Страна Арманьяк. Бастард - Башибузук Александр - Страница 12

— Тук, назад! — заорал я. — Он мой!

Шотландец отбежал в сторону и переместился за мою спину. Умница… Вот только какого хрена я это заорал… Опять гребаный бастард из меня вылез…

— Иди сюда, смерд.

Я встал в классическую стойку. Дага в согнутой руке у груди, эспада кончиком клинка смотрит в лицо детине.

Разбойник не стал себя упрашивать, подбежал и с хеканьем рубанул клинком сверху вниз.

Ну это слишком просто, парень… Я щелкнул эспадой по его фальшиону, сбивая клинок в сторону, и, одновременно с шагом вперед, ткнул его дагой в шею, засадив ее до чашки. Крутанул кистью, проворачивая клинок. Шаг назад… Все!

Громила булькнул, захрипел, зажимая рану, из которой толчками били струйки темной крови, и рухнул на колени.

С непонятным удовлетворением, граничащим с сексуальным наслаждением, я пнул это тело ногой, заваливая на землю, и обстоятельно вытер о его штанину лезвие эспады.

Не понял…

Твою же мать, что со мной? Мне ЭТО нравится… Тошнотворный запах крови пьянит, как аромат изысканного вина, предсмертные хрипы радуют и бодрят.

Что за хрень?

Даже потряс головой, отгоняя наваждение… Нет, не прошло, все так же прет…

Адреналин сейчас мозги взорвет…

Каждая клетка тела переполнена возбуждением и наслаждением этим отвратительным зрелищем…

Твою мать, да у меня стояк! Нет, радость победы на дорожке, особенно когда я выиграл Олимпиаду, была очень похожа, но не до такой же степени!..

Надо срочно отвлекаться и потом разбираться со своими впечатлениями, по любому это не я, а гребаный бастард д’Арманьяк. Лично я, прежний, уже блевал бы дальше, чем видел.

Оглянулся… Тук связывал оставшегося в живых разбойника.

Тот, которому я всадил в живот эспаду, скрутился калачиком на земле и вибрирующе выл.

Еще один получивший болт в середину груди содрогался в конвульсиях, рыхля ногами землю и судорожно вырывая руками пучки травы.

Остальные вроде готовы.

Господи, помимо трупов, организованных нами, на поляне валялось еще десяток других… жутко изувеченных и расчлененных.

— Тук, помоги им… — махнул рукой в сторону недобитых разбойников. — Нет, стой, сначала ко мне. Как ты там говорил? Кто я?

— Шевалье де Сегюр, ваша милость, — заговорщически зашептал Тук. — Совершаете поездку в Арагон, желая влиться в христианское войско на борьбу с нечестивыми агарянами.

— Ага, понял… — И зашагал к связанным людям.

Подошел поближе и понял, что они не дворяне. Возможно, зажиточные горожане, но никак не благородное сословие. Это было видно по покрою одежды. Ткани добротные, возможно — дорогие, это даже я могу понять, но покрой простоватый и все в одних оттенках.

Разрезал веревки, сделав шаг назад, чуть склонил голову и немного пафосно произнес:

— Вам ничего больше не угрожает. Вы свободны.

Пожилой мужчина с ходу повалился на колени, пытаясь поцеловать мои сапоги. Пожилая женщина, запричитав, тоже повалилась на землю, а две девушки, очень похожие друг на друга, такие черноволосые кудрявые очаровашки, просто обнялись и разрыдались.

— Хватит слезу пускать… — Я сделал еще шаг назад. — Кто вы такие и как сюда попали?

— Исаак бен Маттафий, ваша милость, ювелир из Лектура, ваша милость… — Мужик никак не хотел отпускать мои ботфорты.

Вот так так… Скажи еще, что ты меня знаешь…

— Вы меня должны помнить, ваша милость, вы изволили заходить ко мне в лавку…

М-да… за что боролись, на то и напоролись. Ну что, дать команду Туку порубать и их… а девок сначала попользовать по назначению?.. Вот ни капельки не верю, что еврей меня не выдаст. Только доберется до первых королевских стражников — и пожалуйста…

Стоп, а как он выбрался из города?

— Как ты выбрался из города? — озвучил я свою мысль.

— Горе… горе постигло город… Нет больше славного Лектура, — запричитала женщина, очевидно, жена ювелира.

— Как нет? Что с отцом? — Я схватил еврея за воротник и вздернул вверх.

