Ангел с железными крыльями (СИ) - Тюрин Виктор Иванович - Страница 100

• Предыдущая
• 100/111
• Следующая

— Я вам и раньше говорил, ваше императорское величество, не зная конкретных людей, трудно понять их действия.

— Значит, вы что?то такое видели, но понять не смогли. Да — да. Помню. Вы говорили об этом, — отошел к окну, бросил взгляд, потом снова повернулся ко мне. — Как сейчас ваши видения? Посещают?

— Нет, ваше императорское величество.

— Хотелось бы понять: это плохой или хороший знак?

— Для меня хороший знак, ваше императорское величество. Устал я уже от этих кошмаров.

— Понимаю. Ох, как хорошо понимаю! Потому что сейчас это стало моим личным кошмаром! — и император показал рукой в сторону папки, лежащей на его столе. — Только вот как от него избавиться?!

— Если вы хотите знать мое личное мнение, то надо придать этому делу широкую огласку. Пусть народ увидит, что закон един для всех, ваше императорское величество! Пусть их судят всех вместе. Боевиков группы Арона, членов боевых дружин, по которым доказаны убийства и заговорщиков.

— Вы полагаете, что их всех надо приговорить к смертной казни?

— У меня к убийцам и предателям пощады нет, но это дело государственное и не мне его решать.

— Да, это так. Мне решать, — император помолчал. — Но как же трудно осудить на смерть людей, которых, как мне раньше казалось, я хорошо знал.

Спустя месяц после этого разговора состоялся суд и был оглашен приговор, подобного которому давным — давно не случалось в Российской империи. Двадцать три человека были приговорены к смертной казни через повешение. На эшафот вместе с боевиками — революционерами взошли генералы и отпрыски известных дворянских фамилий.

Царь, которого многие считали слабым и безвольным, вдруг неожиданно переродился, словно птица Феникс, явив миру свой новый лик, внушавший страх и уважение не только простым людям, но и своему ближайшему окружению. Генералитет, царедворцы и аристократия, до этого считавшие себя в неприкосновенности, вдруг поняли, что эпоха вседозволенности ушла в прошлое.

Изменение политики царя, в свою очередь, ощутили и союзники России. Русскими послами официально были вручены ноты министрам иностранных дел Франции и Англии, в которых говорилось о грубом вмешательстве во внутренние дела суверенного государства глав дипломатических ведомств этих держав. Удар оказался серьезным и болезненным еще и оттого, что помимо документально подтвержденных показаний самих заговорщиков, дали свидетельские показания три сотрудника посольств Англии и Франции, уличая своих руководителей в связи с тайной организацией.

Покушение на русского царя вдруг вылилось в международный скандал, который тут же получил громадный резонанс во всем мире. Возмущенные двойственной политикой этих стран журналисты свободных изданий Европы с удовольствием печатали статьи о ходе процесса по делу международного заговора с целью покушения на императора России, нередко приправляя их своими саркастическими комментариями. В ответ официальные газеты Англии и Франции писали, что Россия, прибегая к массовым казням, скатывается к временам варварства, при этом они старательно игнорировали связь иностранных дипломатов с заговором против российского императора. Их недомолвки исправили российские газеты, получив негласное разрешение властей и обладая неуемной фантазией, расписали в таких мрачных красках злодейства английских и французских дипломатов, что народ, читая, только диву давался, почему тех только выслали, а не собираются вешать вместе с остальными цареубийцами. После ряда подобных статей в министерство иностранных дел России стали поступать протесты от аналогичных ведомств Англии и Франции, в которых выражалось недовольство недружественному поведению российской прессы. Ответ не замедлил. Правда, не тот, на который рассчитывали дипломаты этих стран.

Манифест, в котором говорилось о сепаратном мире с Германией, не стал уж такой большой неожиданностью для русских людей, тем более что предшествующий ему отказ от польской короны, а затем указ о территориальных изменениях наших границ, значительно смягчили эту, казалось бы, ошеломляющую новость.

"Объявляем всем верным нашим подданным, что нами заключен мир с Германской империей. В это тяжелое время жизни России мы почли долгом совести …. Трудности на фронте и тылу вынуждают нас…. Дорожа кровью и достоянием наших поданных….".

