Слуги Темного Властелина - Бэккер Р. Скотт - Страница 28
- Предыдущая
- 28/139
- Следующая
Он на миг прикусил губу.
– По неизвестной причине кишаурим убили Сашеоку, который тогда был великим магистром Багряных Шпилей. Теперь у них великим магистром Элеазар, ученик Сашеоки.
Ходили слухи, что они с Сашеокой были близки, близки на тот манер, как это принято у айнонов…
– Так значит, Багряные Шпили… – начал Инрау.
– Надеются отомстить, – закончил Ахкеймион, – и покончить со своей тайной войной. Но дело не только в этом. Ни одна из школ не может понять метафизики кишаурим, Псухе. Всех, даже школу Завета, приводит в ужас тот факт, что их действия не воспринимаются как колдовство.
– А отчего это вас так пугает? – поинтересовалась Эсменет. Это был один из тех мелких вопросов, которые она все никак не решалась задать.
– Отчего?! – переспросил Ахкеймион, внезапно сделавшись чрезвычайно серьезным. – Ты бы не спрашивала об этом, Эсменет, если бы имела представление, какой мощью мы владеем. Ты себе просто представить не можешь, насколько велика эта мощь, и как хрупки по сравнению с нею наши тела. Сашеока погиб именно потому, что не смог отличить дело рук кишаурим от творения Божия.
Эсменет нахмурилась. Она обернулась к Инрау.
– С тобой он тоже так себя ведет?
– Ты имеешь в виду: осуждает вопрос вместо того, чтобы дать ответ? – насмешливо спросил Инрау. – Постоянно.
Однако Ахкеймион сделался мрачнее тучи.
– Слушайте! Слушайте меня внимательно. Мы с вами не в игрушки играем. Любой из нас – и в первую очередь ты, Инрау, – может кончить тем, что головы наши сварят с солью, высушат и выставят напоказ перед Чертогом Бивня. А между тем на кон поставлены не только наши жизни. А нечто большее, куда большее!
Эсменет умолкла, слегка ошеломленная суровой отповедью. Она осознала, что временами просто забывает о том, насколько глубок Друз Ахкеймион. Сколько раз она удерживала его в объятиях, когда он пробуждался после одного из своих сновидений? Сколько раз она слышала, как он что-то бормочет во сне на непонятных языках? Она взглянула на колдуна – и увидела, что гнев в его глазах сменился болью.
– Я не надеюсь на то, что кто-то из вас осознает, насколько велики ставки. Порой я и сам устаю слышать свою собственную болтовню про Консульт. Но на этот раз что-то не так. Я знаю, для тебя, Инрау, мучительно даже думать о таком, но твой Майтанет…
– Майтанет – не мой! Он никому не принадлежит, и именно это… – Инрау запнулся, словно смущенный собственной пылкостью, – именно это делает его достойным моей преданности. Быть может, ты прав, и я в самом деле не способен осознать, насколько велики ставки, но мне известно больше, чем большинству людей. И мне не по себе, Акка. Я опасаюсь, что это еще одна погоня за тенью.
Говоря это, Инрау покосился – скорее всего невольно – на змей, знак шлюхи, вытатуированных на руке Эсменет. Она невольно спрятала ладони под мышки.
И тут ее непостижимым образом осенило: ведь за всеми этими событиями кроется настоящая тайна! Глаза ее расширились, она обвела собеседников взглядом. Инрау потупился. Однако Ахкеймион пристально смотрел на нее.
«Он знает, – подумала Эсменет. – Он знает, что у меня дар на такие вещи».
– В чем дело, Эсми?
– Ты говоришь, Завету только недавно стало известно, что Багряные Шпили воюют с кишаурим?
– Да.
Она невольно подалась вперед, как будто то, что она собиралась сказать, лучше было произнести шепотом.
– Акка, но если Багряные Шпили в течение десяти лет сумели таить это от Завета, откуда же тогда Майтанет, человек, который совсем недавно сделался шрайей, это знает?
– Что ты имеешь в виду? – с тревогой спросил Инрау.
– Да нет, – задумчиво сказал Ахкеймион, – она права. Майтанету бы и в голову не пришло обращаться к Багряным Шпилям, если бы он не знал заранее, что эта школа враждует с кишаурим. В противном случае это было бы глупостью. Самая надменная школа в Трех Морях присоединяется к Священному воинству? Подумай сам. Но откуда он мог знать?
– Быть может, – предположил Инрау, – Тысяче Храмов это стало известно случайно – как и тебе, только раньше.
