Звездные раны - Алексеев Сергей Трофимович - Страница 15

– Рассчитаемся в машине, – шепотом заявил знаток. – Потом отвезу вас, куда скажете. С деньгами ходить по городу небезопасно.

Святослав Людвигович все еще не чувствовал никакого подвоха, поскольку испытывал полное недоумение: покупатель не походил на богатого человека. Сел в автомобиль вместе с шедеврами и тут же получил деньги – по две тысячи долларов за каждую работу.

И тоже ничего не заподозрил, ибо вдруг осознал, что не только дорога на Алтай, но и старость ему теперь обеспечена.

Его и в самом деле отвезли куда он сказал – на Петроградскую, благодарно распрощались, обменялись телефонами, и Насадный пошел сначала в сберкассу, чтоб обменять валюту, затем в магазин, где купил шампанское, дорогую нарезку и фрукты, после чего отправился домой напрямую, проходными дворами. Едва оказавшись в своей квартире, он позвонил Рожину и пригласил его на праздничный обед: старый сподвижник был единственным человеком, посвященным в «торговый бизнес» академика: грязное, непотребное это занятие приходилось тщательно скрывать.

За столом они просидели до вечера, даже старые походные песни попели под гитару. Насадный выбрал удобный момент, отсчитал старому сподвижнику тысячу долларов и сунул в нагрудный карман.

– На нашу пенсию прожить нельзя! – прикрикнул, видя его немое сопротивление. – Да еще бы ее платили… А мне сегодня невероятно повезло, покупатель настоящий пришел, первый… Будут деньги – вернешь.

И вдруг у старого сподвижника загорелся взор. Он выхватил доллары из кармана и швырнул на стол.

– Хватит! Хватит, Насадный! – выкрикнул бывший аспирант возбужденно и обидчиво. – Мне твои деньги не нужны, понял? Не возьму!..

– Понимаешь, они мне очень легко достались, Миша! – Академик собрал деньги и вновь попытался сунуть их в карман Рожина. – Я же объяснял: нашелся покупатель!.. Полный идиот! Готовый выложить за какую-то ерунду, за… плоды дряхлеющего ума кучу денег! Не бойся, мне хватит! Еще целых семь тысяч! Так что собирайся, снова поедем в частную экспедицию. Это зарплата, если хочешь.

– Я больше никуда не поеду с тобой. – Старый и верный сподвижник ударил по руке с деньгами и встал. – Да, тебе все дается легко… Открытия, изобретения, звезды, даже памятник при жизни. Все легко и просто.

– Миша, да перестань, ты что? – засмеялся и одновременно испугался Насадный. – Ты-то свидетель, что мне легко далось? Ни одного дела еще до конца не довел!

– А балганские алмазы? А установка «Разряд»?.. И еще – город, по собственному проекту…

Насадный услышал глубокое и сильнейшее разочарование – не хотелось даже про себя называть это завистью.

– Рожин, я тебе рожу набью! – Он еще пытался сгладить назревающий конфликт – явление в их отношениях небывалое. – Месторождение законсервировано, «Разряда» нет, не существует!

– Как же, а опытный образец? Действующий, промышленный образец? И Ленинская премия!

– Да это же действующая модель! Чистейший самопал!

– Ладно, только мне не рассказывай! – недружелюбно мотнул головой Рожин. – Но город-то стоит! За Полярным кругом!..

– Город продали, Миша…

Он ничего не услышал, поскольку не хотел, засмеялся зло: так он смеялся только над врагами…

– Невезучий бессребреник!.. Не надо передо мной выделываться, Насадный. Ты сколько раз академик? Поди, и со счету сбился? А я посчитал! Тебя приняли в шесть европейских академий.

– Хорошо посчитал?..

Рожин не давал и слова вставить, выплескивал все, что накипело в его душе, причем валил все в кучу, без разбора…

И не сказать, что делал это по пьянке, ибо выглядел совершенно трезвым…

– Мировая величина! А если бы еще Запад вовремя услышал об открытии таймырского феномена? Что бы было? Нобелевская, разумеется!.. – Перешел на шепот: – Ну, а если бы узнал о существовании «Разряда»? Технологии будущего?.. Живая икона! Молились бы на тебя!.. Нет, я все тебе скажу, все!

Столь внезапный прорыв сначала ошеломил Насадного, но затем, как это обычно случалось, вызвал холодное раздражение. Вообще следовало бы дать по физиономии и выгнать в шею, однако упоминание об астроблемах неожиданно толкнуло его к воспоминаниям. Он дождался паузы, когда старый сподвижник налил себе полный фужер шампанского и стал жадно пить – будто огонь заливал.

