Беглец. Трюкач - Бродер Пол - Страница 53

— Шеф Бруссар? Я насчет несчастного случая. Произошла забавная ошибка. Оператора ослепило солнце. — Готтшалк посмотрел на Камерона и улыбнулся. — Да, на самом деле. Только что. В полном порядке. Ощутимый, как доллар. Бедные ребята. Да, да… Очень сожалею… Да, конечно. Как договорились. Завтра вечером на пирсе… Хорошо… Чудесно… Большое спасибо.

Повесив трубку, Готтшалк обернулся к Камерону и пожал плечами.

— Что ж, — сказал он, — теперь у тебя совсем новая бронь. Совершенно новый шанс в жизни.

Камерон с удивлением покачал головой.

— Я просто не знаю, что сказать, — пробормотал он. — Вы слишком добры.

— Не веришь, не надо, — ответа режиссер. — У тебя не очень-то большой выбор.

— Да, конечно.

— Или я не прав? — нежно воскликнул Готтшалк и захихикал. Скачала это был почти беззвучный «смех, затем, достигнув крещендо сдержанной радости, он разразился гоготом, и, наконец, режиссер просто откинулся назад и дал волю буре заразительного веселья, наполнившего вестибюль.

— Что вас так развеселило? — спросил Камерон.

— Ха, ха… какая нелепая ошибка!

— Вы имеете в виду, что трюкач настоящий?

— Нет! — крикнул режиссер, почти оглушая ого. — Я имею в виду сборщика дорожного налога, сообщившего тебе, что началась война. А ты принял ею за ненормального из-за крика «Boa!» Ха, ха, ха… Ах, ха, ха!

Камерон тоже начал смеяться, затем под влиянием режиссера, как приведенный в действие спусковой механизм какого-то взрывного устройства, он зашелся в пароксизме хохота. Откинувшись в кресле, он думал о сборщике налога, вбегающем и выбегающем из своего куба, как кукушка из часов с боем, и смеялся до упаду. Наконец, когда Готтшалк унял свое бурное веселье, чтобы дать ему ключ от комнаты на верхнем этаже, он помчался, хохоча, через вестибюль по лестнице на третий этаж. Но даже когда он вошел в свою комнату и кинулся на кровать ничком, ему не удалось подавить свою безмерную радость. Он старался не засмеяться, когда через пятнадцать минут крался за горничной, шедшей по коридору с ворохом грязного белья, чтобы дать ей постирать свою спортивную сумку.

Ночью его разбудил сон. Тихо лежа на кровати, он пытался сориентироваться в темноте. Затем, вспомнив, где он и что произошло, он сел, свесил ноги на пол, встал и заковылял к окну. Сквозь острые крыши и башенки виднелся залитый светом луна-парк. Пирс и казино купались в лучах прожекторов, а чертово колесо, украшенное гирляндами лампочек, то останавливалось, то вертелось, как рулетка, пущенная рукой крупье. Это напомнило Камерону, что ему снился большой пожар. Неизвестно, где происходило это всесожжение, но там был Готтшалк, в шлеме, увенчанном гребнем, прорезиненном пальто и закатанных сапогах пожарного, орущий в мегафон…

Снова он проснулся уже утром. Из окна лился солнечный свет, и в его потоке у подножия кровати стояла девушка в белом платье, с черным мешком и несколькими полотенцами в руках.

— Грим, — сказала она ласково.

Камерон сел, моргая, и уставился на удивительно хорошо сложенную девушку с широкими бедрами и тяжелыми грудями, просвечивающими из-под полупрозрачного нейлона, который обычно носят няни и косметички.

— Я проснулся, — ответил он. — Кто ты?

— Грим, — засмеялась она и положила мешок и полотенца на кровать. — Как от Макса Фактора[1]. Я собираюсь сделать тебе новое лицо.

— Новый день, новое лицо, — сказал Камерон, зевая. Начинается моя новая роль, подумал он, протягивая руку к брюкам.

— Прежде всего тебе надо хорошенько побриться.

Камерон выбрался из постели, влез в штаны, затем подошел к умывальнику и побрился. Через несколько минут он сидел в кресле — с закрытыми глазами, подбородком на руках и руками на раковине — пока девушка энергично намыливала его шампунем с гидропиритом.

— Как я буду выглядеть?» — спросил он. — Кем я должен выглядеть?