– Быть может, – повторил Ахкеймион. – Но это маловероятно. Это как минимум требует того, чтобы мы следили за ним вдвое внимательнее.
Эсменет снова вздрогнула, но на этот раз от возбуждения. «Мир вертится вокруг таких людей, как эти, а я только что присоединилась к ним!» Ей показалось, что воздух пахнет водой и цветами.
Инрау мельком взглянул на Эсменет, потом жалобно уставился на своего учителя.
– Я не могу сделать того, о чем ты просишь! Просто не могу!
– Ты должен подобраться к Майтанету поближе, Инрау. Твой шрайя чересчур умен и всеведущ.
– И что? – спросил молодой жрец с натянутым сарказмом. – Слишком умен и всеведущ, чтобы быть человеком верующим?
– Не в том дело, друг мой. Слишком умен и всеведущ, чтобы быть тем, чем кажется.
Конец весны, 4110 год Бивня, Сумна
Дождь. Если город старый, очень старый, его канавы и водоемы всегда черны, заполнены вековыми отходами. Сумна древнее древнего, и ее воды черны, как смола.
Паро Инрау, съежившись и обнимая себя за плечи, осматривал темный двор. Он был один. Повсюду слышался шум воды: глухой шелест ливня, клокотанье в водосточных желобах, плеск в канавах. Сквозь шелест, клокотанье и плеск доносились стенания молящихся. Искаженная мукой и печалью, их песнь звенела в мокром камне и оплетала мысли Инрау надрывными нотами. Гимны страдания. Два голоса: один жалобно взмывал ввысь, вопрошая, отчего, отчего мы должны страдать; второй – низкий, полный угрюмого величия Тысячи Храмов, нес тяжкую истину: люди всегда едины и страданием и разрушением, и слезы – единственная святя вода на свете.
«Моя жизнь… – думал Инрау. – Моя жизнь».
Он опустил голову и скривился, пытаясь сдержать слезы. Если бы он только мог забыть… Если бы…
«Шрайя… Но как такое может быть?»
Так одиноко… Вокруг громоздилась кенейских времен кладка, уходящая вдаль, в темные залы Хагерны. Инрау сполз по мокрой стене и принялся раскачиваться, сидя на корточках. Страх был настолько всеобъемлющим, что бежать было некуда. Он мог лишь съежиться еще сильнее и рыдать, стараясь забыться.
«Ахкеймион, дорогой мой наставник… Что ты сделал со мной?»
Обычно думая о годах, проведенных в Атьерсе, в занятиях, под бдительным оком Друза Ахкеймиона, Инрау вспоминал те дни, когда он с отцом и дядей выходил далеко в море на рыбную ловлю – бывало, над морем собирались тучи, а его отец все вытягивал из моря серебристую рыбу и наотрез отказывался возвращаться в деревню.
– Ты гляди, какой улов! – кричал он, и глаза его были безумны от отчаянного везения. – Мом благосклонен к нам, ребята! Бог нам благоволит!
Атьерс напоминал Инрау о тех опасных временах не потому, что Ахкеймион походил на его отца – нет, отец Инрау был крепок и силен, его ноги, казалось, были созданы для палубы, и дух не ведал страха перед бушующей стихией, – просто богатства, которые Инрау извлекал из пучин колдовства, были, подобно той рыбе, оплачены смертельной опасностью. Атьерс казался Инрау неистовым штормом, застывшим во взмывающих к небу столпах и занавесях из черного камня, а Ахкеймион напоминал скорее дядю, смиряющегося перед гневом его отца и торопящегося наполнить лодку, чтобы спасти и брата, и племянника. Он обязан Друзу Ахкеймиону жизнью – в этом Инрау был уверен. Адепты Завета никогда не возвращаются на берег, а тех, кто бросает свои сети, чтобы вернуться, они убивают.
Как можно возвратить подобный долг? Задолжав денег, можно просто вернуть заимодавцу деньги с процентами. Потому что отданное и возвращенное равны друг другу. Но так ли прост обмен, когда один человек обязан другому жизнью? Разве не обязан Инрау в уплату за то, что Ахкеймион вернул его на берег, в последний раз выйти с ним в бурное море Завета? Платить Ахкеймиону той же монетой, которую он задолжал, казалось почему-то неправильным, как будто бывший наставник просто взял свой дар обратно, вместо того чтобы попросить что-то взамен.
- Предыдущая
- 28/139
- Следующая
