Библиотека душ (ЛП) - Pyatak Kaban - Страница 4
- Предыдущая
- 4/87
- Следующая
— Спасибо, — прошептал он и вытянулся в луже крови.
— Он долго не протянет, — заметил Эддисон, пододвигаясь ближе и принимаясь лизать лицо Сергея.
— Возможно, у меня хватит жара, чтобы прижечь рану, — откликнулась Эмма и поспешила к нему, на ходу растирая руки.
Эддисон поддел носом рубашку складывающегося человека рядом с животом:
— Вот здесь. Он ранен сюда.
Эмма прижала рану руками с двух сторон, раздалось шипение горящей плоти, и я встал, чувствуя дурноту.
Я посмотрел в окно. Мы все еще отъезжали от станции, медленно, видимо из-за завалов на путях. Мигающий свет ламп аварийного освещения выхватывал из темноты случайные детали. Тело мертвой твари, наполовину скрытое под грудой битого стекла. Смятая телефонная будка — свидетель моего прорыва. Пустoта, — я с содроганием заметил ее фигуру, — неслась рысью по платформе рядом с поездом, всего в паре вагонов от нас, с небрежностью бегуна.
— Стой! Не приближайся! — выплюнул я в окно на английском.
Моя голова еще не прояснилась. Боль и тонкий свист опять мешали мне.
Мы набрали скорость и въехали в туннель. Я прижался лицом к стеклу, вывернув шею, чтобы взглянуть назад. Темнота, темнота, и затем — вспышка света, и я увидел пустoту, застывшую в полете, будто на стоп-кадре, ее ноги оторвались от платформы, а языки захлестнули поручень последнего вагона.
Чудо. Проклятие. Я пока еще не понял разницы.
Я взял его за ноги, а Эмма за руки, и мы вместе осторожно перенесли Сергея на длинную скамью. Он лежал без сознания, под рекламой домашней пиццы, и его тело мерно покачивалось в такт движению поезда. Если он умирает, то было бы, наверное, неправильно оставлять его умирать на полу.
Эмма задрала его тонкую рубашку.
— Кровотечение остановилось, — сообщила она, — но он умрет, если не попадет в больницу в ближайшее время.
— Боюсь, он умрет в любом случае, — отозвался Эддисон. — И особенно в больнице здесь, в настоящем. Представь, он просыпается через три дня, его рана вылечена, но все остальное распадается, после ускоренного старения на двести с птица-знает-чем лет.
— Да, возможно, — ответила Эмма. — Но с другой стороны, я удивлюсь, если через три дня кто-нибудь из нас вообще будет жив, независимо от обстоятельств. Я не знаю, что еще мы можем для него сделать.
Я уже слышал, как они упоминали этот предел: два или три дня были самым долгим сроком, на который странные люди, жившие в петле, могли оставаться в настоящем, до того, как начнут ускоренно стареть. Этого было достаточно для них, чтобы иногда наведываться в настоящее, но не оставаться в нем; достаточно для коротких путешествий между петлями, но недостаточно, чтобы вызвать искушение задержаться подольше. Только отчаянные смельчаки, да имбрины отправлялись в путешествие в настоящее дольше, чем на несколько часов. Последствия опоздания были слишком серьезными.
Эмма, лицо которой выглядело болезненным в бледном желтоватом свете, встала, но затем пошатнулась и схватилась за поручень. Я подал ей руку и помог сесть рядом, и она обессилено плюхнулась возле меня. Мы оба были вымотаны до предела. Я не спал нормально несколько дней. И не ел тоже, не считая пары случаев, когда нам представилась возможность нажраться как свиньям. Я все время куда-то бежал в постоянном страхе, и я уже не помнил, сколько ношу эти проклятые, натирающие ноги, ботинки. Но более того, каждый раз, когда я говорил на языке пустoт, из меня словно вырезали что-то, и я не знал, как это вернуть. Это заставляло меня чувствовать какую-то совершенно новую, абсолютно неведомую, степень усталости. Я будто открыл в себе рудную жилу, новый источник энергии, но он был исчерпаемым и конечным, и я гадал, истратив его, истрачу ли я и себя?
