Яд поцелуя (СИ) - kalip kalip "Калип" - Страница 8

========== Глава 8 ==========

В вечер приёма гости в дорогих костюмах собирались в красиво украшенном банкетном зале, рассаживаясь за столы с именными табличками их мест. В центре зала стаяло возвышение в виде сцены с хорошей музыкальной аппаратурой и светомузыкой. Столы поставили так, чтобы всем было удобно есть, пить и видеть всё происходящее на сцене. Обводя взглядом зал, Кай увидел, что напротив него, левее, за столом сидит Тоями, который делает вид, что не замечает его присутствия, хотя он почувствовал на себе его взгляд. А по правую руку от него стояли столы, где сидели русские, то есть Прохор и все его ребята. Он кивком поздоровался с ними, Прохор демонстративно смотрел в другую сторону. Кай всё понял. Хотя потом он тоже чувствовал на себе взгляд Прохора, но каждый раз, когда он смотрел на него, тот отводил глаза. Сергей, Томми и Борис видели это, но молчали, понимая, что Прохора не переубедить в его решении.Сначала как всегда началась формальная часть встречи: общие отчёты, результаты, подведение итогов и дальнейшие планы. В докладах регулярно упоминали Кая и его действия по осуществлению их планов, то, как он хорошо работает, как эффективно руководит и проводит операции, и что только благодаря ему, всё сейчас у них сложилось. Каю казалось, это ещё больше бесит Тоями и Прохора, постоянное упоминание о его заслугах. Но что он мог поделать? Он сидел молча, стараясь сохранять спокойное и отстранённое выражение на лице.В перерыве, которого он еле дождался, так ему было уже невыносимо слушать эту постоянную хвалу в свой адрес, он вышел из-за стола. Сначала подумал пойти покурить, но потом решил, что нужно дойти до своих, а то точно решат, что окончательно зазнался, даже поздороваться не подходит. Они стояли и курили на большом открытом балконе. Внизу был город с точками огней – банкетный зал располагался в одном из фешенебельных небоскребов на самом верхнем этаже.Кай неуверенно подошёл к ним. Борис радостно протянул ему руку, тоже сделали и остальные. Прохор безразлично скользнул по нему взглядом. – Ты сегодня просто герой дня, столько хвалебных дифирамбов в твой адрес. Не устал ещё от собственного величия? – Прохор, зачем ты так. Я выполняю эту работу для тебя. Я стараюсь и делаю её хорошо. – Ах, для меня?! Ну, понятно, тебе-то ничего не нужно. Ты мне подачку делаешь? Ты так и не понял, что это ты для себя должен делать, чтобы свободу получить, а не мне одолжение! – Зачем ты так? – Кай, хватит из себя жертву корёжить. Я давно всё понял. Тебе здесь нравится. Тебя не нужно из этого вытаскивать, ты здесь великий и непревзойдённый, все падают ниц пред тобой! А я-то, дурак, хотел тебя в нормальную жизнь вернуть. А теперь я понял – это тебе не нужно!Кай стоял потрясённый, он видел, вернее, чувствовал эту ненависть, которая исходила от Прохора. Он не знал, что сказать, он не знал, что ответить. Он сжался внутри в комочек и пытался не захлебнуться в потоке его злобы к себе.К ним подошли из клана Сэндай и сказали, что Кая ищет сам господин Хакадзимэ. Кай понимал, что нужно идти, и сейчас поговорить не получится. Он молча пошёл за ними. – Прохор, да ты что! Что с тобой?! С ума сошёл совсем! Что ты несёшь-то! – Борис молча всё это слушал, но сейчас он уже не мог молчать. – Ведь это он ради нашего дела делает. Он действительно хорошо делает свою работу. Ни один караван не пропал. Это же ради нас, ради братвы. Зачем ты так его прикладываешь?! – Там последний караван англичанами должен был быть перехвачен, – вступил в разговор Сергей, – Кай неделю в горах сидел, их выбивал с занятых позиций. Я ведь с ним каждый день общаюсь, слышал, как там тяжело было. Прохор, там война, там стреляют, понимаешь?! Он там! – Зря ты так, – Борис не стал больше ничего говорить, все остальные пошли к своим местам, начиналась вторая часть банкета.***После вступительных речей и обсуждения их перспективного сотрудничества перешли к развлекательной части и подаче горячих блюд на столы. Спело несколько популярных и известных артистов, приглашённых сюда. Кай смотрел на всё это отрешённо, сидя за столом и отвечая автоматически на обращения к нему. Со стороны даже казалось, что ничего не происходит. Затем его куда-то повели, что-то говоря, и только оказавшись у выхода на сцену, Кай вспомнил – он же обещал господину Хакадзимэ спеть. «Только не сейчас! Когда ему так плохо, когда слова Прохора режут его сердце, когда он сжимается от боли и непонимания, почему это с ним происходит. За что?! И вот, сейчас он должен петь…»Невдалеке от себя он увидел девушку, скорей всего из приглашённых артисток, видно, начинающая восходящая звезда. Кай бросился к ней, как к спасительной соломинке. Он пояснил, что сейчас не может петь один, а должен… Она знала, что такое слово – должен, и поняла его состояние. Они договорились спеть вместе. Ему нужен был второй голос рядом с ним. Сейчас один он не сможет петь!