Выбери любимый жанр

Леди полночь (ЛП) - Клэр Кассандра - Страница 27


Изменить размер шрифта:

27

Казалось, Артур ушел в себя.

– Да, – наконец кивнул он. – Они присылали мне письма, очень много писем. – Он покачал головой. – Но зачем? Все это под запретом. Фэйри теперь не имеют права обращаться к нам.

Джулиан молча взмолился о терпении.

– Дядюшка Артур, где эти письма?

– Они были написаны на листьях, – сказал Артур. – А листья сохнут и ломаются. Все, к чему прикасаются фэйри, ломается, вянет и умирает.

– Но что было в этих письмах?

– Они были очень настойчивы. Просили встречи.

Джулиан глубоко вздохнул.

– Дядюшка Артур, ты знаешь, зачем им эта встреча?

– Они точно упоминали об этом… – нервно ответил дядюшка Артур. – Но я не могу припомнить. – Он посмотрел в глаза Джулиану. – Может, Нерисса в курсе.

Джулиан похолодел. Нерисса была матерью Марка и Хелен. Джулиан мало о ней знал – принцесса эльфов, очень красивая, если верить Хелен, и очень жестокая. Она умерла много лет назад, и в удачные дни Артур помнил об этом.

У Артура бывали разные дни: спокойные, когда он молча сидел, не отвечая на вопросы, и темные, когда он был сердит, подавлен и даже резок. Сегодня дядюшка Артур заговорил о мертвых, а это означало, что день у него не темный и не спокойный, а худший из всех – хаотичный. В такие дни Джулиан совсем не мог предугадать поведение Артура: он то сгорал от злости, то рыдал в три ручья. В такие дни в душу к Джулиану начинала закрадываться паника.

Дядюшка Артур не всегда был таким. Джулиан помнил его спокойным, молчаливым человеком, который редко появлялся на семейных торжествах. Он был вполне вменяем, когда в Зале Соглашений заявил, что готов взять на себя управление Институтом. Только очень, очень близко знакомые с ним люди могли заподозрить что-то неладное.

Джулиан знал, что отца и Артура держали в тюрьме у фэйри. Что Эндрю влюбился в леди Нериссу и она родила ему двоих детей – Марка и Хелен. Но происходившее с Артуром те годы было окутано завесой тайны. Его безумие, как назвал бы это Конклав, по мнению Джулиана, было вызвано фэйри. Если они и не свели его с ума, то заронили в него семя безумия – и в результате разум Артура стал хрупким, словно стеклянный замок. А годы спустя, во время атаки на Лондонский Институт, этот замок разлетелся на куски.

Джулиан накрыл ладонью руку Артура. Рука дядюшки была худой, словно у немощного старика: сквозь кожу проступали кости.

– К сожалению, тебе придется пойти на встречу, – сказал Джулиан дядюшке Артуру. – Если ты не появишься, у них возникнут подозрения.

Артур снял очки и потер переносицу.

– Но моя монография…

– Знаю, она очень важна, – кивнул Джулиан. – Но это тоже важно. Не только для Холодного перемирия, но и для нас. Для Хелен. Для Марка.

– Ты помнишь Марка? – удивился Артур. Без очков его глаза казались ярче. – Это было так давно.

– Не так уж давно, дядюшка, – возразил Джулиан. – Я прекрасно его помню.

– Мне кажется, что все случилось только вчера, – пожал плечами Артур. – Я помню воинов-фэйри. Они пришли в Лондонский Институт в доспехах, залитых кровью. Крови было столько, словно они стояли в рядах ахейцев, когда Зевс обрушил на них кровавый дождь. – Рука, которой он держал очки, затряслась. – Я не смогу встретиться с ними.

– Но ты должен, – с нажимом произнес Джулиан. Он подумал обо всем невысказанном: что он во время Темной войны был совсем ребенком, что он видел, как фэйри убивают детей, что он слышал крики Дикой Охоты. Но он ничего не сказал. – Дядюшка, ты обязан с ними встретиться.

– Если бы у меня было лекарство… – тихо начал Артур. – Но все закончилось, пока тебя не было.

– Оно у меня с собой. – Джулиан вынул флакон из кармана. – Нужно было попросить Малкольма приготовить еще.