Но я буду волноваться об этом в другой раз. Сейчас же, я пытался наслаждаться выпавшей нам минутой покоя. Одной рукой я обнимал Эмма, а она положила голову мне на плечо и просто тихо дышала. Возможно, это было эгоистично, но я не упомянул о пустoте, преследующей наш поезд. Да и что мы могли сделать с ней? Чудовище либо поймает нас, либо нет. Либо убьет нас, либо нет. В следующий раз, когда оно найдет нас, а я точно знал, что будет следующий раз, я либо найду слова, чтобы остановить его языки, либо нет.
Я смотрел, как Эддисон запрыгнул на сиденье напротив, лапой отодвинул замок на окне и приоткрыл его. На нас обрушились грохот поезда и теплая волна прелого туннельного воздуха. Эддисон уселся и принялся изучать его своим носом, его глаза блестели, а переносица подергивалась. Для меня воздух пах застарелым потом и гнилью, но он, похоже, чуял еще что-то, неуловимое для меня, что требовало более детального изучения.
— Ты чувствуешь их? — спросил я.
Пес услышал меня, но ответил не сразу, подняв глаза к потолку, как будто додумывая какую-то мысль.
— Чувствую, — произнес он, наконец. — И их след, к тому же, свежий и отчетливый.
Даже на такой скорости он смог различить след странных людей, унесшихся много минут назад в закрытом вагоне. Я был впечатлен и так и сказал ему.
— Спасибо, но это не только моя заслуга, — ответил он. — Кто-то в их вагоне, должно быть, тоже открыл окно, иначе запах был бы намного слабее. Возможно, это сделала сама мисс Королек, зная, что я отправлюсь следом.
— Она знала, что ты здесь? — удивился я.
— Как ты нашел нас? — спросила Эмма.
— Одну минуту, — прервал нас Эддисон.
Поезд сбавлял ход, приближаясь к станции, чернота туннеля за стеклом сменилась белой плиткой. Он высунул нос в окно и прикрыл глаза, полностью сконцентрировавшись:
— Я не думаю, что они сошли здесь, но будьте готовы в любом случае.
Мы с Эммой встали, изо всех сил стараясь закрыть собой складывающегося человека. Я с облегчением увидел, что на платформе не так уж и много людей. Удивительно, что они вообще были, или, что поезда до сих пор ходили. Как будто ничего не произошло. Я подозревал, что наверняка твари позаботились об этом, в надежде, что мы проглотим наживку, вскочим в поезд и упростим им нашу поимку. Нас точно трудно будет не заметить в разгар рабочего дня среди обычных лондонцев.
— Выглядите естественно, — бросил я. — Как будто вы местные.
Это, похоже, насмешило Эмму, и она сдавленно фыркнула. Это действительно было забавно, я думаю, поскольку мы не принадлежали никакому месту конкретно, и меньше всего этому.
Поезд остановился и двери открылись. Пока Эддисон тщательно нюхал воздух, чопорного вида дама в пальто в горошек шагнула в наш вагон. При виде нас она открыла рот, затем быстро развернулась и вышла.
Нет уж, спасибо.
Я не винил ее. Мы были грязные, одеты в причудливую старинную одежду, и к тому же с ног до головы забрызганы кровью. Вероятно, мы выглядели так, будто только что убили беднягу, лежащего на скамье позади нас.
— Выглядим естественно, — произнесла Эмма и фыркнула от смеха.
Эддисон отвернул нос от окна.
— Мы на верном пути, — сообщил он. — Мисс Королек и остальные определенно проезжали здесь.
— Они не сошли здесь? — спросил я.
— Не думаю. Но если я не учую их запах на следующей станции, мы будем знать, что проехали слишком далеко.
Двери захлопнулись, и с электрическим свистом поезд снова тронулся в путь. Я уже собрался предложить поискать что-нибудь, во что переодеться, как вдруг Эмма подскочила, словно что-то вспомнив.
— Эддисон? — спросила она. — Что случилось с Фионой и Клэр?
При упоминании их имен, во мне поднялась тошнотворная волна беспокойства. Последний раз мы виделись с ними в зверинце мисс Королек, когда старшая девушка осталась присматривать за Клэр, которая была слишком больна, чтобы продолжать путешествие. Каул сообщил нам, что его люди совершили налет на зверинец и захватили девочек, но он также сказал, что Эддисон мертв, так что ясно, что его информации нельзя доверять.
— А, — мрачно произнес Эддисон. — Боюсь, у меня для вас плохие новости. Какая-то часть меня, признаюсь, надеялась, что вы не зададите мне этот вопрос.
- Предыдущая
- 4/87
- Следующая