Любящее сердце - Бэлоу Мэри - Страница 35
- Предыдущая
- 35/52
- Следующая
– Письмо, – вступил в разговор граф, шипя от ярости, – уже давно превращено в пепел. Даже зола, оставшаяся после эдакой мерзости, способна осквернить мое жилище.
– Так значит, вы решили на ней жениться, – с усмешкой констатировал Керзи и прищелкнул языком, но, почувствовав на себе суровый взгляд отца, поспешил принять скорбное выражение.
– Да-а, – разочарованно протянул Торнхилл, опустив протянутую руку, – именно этого я и боялся. Если бы письмо не было уничтожено, нашлось бы немало людей, которые могли бы под присягой подтвердить, что оно было написано не мной.
– Вы не так глупы, чтобы не догадаться продиктовать его кому-нибудь из слуг, – сказал лорд Керзи. – Как бы там ни было, отрицать вашу причастность бесполезно. Кому еще понадобилось бы писать это письмо и ставить под ним вашу подпись? Вы разрушили мое счастье, Торнхилл, и чуть было не обесчестили мое имя. Только благородный поступок моего отца вызвал сочувствие к моей персоне, и вместо презрения я получил симпатию общества. Но вы могли бы покрыть позором не только меня, но и моего отца. А этого я уже не могу вам простить.
– Благородный поступок вашего отца обесчестил имя невинной девушки. Он подставил ее, чтобы выгородить вас. Теперь это у нас называется благородством. Вы не просто испортили ей репутацию – вы сделали это так грубо и жестоко, как, наверное, никто до вас не посмел бы поступить. Трудно поверить, что такой способ защиты собственной чести приемлем для того, кто влюблен. Будь я на вашем месте, я бы подольше выдержал скорбную мину. Слишком уж вы быстро оправились после столь тяжелого потрясения. Должен сказать, что для меня – и, наверное, не для одного меня – очевидно, что вы рады вновь обретенной свободе, и это наводит меня на мысль, что вы сами все и подстроили.
Глаза Керзи засверкали от праведного гнева.
– Не стоит применять к другим то, что вы считаете приемлемым для себя, Торнхилл. Видимо, вы именно так и поступили бы. Впрочем, к чему эмоции? Я просто предлагаю вам подумать, чье слово имеет для света больший вес: мое или ваше? Ответ, наверное, очевиден.
– Я должен попросить вас удалиться, Торнхилл, – сказал лорд Рашфорд. – Мой сын перенес из-за вас глубокое потрясение, так как был тяжко оскорблен женщиной, чье имя я не хочу произносить вслух. Моя жена и я оскорблены и разочарованы. Если вы посмеете вернуться сюда, мне придется выставить вас за дверь в буквальном смысле слова. Надеюсь, я понятно изъяснился?
– Полагаю, вопрос риторический, – с поклоном ответил Торнхилл, – и посему я оставляю его без ответа. Доброго вам дня.
Надежда с самого начала была весьма хрупкой, Торнхилл полагал, что, раздобыв письмо, он сможет посеять сомнения в правоте Керзи и, таким образом, облегчит для Дженнифер возвращение в свет. Хотя он все равно не смог бы отрицать, что мужчиной, поцеловавшим мисс Уинвуд на глазах у всего бала, был именно он, Торнхилл, а той женщиной, которую он поцеловал, была мисс Уинвуд.
Да уж, будь он на месте Рашфорда, он тоже сжег бы письмо. А будь он на месте Керзи, то заодно с письмом и весь дом – так, для пущей предосторожности.
Собственно, он нанес Рашфорду визит по другой причине. Он хотел, чтобы Керзи знал, что Дженнифер Уинвуд будет его, Торнхилла, женой и что ему придется иметь дело с ним, Торнхиллом, если он задумает очередную кампанию, направленную против Дженнифер. И еще он хотел, чтобы Керзи знал: игра еще не закончена.
Керзи выиграл. Сомнений в этом не было. Вместо того чтобы страдать от потери своей невесты и уязвленного мужского самолюбия, он все устроил так, чтобы освободиться от тягостных обязательств. Более того, вместо него пострадал его соперник. Пострадал от унижения за себя и за нее. У Торнхилла все еще звучало в голове то бранное слово, которым назвал ее Рашфорд. Она была совершенно невинна: она стала жертвой жестокости Керзи, пешкой в игре, которую вел Керзи и… он сам, Торнхилл.
