Леди полночь (ЛП) - Клэр Кассандра - Страница 23

– Такую любовь, как в кино, действительно нелегко отыскать, – кивнул Джулиан. – Потому что она ненастоящая.

– Что ты имеешь в виду? – спросила Кристина. – Ты что, говоришь, что истинной любви не существует? Не верю!

– Любовь заключается не в том, чтобы гоняться за кем-то по аэропорту, – объяснил Джулиан и слегка подался вперед. Эмма заметила выглядывающий из ворота его футболки кусочек руны парабатая. – Любовь заключается в том, чтобы просто видеть человека. И все.

– Просто видеть? – с сомнением в голосе повторил Тай. Он выключил плеер, но не снял наушники. Его черные волосы слегка взъерошились вокруг них.

Джулиан взял в руки пульт. Фильм закончился, на экране шли титры.

– Когда любишь кого-то, этот человек становится частью тебя. Он во всем, что ты делаешь. Он в воздухе, которым ты дышишь, в воде, которую ты пьешь, в крови, что течет по твоим венам. Его прикосновение навсегда остается на твоей коже, его голос всегда звучит в твоих ушах, его мысли не выходят у тебя из головы. Ты знаешь его сны, потому что от его кошмаров твое сердце обливается кровью, а его приятные сновидения ты видишь и сам. И ты не считаешь его идеальным, а знаешь его пороки, знаешь его настоящего, знаешь все его тайны, но эти тайны не отпугивают тебя, ведь из-за них ты любишь его лишь сильнее, понимая, что не хочешь идеала. Ты хочешь его. Ты хочешь…

Он осекся, как будто внезапно поняв, что все на него смотрят.

– Хочешь чего? – спросила Дрю, сверкнув огромными глазами.

– Ничего, – ответил Джулиан. – Все это просто слова.

Он выключил телевизор и собрал коробки из-под пиццы.

– Пойду выкину мусор, – сказал он и вышел из комнаты.

– Когда он влюбится, – пробормотала Дрю, смотря ему вслед, – это будет просто… невероятно.

– И после этого мы его, наверное, уже никогда не увидим, – добавила Ливви. – Какой же счастливицей будет его девушка!

Тай нахмурил брови.

– Ты ведь шутишь, да? – уточнил он. – Ты ведь на самом деле не думаешь, что мы его больше не увидим?

– Конечно, нет, – заверила его Эмма.

Когда Тай был помладше, его всегда озадачивало, как люди намеренно преувеличивают в разговоре, чтобы донести свою мысль. Выражения вроде «в такую погоду собаку из дома не выгонишь» вызывали у него недоумение и даже раздражение, ведь собаки ему очень нравились и он никак не мог понять, зачем вообще их выгонять из дома в какую бы то ни было погоду.

В конце концов Джулиан стал рисовать для него веселые картинки, которые иллюстрировали буквальное значение подобных выражений и их метафорическое значение. Тая забавляли собаки, радостно сидевшие в тепле, пока за окном из огромного ведра лил дождь, а остроумные подписи к этим картинкам, в которых разъяснялся истинный смысл речевых оборотов, значительно облегчали ему понимание окружающего мира. Поняв, что все порой не так просто, как кажется, Тай стал частенько засиживаться в библиотеке и выписывать из словарей необычные выражения, стараясь запомнить их наизусть. Он не возражал, когда ему наглядно объясняли что-то, и никогда не забывал уроков, но все же предпочитал заниматься самостоятельно.

Он до сих пор иногда переспрашивал, была ли какая-то конкретная фраза преувеличением, даже если сам был уверен в этом на 90 процентов. Ливви, которая лучше других знала, как раздражают ее брата неточные выражения, вскочила на ноги и тотчас подошла к Таю, обняла его и положила подбородок ему на плечо. Тай прижался к сестре, полузакрыв глаза. Когда он был в настроении, ему нравились физические проявления привязанности, лишь бы они были не чрезмерны, – он любил, когда ему взъерошивали волосы или когда его гладили по спине. Бывало, он напоминал Эмме их кота Черча, который время от времени требовал ласки.

Свет вдруг потух. Кристина снова зажгла колдовской огонь, и он озарил комнату. Вернулся Джулиан, который успел полностью взять себя в руки.

– Уже поздно, – сказал он. – Пора спать. Особенно тебе, Тавви.

