Помазанник из будущего. «Железом и кровью» - Ланцов Михаил Алексеевич - Страница 54

Двадцать третьего июля погиб первый член царской семьи — карету великого князя Николая Николаевича и сопровождавший ее конвой забросали бомбами с третьего этажа одного из разграбленных особняков. Никаких санкций не последовало, так как подкупленная жандармерия «вела работу, но пока затруднялась назвать виновных».

И пошло-поехало. К 30 июля 1867 года почти половина из рода Романовых, на свое горе съехавшихся в столицу на похороны императора, была истреблена. Остальные во главе с Константином Николаевичем поспешили укрыться в стенах Зимнего дворца, охрана которого была усилена. Лишь Михаил Николаевич с детьми остался на неспокойном Кавказе, где был наместником. Из числа же Александровичей, то есть сыновей усопшего Александра II, вне столицы оказались только два брата: Александр и Владимир. Саша был под Веной, а Владимир — в Москве, откуда из-за воспаления легких не смог выехать в столицу, что в итоге и спасло ему жизнь.

Но ситуация в городе не остановила своего развития — 31 июля произошла катастрофа. Умер малолетний Николай Александрович, который усилиями Шувалова был провозглашен императором. Он простудился во время перехода морем, а врачи не смогли помочь. В первую очередь, конечно, из-за беспорядков. Да и самих врачей трижды приходилось менять из-за их гибели во время нападения грабителей. Елене от смерти сына стало очень плохо — она буквально потеряла связь с этим миром, ходя с заплаканными глазами по Зимнему дворцу, ничего и никого не видя вокруг. Эта деталь не замедлила сказаться — в ночь с 1 на 2 августа она выпала из окна на каменную мостовую, там и скончалась спустя несколько минут. На нее было страшно смотреть — падение было очень неудачным, а потому несколько открытых переломов сверкали обломками костей сквозь порванное ночное платье.

Ситуация обострялась с каждым днем. Гибель Николая Александровича и его матери усилила беспорядки. Предпринимались даже попытки шествий.

С самого утра 4 августа на окраинах Санкт-Петербурга неизвестные открыли стрельбу по прохожим. Запылали дома, на улицах лежали трупы. Город загудел от таких бесчинств, угрожая взорваться. В этот раз на подавление беспорядков были брошены все силы, которыми располагал канцлер: полиция, гарнизон Петропавловской крепости, даже часть внешнего охранения дворца. Вывести из казарм гвардию не удалось, поскольку управление его после смерти Николая Николаевича было утеряно. По крайней мере, именно так доложили Шувалову.

А в два часа пополудни толпа погромщиков, внезапно материализовавшаяся как из воздуха возле Дворцовой площади, смяла немногочисленный гарнизон Зимнего дворца и ворвалась внутрь. Остановить их удалось лишь на самых подступах к покоям императора и его семьи, где по счастливому случаю находился и канцлер. Все остальные члены августейшей фамилии, жившие во дворце, были убиты.

Таким образом, всего за неделю в огне восстания погибли практически все Романовы, оставив империю фактически без правящей династии. Совершенно немыслимое событие! Шувалов и особенно Константин Николаевич отлично понимали, что вся мера ответственности за гибель великих князей падет на них, а потому очень серьезно переживали. Шувалов просто опасался потерять ту иллюзорную власть, которую, как он думал, ему вручили англичане, в то время как дядя теперь до ужаса и дрожи в коленях боялся возвращения Александра. Он не верил в увещевания канцлера, которые ему казались просто детским лепетом. Ну коронуют они его… и что дальше? Он просто вспоминал лицо Саши с характерным взглядом и заходился нервным смехом, вызывая полное недоумение у собеседника.

Понимая, что он выжил исключительно чудом, Константин Николаевич отбывает в Кронштадт, под защиту его гарнизона. Одновременно с этим Шувалов по его просьбе обращается к сэру Генри Пэджету 2-му маркизу Энглси, который представлял интересы Великобритании при эскадре, чтобы англичане помогли восстановить порядок в столице.

