Защитница. Любовь, ненависть и белые ночи - Гольман Иосиф Абрамович - Страница 40

Завершением приятного времяпрепровождения стал компот. На этот раз – из морошки и яблок. Вкусно – аж дух захватывало. Ольга выдула три стакана. Взяла бы четвертый – остановила только усмешка Багрова.

Потом пошли в гостиницу, привести в порядок разбросанные мысли.

В крошечном фойе увидели «противную сторону» – адвоката потерпевших Николая Николаевича Николаева, лысого круглого человека лет пятидесяти, с носом весьма характерного цвета. Впрочем, проблему Николая Николаевича можно было определить и без колориметра – по выдоху. Для столь непозднего часа выдох был слишком насыщенным.

Он по-приятельски поздоровался с Багровым – оказывается, они еще со вчерашнего вечера знакомы. Вообще, умение Олега Всеволодовича везде и при любых обстоятельствах обзаводиться друзьями Шеметову всегда восхищало и поражало. Вот и сейчас, расставшись с адвокатом потерпевших, Багров уже докладывал Оле подробности его судьбы, порою даже довольно интимные. Как только успевал?

Николай Николаевич своей жизнью иллюстрировал довольно привычную в глубокой провинции схему. Милиционер – заочный юридический – прокуратура – прокурор – водка – адвокат. И в самом деле, куда же сильно пьющему прокурору податься? На пенсию – рано, бросить пить – поздно. Вот и появлялся очередной защитник, востребованный в основном как «бесплатник» от государства.

Николай Николаевич не был расстроен своим «падением». Даже наоборот, человек, по сути добрый и безвольный, он тяготился прокурорской должностью. Теперь Николаев, никого не наказывая и ни с кем не ссорясь, находился на своем месте, даже получал, бывало, у бывших коллег некие преференции для клиентов.

Вчера он весьма тепло отнесся к своим процессуальным противникам, сразу предложив Олегу Всеволодовичу отметить знакомство. Тот отказался, дел было по горло, но наметившуюся дружбу закрепил, подарив коллеге сувенирный небольшой коньячок, прихваченный из Москвы.

У Николая Николаича глаз сразу загорелся, и он даже не сильно расстроился, что прикладываться к действительно хорошему коньяку придется в одиночестве.

Адвокат потерпевших был, кстати, здешний – похоже, единственный из основных участников процесса. В гостиничку же зашел поприветствовать подъехавшего только что судью Марата Сергеевича Денисова. Они и раньше встречались на областных мероприятиях, когда Николаев еще прокурорствовал.

Денисов был сильно не в духе, руку пожал, но пить за встречу не стал. Ему так и не нашли отдельный номер с туалетом, последний был занят приехавшим чуть раньше прокурором, а давить на гонористых москвичей местное начальство не рискнуло, явно опасаясь ненужного шума.

Глава любинской администрации, Лев Игоревич Крамской, представительный мужчина лет пятидесяти пяти, даже предложил Денисову свою квартирку – сам он давно жил с семьей в шикарном коттедже. Судья отказался. За годы работы опытный юрист давно уяснил, что, по возможности, не следует ни у кого ни в чем одалживаться. А ну как через пару лет придется судить Льва Игоревича? Денисов многажды наблюдал метаморфозы, происходящие с начальствующим составом.

В итоге нашелся компромисс.

Судье выделили полкоридора первого этажа, то есть три номера с одним туалетом. В его дверь врезали замок, а ключ отдали привилегированному постояльцу. Туалет, правда, оказался женский, но эту проблему находчивый Крамской решил в полсекунды. Табличку «Ж» сняли и повесили в противоположном конце коридора, рядом с уже висевшей табличкой «М».

Да, теперь трехочковый сортир не только оставался единственным на всех обитателей первого этажа, но и несколько терял в производительности. Зато удалось проскочить между двумя неприятными – в качестве вероятных противников – силами.

Впрочем, в подобном творчестве Лев Игоревич вовсе не был новатором. Каждый опытный путешественник знает, что даже в полностью заполненных купейных вагонах часто работает только один туалет. Объяснения бывают разные: засор, поломка, разбитое стекло… Однако причина чаще всего другая: проводницам легче мыть один сортир, чем два. Да и гигиеничнее пользоваться персональным туалетом, чем общевагонным.