– Не хочу спать, – отмахнулся Тавви, который сидел на коленях у Малкольма и вертел в руках какую-то безделушку, которую дал ему маг: небольшой лиловый кубик, искрящийся в ярком свете.

– Вижу будущего революционера, – ухмыльнулся Джулс. – Малкольм, спасибо. Уверен, нам еще понадобится твоя помощь.

Малкольм осторожно пересадил Тавви на диван, встал на ноги и стряхнул крошки от пиццы с мятой одежды. Подхватив пиджак, он вышел в коридор. Эмма и Джулиан последовали за ним.

– Что ж, вы знаете, где меня искать, – сказал Малкольм, застегивая пиджак. – Я завтра поговорю с Дианой о…

– Диане рассказывать нельзя, – перебила его Эмма.

Малкольм недоуменно взглянул на нее.

– О чем именно?

– О том, что мы этим занимаемся, – объяснил Джулиан, не дав Эмме ответить. – Она не хочет, чтобы мы вмешивались. Говорит, что это опасно.

– Могли бы и раньше об этом упомянуть! – возмутился Малкольм. – Не нравится мне от нее скрываться.

– Прости, – сказал Джулиан, немного виновато посмотрев на мага. Эмма, как всегда, поразилась и немного испугалась его способности лгать. При необходимости Джулиан становился непревзойденным лжецом, умело скрывая свои истинные чувства. – Все равно мы не сможем продвинуться дальше без помощи Конклава и Безмолвных Братьев.

– Ладно. – Малкольм внимательно посмотрел по очереди на каждого из ребят. Эмма постаралась сделать лицо столь же непроницаемым, как лицо Джулиана. – Только завтра же поговорите с Дианой. – Он сунул руки в карманы. Его бесцветные волосы блестели в свете колдовского огня. – Я не успел вам кое-что сказать. Знаки вокруг найденного Эммой тела – это не защитный крут.

– Но ты же говорил… – начала Эмма.

– Я присмотрелся внимательнее и изменил свое мнение, – объяснил Малкольм. – Это не защитные руны. Это призывные руны. Кто-то использовал энергию мертвых тел для призыва.

– Призыва кого? – уточнил Джулс.

Малкольм покачал головой.

– Для призыва кого-то в этот мир. Демона или ангела – не знаю. Я изучу фотографии получше и осторожно наведу справки в Спиральном Лабиринте.

– А если это действительно призывные чары, – сказала Эмма, – увенчалось ли их применение успехом?

– Поверь мне, увенчайся такое заклинание успехом, мы бы уже об этом узнали, – ответил Малкольм.

Эмма проснулась от жалобного мяуканья.

Открыв глаза, она увидела у себя на груди персидского кота. А точнее, персидского голубого кота, очень толстого, с огромными желтыми глазами. Его уши были прижаты к голове.

Взвизгнув, Эмма вскочила на ноги. Кот отлетел в сторону. На несколько мгновений в комнате воцарился хаос: Эмма споткнулась о тумбочку, кот взвыл. Наконец она сумела включить свет. Кот важно сидел у двери, явно чувствуя собственное превосходство.

– Черч! – воскликнула Эмма. – Ты что, с ума сошел? Тебе посидеть негде?

На морде у Черча было написано, что сидеть ему и правда было негде. Черч время от времени принадлежал Институту. Четыре года назад Эмма открыла парадную дверь и увидела на пороге коробку, в которой сидел этот кот и лежала адресованная ей записка: «Присмотри, пожалуйста, за моим котом. Брат Захария».

В тот момент Эмма не поняла, почему Безмолвный Брат, пусть он и не был больше Безмолвным Братом, просит ее присмотреть за его котом. Она позвонила Клэри, и та объяснила, что кот когда-то жил в Нью-Йоркском Институте, но на самом деле принадлежит Брату Захарии, и сказала, что если им с Джулианом хочется завести кота, то они могут оставить его себе.

Его зовут Черч, добавила она.

Черч был из тех котов, которые не сидят на одном месте. Он постоянно выпрыгивал из окон и исчезал на несколько дней или даже недель. Сперва Эмма места себе не находила всякий раз, когда он пропадал, но в конце концов он всегда возвращался и был при этом преисполнен гордости. Когда Эмме исполнилось четырнадцать, он стал приносить ей подарки, привязанные к ошейнику: ракушки и морские стеклышки. Эмма разложила эти ракушки на подоконнике, а из морских стеклышек сделала Джулиану счастливый браслет.