Уже 7 августа десант «красных мундиров» [110] высадился в Санкт-Петербурге. Оказывается, после гибели Александра II они перебрались под Гангут «на бункеровку». Но самым смешным в этом деле оказалось то, что на борту кораблей британского флота оказалось три тысячи солдат и офицеров. Что они там делали и куда плыли? Официальной позицией Лондона стала версия о том, что ими усилили экипажи эскадры, дабы защитить ее от датских абордажных команд. Совершенный лепет, но англичане его повторяли как мантру и слышать не хотели ничего о том, что они врут.

8 августа 1867 года Константин Николаевич был отправлен в Гатчину, где решил ожидать наведения порядка под охраной батальона британской пехоты, дабы никто не «покушался» на его жизнь и здоровье. То есть фактически оказался под домашним арестом. Пэджет решил «приглядеть» за столь «впечатлительным» человеком, мало ли чего он удумает, расстроившись из-за гибели родственников. В столице же остался официально заправлять всеми делами Петр Шувалов, получивший от Константина, как он заявлял, чрезвычайные полномочия.

На улицы Санкт-Петербурга вышли армейские патрули, сформированные из британских солдат. Им вменялось в обязанности расстреливать на месте любого, кто будет только заподозрен в причастности к разбоям. И вновь полились реки крови, так как солдаты, получившие такие полномочия, очень быстро скатились до уровня мародеров, фактически став одной большой шайкой, которая грабила, насиловала и терроризировала столицу. То есть заменили собой разрозненные банды, что действовали до того.

Шувалов отлично понимал сложившуюся политическую диспозицию. По дипломатическим каналам ему было известно, что цесаревич принял решение об участии в Датской кампании, что, по мнению Петра Андреевича, задерживало его в германских землях как минимум на год. То есть Саша должен был выдвинуться в Россию не раньше середины лета 1868 года. Зная упертый характер цесаревича, канцлер был убежден, что Александр не отступит, не завершив дела. А сроки Шувалову давал опыт датской войны, когда небольшая армия скандинавов смогла остановить превосходившие силы германцев и проиграть лишь благодаря неудачному стечению обстоятельств. Исходя из понимания этой детали, Петр Андреевич и планировал все последующие шаги.

Уже формировались и выдвигались в сторону Санкт-Петербурга прекрасно вооруженные польские и финские (особенно) полки народного ополчения, при которых было полторы сотни отличных английских нарезных пушек. В Лондоне обещали транспорты с еще десятью тысячами солдат и офицеров. И еще больше оружия. Да и гвардия более-менее приходила в себя, давая в перспективе несколько тысяч бойцов.

Однако Владимир Александрович в Москве тоже не сидел без дела, даже несмотря на прогрессирующее воспаление легких. Его курьеры уже находились во Владимире, Нижнем Новгороде, Ярославле, Туле и Орле, созывая ополчение. Не забыл он и казаков, отправив на Дон, Кубань и Терек своих людей, дабы поднять полки. Но Владимир Александрович серьезно отставал по времени и не имел возможности атаковать Шувалова, прежде чем тот соберет достойную армию. Да и вообще, имелись все шансы на то, что Петр Андреевич сможет опередить великого князя и выступить на Москву, когда та еще не будет прикрыта войсками. Ведь казаки — основная ударная сила великого князя — смогут подойти к Москве не раньше конца мая следующего года, так как погода уже стремительно портилась, и ничто не предвещало ее улучшения. Да и далеко они были.

Понимая, что в Москве нет никакой армии и медлить неразумно, Шувалов отправляет полторы тысячи британских пехотинцев, в надежде, что те смогут занять хотя бы Николаевский вокзал и депо. То есть захватить подвижной состав железной дороги и обеспечить переброску подходящих польских и финских ополчений для развития успеха. Ради этого предприятия англичанам пришлось сооружать некое подобие конки — оперативно переделывались деревянные колеса телег, ставились на рельсы и в эту конструкцию запрягали лошадь. Что давало среднюю скорость хода полка около шестидесяти-семидесяти километров в сутки.