Волшебная ночь - Бэлоу Мэри - Страница 63
- Предыдущая
- 63/91
- Следующая
— А Перри? Он ничего не предпринял? — спросил Алекс. В комнате повисло молчание.
— Ничего, — наконец ответила Шерон.
— Как ты добралась до дома? — Алекс заботливо поправил простыню.
— За мной пришли дедушка и Эмрис, — ответила она. — И Хью, и Йестин.
— А Перри? Его не было?
— Нет, его не было, — помолчав, ответила она.
Алекс присел на корточки рядом и заглянул ей в лицо. Она лежала с закрытыми глазами. Скоро подействует лауданум, подумал он. Она наконец-то сможет заснуть и на время забыть о боли. А он тем временем сделает то, что должен сделать.
— Шерон, — позвал он.
Она открыла глаза и посмотрела на него. Она словно окостенела от боли.
— Ты знаешь кого-нибудь из них? — спросил он. — Ты узнала кого-нибудь?
— Нет, — быстро ответила Шерон. — У них были мешки на головах. Они разговаривали шепотом.
Алекс молча следил за ее лицом. Она вновь закрыла глаза, и слезы задрожали на ее ресницах.
— Они не из нашей долины, — выдавила она из себя. — Я не смогла бы узнать их, даже если бы видела их лица или слышала их голоса.
Алекс молчал. Он видел, как слеза скатилась по ее щеке и упала на подушку, а другая по-прежнему дрожала на ресницах.
— Шерон, — повторил он после молчания. — Ты ведь кого-то узнала?
И тут она разрыдалась. Она прикрыла глаза ладонью и плакала так горько, что казалось, ее сердце сейчас разорвется. Алекс все так же недвижно смотрел на нее. Он не мог притянуть ее к себе, сжать в объятиях. Он просто положил ей руку на голову.
— Ты ведь кого-то узнала? — повторил он.
Он догадывался, он знал ответ. Но он должен был услышать его от нее.
— Я не узнала его. — Она едва говорила, ее голос прерывался беспомощным всхлипыванием. — Он шептал, как все. Это он настаивал на десяти ударах вместо двадцати, и «бешеные» сошлись на пятнадцати. Это он остановил их и сунул мне тряпку в рот, чтобы я не искусала в кровь губы. Я тогда не могла задуматься или вслушаться в его голос. Но он забыл, что должен шептать, когда засовывал тряпку. — Несколько секунд Шерон не могла говорить.
Алекс терпеливо ждал, чувствуя, как внутри у него закипает ярость.
— Кто это был, Шерон? — еще раз спросил он.
— О-о-уэн! — прорыдала Шерон. — Это был Оуэн!
Алекс гладил ее по голове. Ладонь у него была теплой и мягкой, но сердце — твердым и холодным, как сталь.
— Не будем сейчас об этом, — проговорил он, когда она перестала рыдать. И, почувствовав, как расслабляется у нее тело, он понял, что боль немного отпустила ее. — Ты не вняла их угрозам, ты встретила их с такой смелостью, с таким достоинством, которые трудно предположить в женщине, да и не всякий мужчина способен на это. Когда ты поднимешься на ноги, Шерон Джонс, ты тем более не уступишь им, не так ли? Кое-кто будет называть тебя дурой. Готов поспорить, что это ты уже не раз слышала за последние дни. Но я уважаю тебя. Я восхищаюсь тобой.
Шерон слабо улыбнулась ему.
— Лекарство, похоже, очень сильное, — сказала она. — Я почти ничего не соображаю.
— Лекарство действительно сильное, — отозвался Алекс. — Тебе удобно?
— Я не умею спать на животе, — призналась она.
— Хочешь перевернуться на спину? — спросил Алекс. — Давай, я помогу тебе.
Он видел, что ее глаза затуманены, но боли в них уже не было — лекарство подействовало. Он помог ей удобнее устроиться на спине и укрыл ее простыней и двумя одеялами. Она уже почти спала.
— Мне пора домой, — медленно и невнятно проговорила она, с трудом размыкая глаза.
Алекс коснулся кончиками пальцев ее щеки и, склонившись, нежно поцеловал в губы.
— Ты дома, Шерон, — прошептал он.
Он знал, что она не слышит его. Ее веки были неподвижны, дыхание — тихим и ровным.
Шерон приоткрыла глаза и увидела стоявшую у кровати мисс Хэйнс.
— Я принесла вам попить, — сказала женщина. — Хотите? Давайте я помогу вам сесть.
