Защитница. Любовь, ненависть и белые ночи - Гольман Иосиф Абрамович - Страница 13
- Предыдущая
- 13/53
- Следующая
Марина оказалась раза в полтора меньше Волика и, навскидку, раза в четыре легче. Она была худенькая, темненькая (брюнетка с хвостиком) и в не слишком модных очках.
Нет, вовсе не страшненькая. Но разительно отличавшаяся от прежних Воликовых подружек, чьи ноги непременно шли непосредственно от ушей.
Шеметова мгновенно почувствовала в девушке родственную душу, ботанку-отличницу, коей и сама являлась все восемнадцать лет учебы (школа – МГУ – аспирантура).
– А я – Ольга, – представилась она, протянув руку. Ладонь у девушки была узенькая, но пальцы неожиданно цепкими.
– Вы случайно не хирург? – спросила Шеметова. – Такие сильные пальцы.
– Нет, я математик.
– Кто? – выдохнул Багров, никогда в своей жизни не встречавший женщин-математиков.
– Математик в чистом виде, – улыбнулась Марина, разом став симпатичнее. – Вся моя работа – бумага да ручка.
– Никаких накладных расходов, – внес вклад в беседу Волик.
– Ответ неверный, – рассмеялся Олег. – Жизнь после свадьбы – сплошные накладные расходы.
Умозаключение по ряду причин Шеметовой не понравилось, но снова тыкать шефа в бок она не стала.
Все четверо уселись за стол. Официанты начали приносить яства, мало напоминающие стандартные ингредиенты комплексных обедов.
Успевали и поговорить, конечно. Ведь Волик их для этого и позвал – чтобы потом, собрав информацию, друзья могли сообщить свое мнение о девушке Марине. Впрочем, приглашенные эксперты уже понимали, что их мнение будет вежливо выслушано и забыто за ненадобностью.
Потому что Волик действительно влюбился. Достаточно было посмотреть, с какой нежностью он подает Марине салфеточку или со всей мощью своего стосорокакилограммового тела бросается приоткрыть занавеску, когда Мариночке показалось, что в комнате темновато.
– А почему все-таки математика? – никак не мог расслабиться Олег Всеволодович.
– Не знаю, – задумалась девушка. – Может, потому, что у нас в семье все математики. Мама, папа, дедушки. Династия, в общем. Я лет до пяти думала, что других профессий в мире вообще не существует.
– И вам нравится? – ужаснулся Багров.
– Конечно, – улыбнулась Марина. Она явно не хотела втягиваться в ехидный диспут. – Как математика может не нравиться? Красота и полное отсутствие вранья.
– Это она на адвокатов намекает, – встрял Волик, глядя на предмет своего восхищения.
– Ни на кого я не намекаю, – улыбнулась Марина.
– А пальцы сильные, потому что каждый день ручку держат? – решила разрядить обстановку Ольга.
– Думаю, нет, – вновь серьезно ответила та. – Я еще каждый день на виолончели играю. Два часа минимум.
– А зачем? – совсем ошалел Багров.
– Потому что красиво, – повторилась Марина.
– И никакого вранья, – добавил Волик. – Вообще-то она в оркестре играет.
– В квартете, – поправила она.
– Хобби такое? – наконец понял Олег.
– Они даже по миру гастролируют, – снова влез Волик. Его прямо-таки распирало от гордости.
– А как удается совмещать? – теперь уже не поняла Ольга, тоже любившая во всем четкость и ясность.
– Гастролируем – это громко сказано, – объяснила Марина. – Есть фестивали непрофессиональных коллективов. Вот туда ездим.
– Значит, все четверо – с хобби? – Все-таки Багров был удивлен.
– Да, если так можно выразиться про музыку. Великий Бородин, он что – музыкант-любитель? Он же химик был выдающийся. А у нас первая скрипка – доктор медицинских наук.
– Не хотел бы лечиться у скрипача. – Почему-то эта история Багрова задела.
– И зря, – Марину ничем было не пробить. – Очень заслуженный человек. Рентгенолог. Один из лучших в стране специалистов по магнитно-резонансной томографии. Вторая скрипка – инженер. Альт – домохозяйка. Вот и весь коллектив. Как говорит Волик, минимум накладных расходов.