– Я забыл. – Артур снова водрузил очки на нос и принялся наблюдать, как Джулиан растворяет лекарство в стакане воды. – Я забыл, как его найти… кому доверять…

– Ты можешь доверять мне, – дрогнувшим голосом заверил его Джулиан и протянул дядюшке стакан. – Вот. Ты ведь знаешь, какие эти фэйри. Они питаются человеческим беспокойством и извлекают из него выгоду. Но с этим лекарством они тебя не проймут, даже если они решат провернуть одну из своих штучек.

– Верно.

Артур посмотрел на стакан со смесью желания и страха в глазах. Содержимое подействует примерно на час, может, даже меньше. Потом у него будет раскалываться голова, и из-за этой боли он на несколько дней сляжет в постель. Джулиан редко давал ему лекарство – побочные эффекты обычно лишали его всякой ценности, но сейчас без него было не обойтись. Его нужно было выпить.

Дядюшка Артур сомневался. Он медленно поднес стакан ко рту, медленно набрал воду в рот. Медленно проглотил ее.

Зелье действовало мгновенно. Вокруг Артура все внезапно прояснилось, обрело четкие, ровные очертания, как небрежный набросок, превращенный в прекрасную картину. Артур поднялся на ноги и потянулся за пиджаком, который висел на крючке возле стола.

– Джулиан, помоги мне найти приличную одежду, – сказал он. – В Убежище нужно выглядеть подобающе.

Убежище было в каждом Институте.

Так повелось давно. Институт совмещал в себе функции ратуши и резиденции: и Сумеречные охотники, и обитатели Нижнего мира приходили в Институт, чтобы встретиться с его главой. Глава Института был местным представителем Конклава. Во всей Южной Калифорнии не нашлось бы Сумеречного охотника влиятельнее, чем глава Лос-Анджелесского Института. И безопаснее всего было встречаться с ним в Убежище, где всех жителей Нижнего мира защищали клятвы, а вампиры вдобавок могли не бояться ненароком ступить на освященную землю.

В Убежище было две двери. Одна выходила на улицу, и ею мог воспользоваться любой. Войдя в эту дверь, он оказывался в просторной комнате с каменными стенами. Вторая вела в Институт. Как и парадная дверь Института, она открывалась только перед теми, у кого в жилах текла кровь Сумеречных охотников.

Эмма приостановилась на площадке лестницы, чтобы из окна взглянуть на делегацию фэйри. Кони ждали всадников у главного входа. Скорее всего, посланцы Волшебного народа не в первый раз общались с Сумеречными охотниками, а если так, то они, должно быть, уже зашли в Убежище.

Дверь, соединявшая Убежище с Институтом, находилась в конце коридора, ведущего к парадному ходу. Она была окована медью, которая давно покрылась патиной; по периметру были начертаны защитные и приветственные руны, оплетавшие ее подобно виноградным лозам.

Из-за двери до Эммы доносились незнакомые голоса: один – чистый, как вода, другой – резкий, точно хруст сухой ветки. Крепче сжав Кортану в руке, Эмма вошла внутрь.

Убежище имело форму полумесяца, а окна его выходили на горы: на тенистые каньоны и склоны, покрытые серебристо-зелеными зарослями. Солнца за горами было не видно, но комнату заливал яркий свет люстры, висящей под потолком. Свет отражался в ее хрустальных подвесках и падал на клетчатый пол, выложенный чередующимися плитками темного и светлого дерева. Забравшись на люстру и взглянув на него сверху, можно было увидеть, что клетки складывались в руну Ангельской Силы.

Эмма, конечно, ни за что бы не призналась, что она это проделывала. Хотя сверху и открывался прекрасный вид на массивное каменное кресло главы Института.

В центре комнаты стояли фэйри, только двое – тот, что в белой мантии, и тот, что в черных доспехах. Коричневого всадника нигде не было видно. Не было видно и лиц гостей. Из рукавов выглядывали длинные, бледные пальцы, но Эмма не могла понять, принадлежат они мужчинам или женщинам.

Она чувствовала исходящую от них мощь, физически ощущала их принадлежность к другому миру. Казалось, ее кожу обдувает легкий ветерок, прохладный и влажный, пахнущий корнями, и листьями, и цветами жакаранды.

Рассмеявшись, фэйри в черном откинул капюшон. Эмма во все глаза смотрела на него. Кожа цвета темной зелени, длинные когти на пальцах, желтые совиные глаза. Плащ с рисунком из рябиновых листьев.

27
Перейти на страницу:
Мир литературы