы замечать кого-то еще, но сексуальная ориентация Тоби возбуждала ее любопытство и заставила обратить на него пристальное внимание. Однажды, это было летом 1972 года, Тоби прилетел к ним в гости в Чили, чтобы провести несколько недель с сестрой, которая наслаждалась счастливой семейной жизнью с Рамоном.

Тогда Элен была поражена, увидев, что Тоби растолстел от невзгод и был постоянно чем-то озабочен. Он не имел работы и был несчастлив, а его обычно жизнерадостная улыбка почти исчезла с лица. Они прогуливались по берегу и вели откровенный разговор так, как никогда раньше. Тоби говорил о своих трудностях при поиске работы в Лондоне, и о том, как выхлопы автомобилей вызывают у него тошноту, а шум нервирует.

— Я уже сам не свой, — хриплым голосом жаловался он.

— Но согласись, что твои несчастья не помогут тебе найти бойфренда, — невозмутимым тоном произнесла Элен. Тоби уставился на нее, его лицо побелело, а в глазах застыл ужас. — В том, чтобы быть геем, нет ничего плохого, — продолжила она и понимающе улыбнулась ему. — Ты для меня все тот же дорогой брат Тоби. — Тоби уселся на песок, опустил голову, зажав ее в ладонях, и стал всхлипывать, чего не делал с тех пор, когда одним ужасным зимним утром, пятнадцать лет назад, машина переехала его любимую собаку Джесси. Элен присела рядом и обняла его. — Ты стал толстым потому, что несчастлив. А несчастлив ты потому, что стесняешься. Тебя всегда это смущало. Именно поэтому ты отправился в Лондон, поскольку не смог оставаться в Польперро со своей тайной, Я тебя не осуждаю. — Она улыбнулась. — Этот город слишком мал для тебя. Но знай, что это твой город и именно в нем ты обретешь свое счастье.

— Я знаю. — Он фыркнул. — Я хочу домой, я ненавижу Лондон. Но… — он тяжко выдохнул, будто сбрасывая тяжесть давившей его тайны вместе с воздухом, — я, как и все прочие люди, хочу, чтобы меня любили.

— Тебя будут любить. В Лондоне полно геев, так же, как и во всем мире. Тебе просто нужно набраться смелости, чтобы найти их.

Тоби повернулся к сестре и посмотрел на нее сияющими голубыми глазами, напоминавшими чистое небо после проливного дождя.

— Но как ты догадалась? — спросил он.

— Потому что я знаю тебя и беспокоюсь о тебе, — сказала она. — Мне все известно уже давно. С тех пор как ты отказал во взаимности Аннабель Хейзел, я начала думать об этом. Ты никогда ни с кем не встречался, а интересовался лишь своими несчастными насекомыми. Я подумала, что в твоем поведении есть нечто странное. Никого это больше не удивило, уверяю тебя, поскольку ты всегда был эксцентричной личностью. Но ведь никто и не был так близок к тебе, как я.

— Ты и остаешься, — добавил он и улыбнулся с благодарностью, заставившей ее глаза увлажниться.

— Таким образом, — подытожила она, радостно мигая, — если мы найдем тебе бойфренда, то это сразу изменит твое отношение к жизни и ты снова станешь выглядеть лучше. Уж слишком ты растолстел! — Тоби застенчиво засмеялся. — С сегодняшнего дня садишься на диету, ты ведь пробудешь у нас больше месяца. Мы с Рамоном не собираемся снова путешествовать раньше марта, и я не отпущу тебя в Лондон до тех пор, пока ты не будешь к этому готов, понимаешь? — Он кивнул. — Любовь — самая прекрасная вещь в этом мире. Я хочу, чтобы у тебя была любовь, похожая на мою, — уточнила она.