Обещание весны - Бэлоу Мэри - Страница 30
- Предыдущая
- 30/45
- Следующая
— Я надеялся, — вздохнул Перигрин, — что вы не такой подлец, каким кажетесь. Я надеялся, что существует приемлемое объяснение вашего поступка по отношению к Грейс в прошлом, что вы по меньшей мере переросли свой всепоглощающий эгоцентризм. Я надеялся, что если она отказала вам сегодня вечером, то вы с уважением примете ее решение и поставите вашу любовь к ней выше ваших примитивных желаний. Но я вижу, что это не так. Очень жаль. Спокойной ночи, Сэр Лэмпмен встал и направился к двери.
— Что? И вы не угрожаете убить меня, если я приближусь к вашей жене?
— Нет, — спокойно ответил Перигрин. — Никаких угроз, Сандерсфорд. Я не вижу смысла в насилий! И не испытываю ни малейшего желания доказывать свою храбрость ни вам, ни кому-либо еще. Я буду вынужден выступить против вас только в том случае, если вы попытаетесь воздействовать на Грейс вопреки ее желанию. Только так и не иначе… Спокойной ночи.
— Вы трус, — бросил со злостью лорд Сандерсфорд. — Малодушный юнец, как я и заподозрил, увидев вас впервые.
— Странно, — невозмутимо ответил Перигрин уже на пороге библиотеки, — я просто не в состоянии почувствовать себя хотя бы в малой степени задетым вашими абсурдными суждениями обо мне, Сандерсфорд.
Оба они, Грейс и Перигрин, обнаружили что совсем не просто сохранить брак после такого кризиса, не легко соединить оборванные нити и продолжать жить дальше. События последних недель оставили глубокие и болезненные раны. И неуверенность. Ни один из них не представлял себе в полной мере, что чувствует другой. Каждый подозревал, что другой не хотел бы продолжать семейные отношения. Это вселяло в обоих страх, чувство неловкости и делало затруднительным, если не вовсе невозможным, прежнее искреннее и откровенное общение.
Однако семейная жизнь продолжалась. После почти безмолвного возвращения из Хаммерсмита они в буквальном смысле слова вытерпели обед дома, но потом, на вечере у миссис Борден, Перигрин увлекся беседой со своим другом графом Эмберли о взаимно интересных предметах, а Грейс почти позабыла о своих горестях в разговоре с художником-портретистом. В ту же ночь Грейс, оцепеневшая от напряжения в постели, с удивлением обнаружила, что они все-таки могут исполнять супружеский долг.
Перри неверно истолковал ее отчужденность в предыдущую ночь — это Грейс понимала. Понимала, что причинила ему глубокую боль. Но в течение всего дня не в силах была объяснить, что испытывала неприязнь к себе самой, а не к нему. И как могла она просто взять и сказать ему, что любит его? Возможно, Перри и не желает этого слышать.
Оба вступили в брак, как он выразился, по расчету. Эти слова жгли ее. Грейс не могла избавиться от них, выбросить из головы весь день. И это, разумеется, было правдой. Простой правдой. Слова были сказаны не ради того, чтобы причинить боль или унизить ее. Они лишь констатировали истинное положение вещей. Грейс все время это знала. Она любила Перри не больше, чем он любил ее, когда давала согласие выйти за него замуж. Только потом, и настолько незаметно, что Грейс не сумела бы определить, когда это произошло, Перри стал для нее всем.
Не было ни малейшего основания полагать, будто с мужем случилось то же самое. Перри относился к ней с нежностью и глубокой привязанностью, проявив понимание и уважение к ее чувствам и к ее личности во время последних событий. Нет, жаловаться не на что. Но как больно было услышать голую истину без единого намека на то, что этот брак стал для нее чем-то неизмеримо большим, нежели замужество по расчету.
Она не поверила Гарету. Не поверила тому, что Перри охотится за молодыми женщинами и рано или поздно обзаведется любовницей. Грейс этому не поверила. Она хорошо знала Перри, во много раз лучше, чем знал его виконт, и понимала, что муж верен ей и будет верен и впредь. Но быть может, испытывает почти неосознанное стремление взглянуть на более молодую женщину с вожделением? Не тяготится ли он браком, который не приносит ему истинного счастья?
Грейс не могла спросить Перри об этом, приходила в ужас при мысли о том, что ее поведение в прошлую ночь вобьет между ними клин и брак их в дальнейшем не принесет им ничего, кроме страданий и самообмана.