Народ читал строчки манифеста с каким?то невнятным смущением в душе. Главный враг, германец, в один момент перестал быть таковым! Как так? Вон еще и плакат на стене висит, на котором русский солдат нанизывает на штык германца, австрияка и турка.

Но при этом люди посчитали манифест доброй вестью, так как именно с войной у них было связано все самое плохое — смерть родных и близких, нехватка продовольствия и топлива, резкое вздорожание цен. К тому же целей войны народ никогда толком не знал. Говорили о Византии, о восстановлении третьего Рима, о каких?то проливах, о славянах, которых надлежало спасать, но для всего этого надо было победить немца, но какая была связь между этими непонятными объяснениями и необходимостью умирать простому русскому человеку в сыром окопе, мало кто мог себе уяснить. Только одно было понятно всем — так приказал царь. Царь повелел воевать — солдат воевал, повелел заключить мир с германцами — так тому и быть. У людей сейчас было одно мерило — прежняя, сытая и тихая довоенная жизнь, поэтому заключение мира с германцем для большинства людей это был шаг к прежней жизни. С не меньшей радостью восприняли манифест бывшие рабочие и крестьяне, одетые сейчас в серые шинели.

Правда, так восприняли документ далеко не все. Часть офицерства, генералитет, союзы ветеранов, чиновники и подрядчики, наживающиеся на военных заказах, посчитали это предательством, причем не столько по отношению к союзникам, сколько по отношению к ним. Война до победы! Именно с этими лозунгами выступила на улицы оппозиция. Робкие попытки революционеров, которые сумели уйти от разгрома, подтолкнуть народ к выступлениям ни к чему не привели.

— Государь знает, что лучше народу, — почти везде слышали они однотипный ответ, а что еще хуже, так стали говорить большинство рабочих, на которых революционеры ставили, как на основную ударную силу в борьбе с царизмом. И не удивительно. Те видели, что обещания государя, которые тот дал крестьянам и рабочим, пусть медленно, но претворялись в жизнь уже более полутора месяцев. На промышленных предприятиях в силу вступили, так их стали называть люди "фабричные законы", которые закрепляли ряд материальных и социальных льгот для рабочих, такие как уменьшение рабочего дня до девяти часов, укороченный рабочий день в субботу, сохранение половины оклада на время болезни, выплаты за травмы и увечья, полученные на производстве. Не надеясь на то, что заводчики сразу примут их к действию, во все крупные промышленные города были отправлены специальные эмиссары, получившие широкие полномочия для решения всех проблем на месте. Начавшееся было возмущение фабрикантов и промышленников было задавлено в корне одним случайным совпадением.

В Томске в одном из ресторанов гулял крупный золотопромышленник. Находясь под солидным градусом, он начал поносить фабричные законы, называя их царской блажью и другими непозволительными словами, которые порочили имя императора. Так было записано в протоколе жандармского следователя со слов свидетелей, после того как полицейские скрутили промышленника и под конвоем привезли в жандармское управление. Купцу просто не повезло. Рядом с ними, за соседним столиком жандармский ротмистр праздновал день рождения своей дочери. Если год тому назад обладателю тугого кошелька никто бы и не подумал предъявить подобные обвинения, зная, что связи и деньги прикроют его от закона, то теперь эпоха вседозволенности кончилось. Сейчас только слепой не мог видеть, что царская власть укрепляется с каждым днем. Причем это чувствовалось не только в укреплении спецслужб, полиции и жандармерии, уничтожении оппозиции, но и в восстановлении справедливости, примеры которой люди видели своими глазами, читали о них в газетах, с каждым часом укрепляясь в своих мыслях о добром царе. Таким примером стал и этот случай. Хотя на этот раз дело сумели замять и спустя неделю трясущегося от страха золотопромышленника выпустили, этот случай получил широкую огласку, став не только своеобразным предупреждением для людей с мошной, что указы царя не обсуждаются, но и своеобразным толчком для быстрого внедрения фабричных законов.

• Предыдущая
• 100/111
• Следующая