С судьей Олег Всеволодович встретился в фойе гостинички, но еще не знакомился. И не собирался форсировать процесс. Хотя при случае пообщаться было бы желательно. Это в судебном жаргоне противоположная сторона – «противники». В жизни же возможны самые разные варианты.

Кстати, Олег Всеволодович с удовольствием рассказал Шеметовой, что федеральный судья Марат Сергеевич Денисов, с которым они уже сегодня виделись, заехал в гостиницу налегке, с одной лишь небольшой дорожной сумкой на молнии.

– И что? – не поняла смысла сообщения соратница.

– А то, что есть ему скоро станет нечего, – опять непонятно чему радовался партнер.

– Ну, купит в магазине. Или в ресторан будет ходить.

– Купит, конечно. А в ресторан ходить не будет, – улыбнулся Багров. – Он живет на зарплату, я выяснял. В ресторан, между прочим, я заходил, утром. Наша столовка гораздо лучше. По крайней мере, без запахов.

– И что? – так и не поняла Шеметова. – Какое нам дело до его пищевого довольствия?

– Прямое, – уже серьезно ответил Олег Всеволодович. – Раз так легкомысленно собрался, значит, рассчитывает на короткий процесс. А мы постараемся устроить длинный.

– Ты думаешь, он пойдет нам навстречу из-за голода? – усмехнулась она.

– Ну, не из-за голода, конечно, – ответил Багров, – а из-за наших неотразимых аргументов. Хотя голод – тоже аргумент. К тому же хороший повод позвать его в нашу столовку. Когда совсем исхудает.

Заканчивался последний день перед главным процессом в молодой жизни Шеметовой. Да и у опытного Олега Всеволодовича тоже появилось вроде бы забытое «предстартовое» волнение.

Судьба Лешки Куницына, для которого вчера достроили железную клетку, волновала их не по формальным обстоятельствам.

Это не значило, что Василия адвокаты собрались защищать менее самоотверженно. Но Васька-дурачок не стрелял в офицера милиции. Да и то, что он дурачок, само по себе гарантировало освобождение парня от излишне сурового наказания. Правда, это тоже еще следовало доказать, поскольку пока соответствующих экспертиз, кроме проверки вменяемости, не проводилось.

С Лешей же все было иначе.

Вот почему, собравшись в номере Багрова, защитники общались еще долго, несмотря на наступившую наконец – по крайней мере, на циферблатах часов – ночь. Шуршали бумагами, обменивались мнениями, распечатывали с ноутбука файлы – маленький принтер Олег привез с собой.

Наконец закончили.

Могли бы и еще поработать, но, во-первых, в поселке выключилось электричество – и в первый вечер такое было. Во-вторых, наутро им надо было быть свежими.

– Ну, я пойду, – сказала Шеметова и уже направилась к двери, как вдруг услышала:

– Останься, пожалуйста.

Пораженная, обернулась.

У Багрова только глаза посверкивали. Но не куражно, а как-то мягко и весело.

– Ладно, – сказала Шеметова.

Вот и вся романтика. Можно сказать, не было романтики.

Зато было счастье.

Оно пришло не мгновенно. А лишь через несколько минут, когда уже ушли все глупые страхи и опасения. И когда они, отдыхая, оба лежали на узкой гостиничной кровати.

Нет, все до этого тоже было прекрасно. Но вот лежать рядом с любимым человеком и знать, что это – на всю жизнь… Такого не испытывали ни он, ни она.

Они даже не разговаривали. Им и без этого было хорошо.

Ольга блаженно улыбалась, глядя перед собой непонятно куда. А Олег – без обычных шуток и подколов – просто обнимал свою женщину. Женщин он обнимал и раньше.

Но чтобы свою и навечно – впервые.

Несмотря на то что суды, по опыту Шеметовой и Багрова, никогда не начинались вовремя, адвокаты пришли во Дворец культуры за сорок минут до назначенного времени.

И правильно сделали. По многим причинам.

Выбрали себе более удобные кресла, оставив припозднившимся коллегам жесткие стулья. Переговорили с Анной Ивановной и уже привезенными парнями. С Василием Олег Всеволодович общался и вчера. А мама паренька так и не удосужилась приехать на открытие процесса. Разложили на столах бумаги, записи, компьютеры – еще понадобилось искать удлинители, чтобы подключить их к питанию.