— Нет, ваша милость, славного конта Жана Пятого. Как бог есть… разорвали франки на клочки вашего батюшку, — прошептал ювелир, стараясь не смотреть мне в глаза.

— Рассказывай!

— Добился он почетной капитуляции, впустил войска кардинала Жоффруа в город, а они начали резню, и вашего батюшку первого закололи и выбросили на улицу… Какое горе, ваша милость…

— Заткнись… — Отбросил ювелира в сторону и пошел к лесу.

Как же это?.. Что теперь?.. — задавал я себе один и тот же вопрос на разные лады и никак не находил на него ответ.

Никаких родственных чувств к своему гипотетическому папаше я не испытовал, да и какой он лично мне отец? Разве что прежнему обитателю тела, от которого, кроме самого тела, мне достались неясные кусочки памяти и остаточные выбрыки в характере. Я все это прекрасно понимал, но все-таки чувствовал странную тоску по человеку, которого никогда не видел. Представлял только как единственного союзника в этом совершенно чужом для меня мире и вот сейчас неожиданно его лишился…

— Ну и что дальше… — Я со злостью срубил куст папоротника.

Приехали! Ни титула, ни имения… Ничего вообще, твою мать. Хоть с маврами езжай воевать. Ну, Луи… задал ты мне задачку…

Вдруг в голове возникло совершенно ясное видение ослепительно красивой женщины в монашеском одеянии…

Кто это?

Вот дурень… Это же моя мать! Ясно же было писано в дневнике, что я зачат от связи брата и сестры. Где она? Память услужливо напомнила, что мать в монастыре в Валенсии, и добавила, что после ее пострига отец женился законно на Жанне де Фуа, дочери Гастона, графа де Фуа, принца Вианского и Элеоноры Арагонской, инфанты Наварры. И Жанна была подле отца в городе… Она же была на сносях… Это получается, она носит брата или сестру мою.

Не-э-эт… Ничего еще не кончилось! И дядюшка Шарль в Бастилии сидит… Есть кого спасать. Ну, Луи, держись…

Далеко я уйти не успел, развернулся и помчался опять на поляну — забрезжил вновь найденный смысл жизни в этом мире. Именно забрезжил: что делать дальше, в деталях я так и не представлял пока.

Тук, насколько я понял, прикончил раненых разбойников и сейчас преспокойно и методично обшаривал карманы трупов.

Старик-еврей с женой и дочерями стояли на коленях возле безжизненного тела и читали какие-то молитвы на незнакомом мне языке.

Еще две девушки, похоже, служанки, именно те, над которыми разбойники беспредельничали, собирали разбросанные вещи и складывали их в телеги.

Какой-то он непонятный еврей… Насколько я помню, они должны в это время одеваться по-другому. Знак на них вешали, кажется, или шапки специальные заставляли носить… Точно не помню. Да и ювелиром он не может быть… Из цехов гнали взашей всех инородцев. Это уже позже они это ремесло оккупировали. Точнее не знаю. Да и эти крохи я почерпнул из потрепанной книженции без обложки, валявшейся в родительском доме. Как раз приезжал им помочь по хозяйству и дом подправить. Ну, ладно… Сейчас все это и выясню попутно. Мне главное — узнать про мачеху.

Тем временем ювелир закончил молиться и, оставив женщин подле тела, подошел ко мне.

— Кто это там лежит? — спросил я его.

— Племянник мой, ваша милость… — скорбно ответил еврей. — Кинулся на разбойников и погиб сражаясь. Воинственный был мальчик.

— Все мы когда-нибудь умрем. Рассказывай все от начала до конца и не вздумай ничего утаивать. Почему ты без знака? — Особо церемониться с иудеем я не собирался.

С ними, насколько я знаю, никто в эти времена не церемонился. Ничего против них не имею… в своем времени, но, к сожалению, я сейчас не в нем. Главное сейчас — не выдать себя излишней толерантностью и терпимостью. Последствия могут быть совсем непредсказуемыми.

— Я и моя семья — выкресты. Вы должны это знать, ваша милость… иначе я никак не стал бы ювелиром.

М-да… опять ляпнул, не подумав, надо постараться исправить положение.

— Я почти ничего не помню, еврей. Был ранен во время ухода из города и потерял память, но речь не об этом. Ты и твоя семья творили не христианский обряд возле тела! Знаешь, что за это бывает? Ты продолжаешь исповедовать веру свою, несмотря на крещение? — вкрадчиво спросил я еврея.