Девушка прекрасно говорила и пела по-французски, и они определились на песне, которую она предложила. Кай знал эту песню. Сначала он хотел отказаться её петь, подобрать что-нибудь другое, но потом, прокрутив в уме слова этой песни, почувствовал, что они отражают состояние его души. Он решили это спеть. Музыканты быстро сориентировались, а светомузыку под них будут подбирать по ходу их выступления. Девушка внимательно оглядела Кая, затем решительно сняла с него пиджак. Он был в чёрных, чуть приталенных и немного с заниженным поясом брюках и красивой, из тонкого шёлка, так же приталенной белой рубашке навыпуск. Она немного больше расстегнула пуговиц на его груди, чтобы в вырезе поблескивала золотая цепочка и расстегнула пару пуговиц на рубашке снизу, сказав, что при искусственном ветерке, который им сделают, на момент выступления легкий шёлк будет красиво развеваться, немного приоткрывая плоский живот Кая, что очень сексуально. Ему сейчас это было всё равно, он не стал тратить на это время и со всем согласился.Его выход не стали объявлять, сделав это сюрпризом. Они вышли с девушкой на затемнённую сцену, из зала их было не разглядеть. Встали на расстоянии друг от друга. Петь они решили «Je suis malade», что переводилось как «Я больна». Во французском языке есть удивительная особенность, понять некоторые слова, в женском или мужском они роде, можно только из написанного текста, а в произношении всё звучит одинаково. Поэтому эта песня идеально подходила как под женское, так и под мужское исполнение.Заиграла музыка, луч прожектора выхватил из темноты хрупкую фигуру девушки, которая запела красивым серебристым голосом:Я больше не мечтаю,Я больше не курю,У меня даже больше нет историйЯ отвратительна без тебя,Я некрасива без тебя,Я как сирота в спальне приюта.Затем второй луч прожектора из темноты выхватил тоже хрупкую фигуру молодого человека, с невероятной красоты голосом. Зал замер, когда девушка замолчала, а он продолжил петь:Я больше не горю желаниемЖить этой жизнью,Ведь она останавливается, когда ты уходишьУ меня больше нет жизни,И даже моя постельПревращается в вокзальный перрон,Когда ты исчезаешь.Лицо Кая было направленно в сторону, где за столом сидел Тоями, он видел его, его силуэт, его глаза. Он пел ему.Затем к голосу Кая присоединился голос девушки, и они запели в унисон:Я больна, совершенно больнаТак, как когда-то, когда моя мать уходила вечерамиИ оставляла меня с моим отчаянием наедине.Я больна, совершенно больна.Неизвестно, когда ты придёшь,Неизвестно, куда уходишь.И это длится уже почти два года,Что тебе наплевать.Голос Кая стих. Девушка продолжала петь:Как за скалу,Как за грех,Я хватаюсь за тебяЯ устала, у меня больше нет силДелать вид, что я счастлива,Когда я не одна.Затем опять голос девушки затих, и Кай, уже повернувшись к Прохору, держа его взглядом продолжил:Я пью каждую ночь,И все вискиДля меня на один вкус,И все корабли под твоим флагом.Я больше не знаю, куда идти.Ты повсюду…Дальше они запели опять вместе. Высокий, пронзительный голос Кая перекликался с голосом девушки. В каждой ноте, в каждом слове Кай отдавал свою боль, и зрители в зале слушали, как его сердце, истекая кровью, открывалось перед ними. Такого исполнения этой песни ещё никто и никогда не слышал. Я больна,Совершенно больна.Я переливаю свою кровь в твоё тело.И я как мертвая птица, а ты…А ты спишь.Я больна,Совершенно больна.Ты лишил меня всех моих песен.Ты вытряхнул из меня все слова,Хотя у меня был талант,Пока я не встретила тебя….Кай опять замолчал, девушка продолжила петь.Эта любовь убивает меня,И если так будет продолжаться,Я умру однаРядом с радио,Как идиотка,Слушая собственный голосНа последней ноте голос девушки стих, музыка замолчала, Кай продолжил в абсолютной тишине. Искусственный ветер развивал полы его рубашки, обнажая тело, сверху на сцену медленно падали искусственные снежинки. Кай опять повернулся к Тоями, подошёл ближе к краю сцены. Сейчас пел не он, пела его душа. Затем девушка подхватила вторую часть припева, и они допели уже вместе.Я больна,Совершенно больнаТак, как когда-то, когда моя мать уходила вечерамиИ оставляла меняс моим отчаянием наедине.Я больна,Это так,Я больна.