— Мальчиком с пляжа, — сказала она ему. — В стиле Малибу.

— Ты из Калифорнии?

— У-гу.

— Как тебя зовут?

— Дениза.

Он колебался, не желая показаться навязчивым.

— Ты здесь давно?

— Недели две.

— Я только что прибыл, — сказал он. — Что это за фильм?

— Строго низко бюджетный и второго сорта.

Он поборол желание задать еще один вопрос и несколько минут, молча, позволял ей над собой работать. Гримерша вытерла его волосы и велела сесть прямо.

— Теперь начинается самый охмуреж, — сказала она. — Тени для глаз, пудра, баки, словом, беру тебя в оборот. Эй, что с тобой? Я имею в виду, что с твоим лицом.

— Смешная вещь, — ответил Камерон. — Приключение на моем пути в кино.

— Так, надо замазать-. Ладно, я загрунтую потолще. Они собираются снимать тебя в воде, поэтому надо все хорошо закрепить.

Камерон уставился на нее, собрался было задать еще один вопрос, но передумал. Вместо этого он терпеливо сидел, пока Дениза — поочередно разглаживая и рисуя — нанесла на его лицо несколько слоев косметики.

Закончив, она отступила немного назад и с холодным профессиональным интересом посмотрела на него со всех сторон.

— Ты выглядишь совершенно по-другому. Твоя собственная мать была бы потрясена.

Камерон встал, посмотрел в зеркало над умывальником и увидел развратное лицо стареющего повесы.

— Боже мой, ты права! — воскликнул он.

— Как оно себя чувствует?

— Как штукатурка Парижа.

— Привыкнешь.

— Не возражаю, — сказал Камерон, улыбаясь про себя. Я трансформировался, подумал он, снова взглянув на свое лицо в зеркало, я другой человек… — Замечательно, — сказал он ей. — Кстати, на кого я должен быть похож?

Взяв его за руку, Дениза подошла к окну.

— Вот — высокий мужчина в плавках. Это Ли Джордан.

Камерон взглянул вниз на пляж и увидел загорелого блондина, стоящего у края воды, с женщиной в бикини и огромной соломенной шляхте.

— Никогда не слышал о нем? — сказал он.

— Телевизионный ковбой и настоящий подарок для женщин. Когда на днях я его гримировала, он все время хватался за мою юбку/

— А ты что делала? — спросил Камерон.

— Держала ноги вместе.

Он засмеялся, забавляясь ее искренностью.

— А что за девушка с ним рядом?

— Это Нина Мэбри.

— Нина Мэбри, — сказал Камерон. — Она случайно не была любовницей… так, по крайней мере…

— …в то время как он был…

— …гласит…

— …убит?

— …молва.

— Ух, — сказал Камерон.

— После этого убийства она надолго исчезла. Говорят, у нее было нервное расстройство. Мистер Г., очевидно, решил ее спасти. Он сейчас сочиняет для нее фильм. Грандиозный опус, я слышала.

— Смешно, знаешь, Не я никогда Не слыхал о Готтшалке.

— Он был в моде тридцать лет назад. Затем его забыли. Теперь он старается вернуться вместе с Ниной Мэбри. Кстати, мне надо найти ее трусики.

— Ее… что?

— Двенадцать пар. Горничная положила их вместе с остальным бельем по ошибке, и мисс Мэбри Подняла кипит. Устроила мне черт-те что. Понимаешь, я еще и кастелянша. Могла бы быть еще и сценаристом, но в этом фильме нет сценария. Мистер Г. сочиняет его прямо из головы. По мере продвижения.

Камерон снова выглянул в окно и увидел, что к Джордану и актрисе присоединился короткий кривоногий человек c неимоверным торсом, одетый в хлопчатобумажные штаны, неровно подшитые у колен, и белый платок, повязанный вокруг головы.

— Это Бруно да Фэ, — сказала Дениза. — Как Саша Фэ, Он работает с Готтшалком с незапамятных времен. Они практически неразлучны.

— Что он делает?

— Бруно оператор. Его не раз хотели использовать как режиссера, но у него для этого нет воображения, в таком качестве он делает только порнофильмы. Считается, что у него есть искра божия. Пять мужиков и одна баба с голой задницей — подобного рода вещи.

Камерон рассмотрел лицо Денизы. Несмотря на усталое выражение и чувство обреченности, он нашел его возбуждающим.