– Поедем искать родину человечества, – будто ничего не случилось, заявил академик. – На сборы тебе даю один день. Полетим самолетом, раз денег привалило…

– Я сказал – никуда больше не поеду! – отрезал бывший аспирант. – Мне надоело сидеть в твоей тени. У меня могла быть собственная судьба! Пусть не такая, как у тебя! Без геройских звезд, памятников… Но своя! А я за тобой всю жизнь, как верный пес… Это ты меня сделал таким!

– Рожин, а ты ведь земноводный! – непроизвольно вырвалось у Насадного. – Ты же летарий! Как я этого не замечал?..

Старый сподвижник насторожился.

– Что значит – летарий?

– Ты не обижайся, это не оскорбление. И не твоя вина…

– Нет, ты мне объясни, что такое – летарий? Или как там еще?..

– Состояние души, – постарался уклониться Святослав Людвигович от прямого ответа.

Но Рожин не мог успокоиться и нарывался на скандал.

– И какое же у меня состояние души? Разумеется, оно на порядок ниже твоего? Так? И душа совсем пустая! Еще и подлая, да? Столько добра сделал, облагодетельствовал, в люди вывел, а теперь приходится выслушивать претензии!.. Не так? Тогда скажи сам!

– Ты живешь на свете первый раз, – проговорил Насадный. – Впрочем, может, я и ошибаюсь…

– Ну конечно, первый раз! – задиристо подхватил он, наливая себе шампанского. – А ты у нас – сорок первый! Поэтому такой гениальный, знаменитый… Да все, что ты сделал, – дерьмо! Дерьмо, понял?! Потому что никому не нужно! Ты сам не нужен!

– Мы оба с тобой оказались не нужными.

– Не оба – я с тобой стал не нужен! Под твоей тенью!.. из-за тебя мне не дают читать не то что курса – разовых лекций в университете! К студентам не подпускают!.. Стоит лишь назвать свою фамилию, как мне в ответ называют твою! А, сподвижник и полпред академика!..

– С чего ты завелся, Рожин? – придвинувшись к нему, спросил Святослав Людвигович. – И почему именно сегодня? Я позвал тебя, чтобы устроить маленький праздник… Теперь можно ехать в экспедицию, вон какие деньги с неба упали! А ты взял и испортил праздник.

– Ты мне жизнь испортил, Насадный. Может быть, действительно единственную. Что-то я не верю в переселение душ…

– Тогда давай выпьем мировую? – предложил академик. – Стоит ли ссориться, если все дело в том, что не дают читать лекции? К студентам не подпускают!.. Меня тоже не подпускают. Ну и что?

– Тебе-то ну и что!.. У меня жизнь кончается.

– Умирать собрался?

– Ага, сейчас! Не дождешься!..

В этот момент Святослав Людвигович вспомнил, что это не первая их ссора. Была одна, правда, очень давно, и возникла она из-за пустяка с точки зрения Насадного. На второй год, когда в Балганском кратере уже работала геологоразведочная экспедиция, на берегу реки откопали мамонтенка. Залежи бурого угля были почти на поверхности, под метровым слоем мерзлоты, и его черпали для нужд поселка обыкновенным экскаватором. Растепленный грунт превратился в грязь, потек селью в реку, и однажды утром экскаваторщик обнаружил ископаемый труп животного. Размером он был со среднего слона, разве что обросший густой желтой шерстью и абсолютно целый. Сообщили в Красноярское отделение Академии наук, потом в Москву отослали телеграмму, но прошла неделя, другая – нигде даже не почесались. А на Таймыре хоть и было всего пятнадцать тепла, хоть и завалили мамонта кусками льда с озера, закрыли брезентом от солнца, все равно начался запашок. Ко всему прочему кто-то ночью ободрал всю шерсть с одного бока – она уже начала лезть сама. Потом вырубили огромный кусок из задней ноги – кому-то захотелось попробовать пищи первобытного человека. А еще через неделю ископаемое чудо нашли собаки…

И видя это, уже навалились люди: это же заманчиво – иметь настоящую, «живую» кость в виде сувенира… Мамонта растаскали в один день, варили и пробовали мясо, вкусом напоминавшее падаль, однако пробовали, чтобы потом можно было сказать – а я вот ел мамонтину!