Тут официанты принесли такой роскошный шашлык из ягненка, что диспут прикрылся сам собой – рты-то заняты.
Ольга понимала, почему взвился Багров. Для него работа была всем. А какое при этом может быть хобби? Единственное, умный Олег Всеволодович не учел, что все люди разные. И каждый из нас – всего лишь один из семи миллиардов. Так что скромнее надо быть, товарищ Багров. Впрочем, это обстоятельство многие не учитывают.
После ягненка народ расслабился.
А затем, как всегда, вернулись к делам насущным.
Волик был наслышан про дело убийцы милиционера, к нему же Куницына тоже заходила. Не оценив, правда, его профессиональных возможностей.
– Так как вы парня собираетесь защищать? – поинтересовался он. – План-то есть?
– Наметки, – кратко ответил Олег Всеволодович.
– Тяжко вам придется, – посочувствовал коллега. Юристом он был отменным, хоть и не любил дел, связанных с серьезными трагедиями. – Весь джентльменский набор: группа, умысел, представитель власти при исполнении.
– Плюс чужой суд. Плюс общественный обвинитель. Плюс показательный процесс, – добавил Багров.
– У меня схемка есть, – сказала Ольга, отметив позитивный интерес к своей персоне со стороны Марины: тоже небось почувствовала коллегу-ботанку.
На вынутом из портфельчика электронном планшете высветились прямоугольники с нанесенными неприятными текстами. Так и было обозначено, как сказано: «группа», «умысел», «при исполнении».
На втором скриншоте был тот же, только увеличенный, прямоугольничек с надписью «группа», но в него впивались три острые стрелки, на концах которых тоже были прямоугольники с текстом.
Атакующие стрелки имели следующие обозначения: «дурачок», «общие цели», «взаимовлияние».
– Что за красоты? – заинтересовался Томский.
Багров тоже глядел на экран внимательно.
– Второго парня Анна Ивановна все время называет дурачком. Похоже, это не фигура речи, а физиология. И ему только-только исполнилось восемнадцать. Если доказать несоответствие возраста интеллектуальному развитию, есть такие экспертизы, то парень станет несовершеннолетним, а возможно, и вообще не отвечающим за свои действия. Удар и по «группе», и по «умыслу».
– И затягивание процесса, – с одобрением сказал Багров.
– А это вам надо? – усомнился Волик. – Торчать в какой-то деревне под Архангельском.
– Почти ночь от Архангельска на поезде ехать, – уточнил Олег.
– Тем более. Зачем затягивать?
– Затем, что суд показательный. Прокурор из Архангельска, судья из Архангельска. Конвой тоже не местный, хотя их мнение роли играть не будет.
– Вот, может, и поторгуемся: мы не удлиняем вам процесс, а вы не удлиняете нам сроки.
Блоки «умысел» и «при исполнении» на следующих скриншотах также были атакованы несколькими стрелками. Но рассматривать их уже не стали, опасаясь, что музыканту-математику Марине и без того скучно с юристами-юристами.
Тем более что трапеза подошла к десерту.
Волик аж глазки узкие прикрыл от подвалившего счастья. Тут и невесомое безе, и все тот же классический, но совсем не магазинный наполеон, и роскошный, облитый черным шоколадом, коричневый тортище из первоклассного какао. Томскому явно хотелось сожрать все, причем немедленно.
Но не тут-то было.
Марина, как бы между делом, не акцентируя, отодвинула от избранника все тарелки и столовые приборы. А вазочку с нарезанными свежими фруктами, наоборот, придвинула. И выделила из ранее зажатых столовых приборов изящные, под серебро, ложечку и вилочку.
– Кушай, милый, – ласково сказала она.
Ах да, еще нежно погладила Волика по пухлой руке.
И – о чудо! – Волик смирился!
То, что не смогли сделать за многие годы самые дорогостоящие врачи-диетологи и даже всесильная Валентина Семеновна, похоже, с легкостью делала худенькая и очкастенькая виолончелист-математичка.
Даже Багров, не одобрявший смешение увлечений с работой, уважительно посмотрел на девушку.
Ольга же вообще была в восторге и от метода, и от реализации.
Впрочем, процесс удивления Мариной окружающих еще не был закончен.
– Это ведь, я понимаю, смотрины? – спросила она у присутствующих.
- Предыдущая
- 13/53
- Следующая