Когда он сказал Дженнифер, что намерен посвятить свою жизнь тому, чтобы она смогла наконец сказать, что поступила правильно, решив выйти за него, он действительно так думал. Торнхилл намеревался позаботиться о том, чтобы репутация ее была восстановлена и до конца дней она имела бы все, чего ее душа ни пожелает. Возможно, таким образом он сможет хоть отчасти искупить свою вину перед ней.
Но с Керзи игра не была закончена. Граф должен был отомстить негодяю. И месть теперь уже не должна ограничиться созерцанием унижения Керзи. Торнхилл собирался его уничтожить.
А тем временем он должен был получить специальное разрешение на брак и сделать все необходимые приготовления.
«Господи, – вдруг подумал Торнхилл, остановившись посреди тротуара, – завтра в это время я уже буду женатым человеком?»
Но в этой мысли было нечто пугающее, и он поскорее отогнал ее прочь.
Саманта осмелилась постучать к кузине лишь после ленча. Несмотря на то что Дженнифер не ела в столовой со всеми, Саманта была в курсе, что ее кузина избавлена от наказания и одиночное заключение отменено. Более того, ей сказали, что Дженнифер готовится к свадьбе с графом Торнхиллом.
– Можно мне войти? – боязливо озираясь, спросила Саманта. – Или ты предпочла бы, чтоб я ушла?
– Заходи, Саманта, – с трудом улыбнувшись, ответила Дженнифер. Она сидела, свернувшись клубочком, в кресле, прижимая к груди подушку.
Саманта вошла в гостиную сестры и взглянула в сторону полуприкрытой двери в гардеробную. Там работа шла полным ходом.
– Твои вещи все же решили упаковать?
– Вещи упаковывают, чтобы завтра отправить на Гросвенор-сквер, – объяснила Дженнифер. – Я должна выйти замуж, Сэм. Большая победа, настоящий триумф, не так ли? Мне предстоит стать первой в этом сезоне представленной ко двору замужней дамой. К тому же я стану ни много ни мало графиней.
Дженнифер склонила голову, уткнувшись лбом в подушку.
– О, Дженни, – в некоторой растерянности глядя на сестру, сказала Саманта, – так все же лучше, чем если бы все было сделано по воле отца.
– Именно это он и подчеркивал, – невесело усмехнувшись, сказала Дженнифер. – Ты знаешь, почему я сказала «да», Сэм? О, у меня была на то весьма существенная причина. Папа собирался наголо остричь меня сегодня, перед тем как отправить домой. Я сказала «да», потому что не захотела, чтобы меня обрили.
Дженнифер снова зарылась лицом в подушку. Саманта не понимала, плачет она или смеется.
Саманта не знала, что сказать своей кузине. Едва ли чем-нибудь можно было ее утешить. Сидя на диване и глядя на склоненную голову Дженнифер, Саманта терзалась чувством вины за ту радость, что испытала вчера вечером и продолжала испытывать сегодня. Нет, Саманта не была счастлива в полном смысле этого слова. Конечно, нет. Ей было больно видеть страдания Дженнифер и знать о тех обстоятельствах, которые привели к ним. Дженнифер была так неосторожна… Возможно, была. Саманте не давал покоя один вопрос.
– Дженни, – кусая губу, сказала Саманта, догадываясь, что Дженнифер меньше всего хочет сейчас говорить на эту тему. – Когда у тебя были с ним все эти тайные свидания? Мы ведь все время были вместе. И тетя Агата с нами.
Дженнифер вскинула голову.
– Что?!
– В письме… – начала было Саманта, но, встретив враждебный взгляд, осеклась.
– Письмо – это жестокая мистификация. Он одержимый, Саманта. Он бесчестный, лживый негодяй. Все, что он говорил, – ложь. Он все устроил так, чтобы моя помолвка была разорвана самым скандальным образом, репутация навек разрушена и у меня не было бы иного выхода, кроме как выйти за него замуж. Да, завтра я выйду за него. Но я сказала ему, что буду ненавидеть его до конца дней. Хотя для этого человека моя ненависть мало что значит. Он хочет получить мое тело, и он его получит.
Саманта смотрела на Дженнифер во все глаза.
– Не могу поверить, что он способен на такую жестокость.
– Зато я верю.
Она снова спряталась в подушку.
– Он отрицал то, что написал это письмо, – возмущенно заговорила Дженнифер. – Ты можешь представить, Сэм? Если не он, то кто же, хотела бы я знать? Кто еще мог бы желать разрушить мое счастье?
- Предыдущая
- 35/52
- Следующая