Грейс обрадовалась, увидев, как Перри входит в их общую спальню в первую же ночь после возвращения в Лондон. Он был необычайно серьезным — как никогда, сел на край постели и коснулся ее щеки.
— Ты сказала, что хочешь оставаться моей женой, Грейс. Я тоже этого хочу. Но меня не устраивает неполноценный брак. Если моя близость тебе неприятна, скажи мне об этом прямо сейчас, и я устрою все так, чтобы мы могли жить отдельно. Я не хочу прикасаться к тебе против твоей воли.
— Твои прикосновения вовсе не неприятны, Перри. — Грейс взяла мужа за руку и прижала его ладонь к своей щеке. — И я тоже не сторонница неполноценного брака.
Он посмотрел ей в глаза, прежде чем встать и погасить свечи.
Однако позже, лежа рядом с мужем, Грейс не была уверена, что их ласки принесли обоим ощущение подлинной близости. Она не могла избавиться от напряжения, долго не отвечала на прикосновения его рук и губ, когда Перри медленно и терпеливо старался вызвать ответное желание. Грейс мешали воспоминания о требовательных руках Гарета, и оттого она снова чувствовала себя нечистой. Перри начал прежде, чем она была готова его принять, но Грейс ничем не показала, что ей больно. Через несколько минут после наступившего для обоих единения Перри отодвинулся, положил руку ей под голову, как делал обычно. Грейс знала, что муж не спит. Слишком тихо и неподвижно он лежал для спящего.
— Перри, — еле слышно шепнула она и дотронулась до его руки.
Муж повернул к ней голову.
— Перри, тебе хочется и дальше оставаться в Лондоне? Тебя радует и развлекает сезон?
— Ты желаешь уехать домой? — спросил он.
— Да. — Она не разобралась в его тоне. — Но только если и ты этого желаешь. Ведь мы приняли несколько приглашений на ближайшие недели.
— В таком случае завтра же утром пошлем свои извинения. Отъезд послезавтра тебя устраивает?
— Да. О, Перри, как долго мы не были дома!
— Слишком долго, — произнес он, поцеловал Грейс в губы и повернулся на бок.
Итак, супружеская близость восстановлена, думала Грейс, лежа без сна. Спустя некоторое время по глубокому и ровному дыханию Перри поняла, что он уснул. Это было больше, чем ей хотелось, и все же оставалось ощущение пустоты и нечто вроде колющей боли в желудке. Да, они вместе, они только что занимались любовью и через два дня уедут домой, но мысли об этом не избавили Грейс от чувства одиночества.
Она была напугана.
— О, Перри, ты только посмотри! Все цветет! Грейс приникла к окну еще за две мили до Рирдон-Парка, хотя еще никак нельзя было увидеть дом. Но вот он наконец показался, квадратный, классических пропорций, дом, окруженный деревьями. Вот и яркие цветы поздней весны, которые Перри и Грейс вместе сажали год назад.
Перри посмотрел через плечо Грейс и сказал:
— Дом. Один взгляд, брошенный на него, стоит тысячи дней, проведенных в любом другом уголке мира, Боюсь, что я никогда не стану искателем приключений, Грейс.
— Я тоже. О, Перри, я готова заплакать!
— Это было бы крайне глупо, дорогая. Тогда из-за слез ты не увидишь фруктовый сад, который вот-вот покажется. А слуги только взглянут на твое лицо и сразу решат, что тебе не хотелось возвращаться. Цветы великолепны, Грейс.
Все выглядело так, словно они нынче утром, покинув гостиницу, в которой провели ночь, ушли из одного мира и через пять часов попали в другой. Перигрин пулей вылетел из кареты, едва она остановилась у парадных дверей, и повернулся, чтобы подхватить на руки жену, не обратив ни малейшего внимания на лесенку, откинутую лакеем.
Они были дома, они были вместе, и они улыбнулись друг другу в искреннем восторге.
Почти, подумалось Перигрину, когда он несколько секунд удерживал Грейс за талию после того, как ее ноги уже коснулись земли; он улыбнулся ей еще раз, словно вся неловкость и натянутость, все попытки делать вид, будто между ними все в порядке, бесследно улетучились во время этой последней минуты их путешествия. Почти — как если бы оба немедленно вернулись к спокойному согласию, которому так радовались еще несколько недель назад.
- Предыдущая
- 30/45
- Следующая