Ты лишил меня всех моих песен.Ты вытряхнул из меня все слова,И моё сердце абсолютно больное,Окруженное баррикадами!Ты слышишь?! Я больна!Музыка смолкла. В зале воцарилась тишина. Из-за стола встал господин Хакадзимэ и захлопал. Включился свет. Зал взорвался аплодисментами. Кай и девушка скромно поклонились и быстро ушли. – Постой, – уже за кулисами его догнала девушка, – ты его так сильно любишь! А он тебя?! Впрочем, неважно… Я хотела сказать…. Я очень хочу, чтобы у вас с ним было всё хорошо. Ты так пел! У меня душа плакала, когда ты пел! Понимаешь… – на глазах у девушки стояли слезы. – Можно я тебя поцелую?Кай сам наклонился и целомудренно поцеловал её в губы. – Спасибо, что помогла мне, – сказал он и пошёл к своему столу, по ходу надевая пиджак и застегивая пуговицы на рубашке. – Прохор. Ему плохо! Ты что, не слышишь? Он для тебя пытался докричаться! – Борис был потрясён услышанным. – До меня он точно докричался, всю душу наизнанку вывернул! – Сергей залпом выпил рюмку саке, даже не закусив. – Он там ещё и до Тоями своего докричаться пытался. Дешёвый комедиант. Спектакль решил устроить! – Прохор говорил зло, хотя в душе ему было очень больно. Больно настолько, что он даже сам сейчас не понимал, как он может так поступать с Каем. Но он решил твердо держаться на своём. – Прохор, он совсем один. Значит, Тоями его так и не простил. Помнишь их разговор у столбов, где Тоями висел? Прохор, он один! Ему плохо! – Томми, опять украдкой смахнул слезу, эта песня вывернула его наизнанку. – Да что ж вы за люди такие! Душа-то у тебя есть? – Всё, хватит! В следующий раз будет знать, что говорить!***Кай вернулся за свой столик, он в надежде посмотрел на Прохора, тот отстранённо смотрел в другую сторону. Потом Кай перевёл взгляд на Тоями. Тоями что-то оживленно обсуждал с соседом по столу.Каю стало плохо, он физически ощущал это состояние боли, пустоты и то, что его выкинули их своей жизни те, кто ему так дорог. До конца вечера он сидел с совершенно равнодушным лицом, он смутно помнил, что было дальше: кто пел на сцене, кто и что говорил. Он был погружён в свою боль, в своё одиночество. Там, на сцене, он открыл себя, открыл перед всеми, ради тех, кто ему дорог. Он так хотел докричаться до них, он так хотел, чтобы они его услышали и простили. Да, это был детский поступок. Глупый детский поступок! Он как наивный ребёнок пытался решить взрослые проблемы так по-детски примитивно и просто. Он хотел почувствовать их тепло, он хотел быть с ними! Но детство кончилось. Вокруг него была взрослая жизнь. Во взрослой жизни не бывает сказок с хорошим концом. Вот и его сказка закончилась печально.Господи Хакадзимэ, видя его бледность и нездоровый вид, несколько раз спрашивал о его самочувствии, на что Кай отвечал, что просто устал и просил за него не беспокоиться.Когда наконец этот бесконечно долгий для Кая вечер закончился, он шёл рядом с господином Хакадзимэ к выходу. Внизу ступенек, у парадной лестницы, их уже ждал лимузин. Справа на лестнице, на ступеньках, стоял Прохор и его окружение, слева на ступеньках стоял Тоями и Коджи.Кай затравленно посмотрел на это и понял, что должен набраться сил и пройти мимо них.Проходя мимо Прохора, он посмотрел на него. Прохор с безразличным лицом чиркнул зажигалкой и, затянувшись, отвернулся.Проходя мимо Тоями, Кай заставил себя поднять глаза. Их глаза встретились. Кая обдало ненавистью и презрением. Он опустил глаза. «Всё понятно. На что он надеялся?! Глупец! Думал, спою песенку, и всё решится? Всё будет нормально?! Глупец! Какой же я глупец…»Кай ехал в лимузине и понимал, что и сегодня ему предстоит ещё одна ночь в одиночестве со своей болью и тоской.Он уснул только перед рассветом, вернее, упал от усталости на кровать, и на какое-то время его сознание померкло. Это принесло небольшое облегчение. Но только на время.***Коджи ехал с Тоями в лимузине с этого вечера. Коджи всё видел, но он не говорил с Тоями о Кае. Хотя сейчас, видя эту заключительную сцену всего действа, молчать он больше не мог. – Тоями, зачем ты так с ним? – Коджи, давай оставим эту тему. – Он пел для тебя. Вернее, он не пел, он страдал там, он звал тебя. Неужели ты можешь оставаться таким равнодушным? – Коджи видел, что Тоями спокойно курит и не собирается ему отвечать. – Я понял, с Прохором они тоже в ссоре? Значит, он совсем один. Тоями, ему плохо! Услышь его! Прошу. – Услышь и меня, хватит об этом!Коджи понимал, что достучаться до Тоями сейчас он не сможет. Но почему? Почему Тоями так переменился. Неужели от любви до ненависти один шаг? И этот шаг уже сделан?