Шерон покачала головой и снова закрыла глаза. Она ощущала себя внутри ватного кокона. Она сама превратилась в вату. Она не могла понять почему, но у нее было чувство, что ей лучше как можно дольше оставаться в этом состоянии. Она едва поняла слова мисс Хэйнс, склонившейся над ее кроватью.
— Я послала слугу к мистеру Рису передать ему, что вы задержитесь здесь по крайней мере до вечера.
Да, это хорошо. Бабушка не будет тревожиться. Шерон вновь растворялась в спокойном забытьи. «Я уважаю тебя. Я восхищаюсь тобой». Его голос, мягкая нежность его слов окутывали и убаюкивали. Они успокаивали лучше, чем чудодейственная мазь. Они придали смысл порке — ну а если даже и нет, то, во всяком случае, теперь она знает, что вытерпит боль.
Александр. Она открыла глаза и поискала его взглядом. Его не было. Комната была пуста.
«Ты дома, Шерон». Она явственно слышала эти слова, хотя и не могла вспомнить, когда и где он произнес их. «Ты дома».
Ее одолевал сон.
Позже, когда она очнулась, ей показалось, что кто-то стоит у кровати. Он стоял и молча смотрел на нее. Только однажды он смотрел на нее так.
— Шерон, — тихо позвал он, когда она снова закрыла глаза. — Шерон, крошка моя.
Ей хотелось прогнать видение. Она не хотела видеть его во сне. Не хотела, чтобы он так смотрел на нее. Чтобы говорил это. Такая ласка, такая доброта, которой она не помнила с самого детства. Все это лишь жестокий, издевательский сон. Это не может быть явью. Это сон.
— Крошка моя, — повторил он, — что они сделали с тобой? Почему ты не пришла ко мне? Почему не рассказала мне?
И только потому, что все происходило во сне, Шерон выдавила из себя это слово, которое всегда мечтала произнести, но не решалась.
— Папа, — сказала она, закрывая глаза.
Только один раз она слышала, как он плачет. И тогда же он смотрел на нее тем же взглядом, каким смотрит сейчас. Это было, когда умерла ее мать и он пришел к ним домой. Никогда до этого дня он не плакал над ней, над Шерон. Не смеялся вместе с ней. Не выказывал ей никаких чувств. Ее как будто никогда не существовало для него. Но ведь это всего лишь сон. Во сне может случиться все, что угодно. И в ее сне он плачет, склонившись над ней.
— Теперь все будет иначе, — услышала Шерон голос Джона Фаулера, прежде чем снова провалиться в забытье. — Даст Бог, все будет иначе. Никто больше не обидит тебя, моя крошка.
Но где Александр? Шерон открыла глаза в надежде увидеть его рядом, но его не было. Она была одна в чужой, незнакомой комнате. Она не узнавала ее и не могла вспомнить, как оказалась здесь. Наверное, Александр привел ее сюда. Боль кольнула ее тело, когда она попыталась подняться. Но зачем? Ей не надо никуда идти. Здесь так уютно и хорошо, и так хочется спать.
Она закрыла глаза и снова погрузилась в сон.
На следующее утро после прихода «бешеных быков» настроение людей было подавленным. Все знали о том, что случилось ночью, знали, кто стал жертвой «бешеных», но никто не решался говорить о случившемся. Люди испытывали двойственное чувство: с одной стороны, стыдливое сочувствие к жертве, а с другой — удовлетворение от того, что и на этот раз исполнена воля большинства.
Однако в это утро все было необычно. Впервые жертвой «бешеных» стала женщина. Шерон Джонс. Это невероятно, но она не послушалась их, проигнорировала их угрозы.
К полудню весь поселок знал, что Шерон Джонс получила пятнадцать ударов мокрыми плетьми. Ее бросили на сырую землю и обнажили спину, не посчитавшись с тем, что она женщина. Эмрис Рис принес ее домой на руках. Хьюэлл Рис ругался так, что если б отец Ллевелин слышал его слова, то наверняка предал бы его проклятию.
Даже Оуэн Перри не смог справиться с ней, шептались потрясенные жители Кембрана. Он должен был бы задать ей хорошую трепку до того, как ею займутся «бешеные быки», и тогда все обошлось бы. Но он не смог остановить ее. И не пришел за ней в горы после того, как «бешеные» прокричали о свершившемся наказании и ушли. Только ее родичи и родные Гуина Джонса пришли туда и донесли ее до дому.
- Предыдущая
- 63/91
- Следующая
