Соната незабудки - Монтефиоре Санта - Страница 21

Одри вздохнула.

— Каком?

— Ты расскажешь мне все с самого начала, и с этой минуты я буду знать о каждом твоем шаге.

Одри улыбнулась и села на кровать.

— Я расскажу тебе все, если от этого будет зависеть, смогу ли я тайно встречаться с Луисом, — сказала она, снимая с себя одежду.

— Я буду помогать тебе, — с энтузиазмом предложила Айла, горя желанием присоединиться к новой игре. — Как будет весело вместе изобретать новые планы и обводить всех вокруг пальца!

Одри повесила платье на спинку стула.

— Тебе не помешает встать пораньше и принять ванну. Ты вся пропахла дымом.

— Разве? — Одри поднесла к носу прядь волос.

— Да, — сказала Айла. — Но мне это нравится. Так пахнет запретный плод. Ну, давай же, ложись и расскажи мне, как все началось. Началось в тот первый вечер, когда он пришел на ужин, правда? Тогда ты поняла, что Луис — это именно тот мужчина? И в то утро, когда я подстроила ту встречу в клубе, ты уже была влюблена, но не в Сесила, правда? — Айла задохнулась от восхищения. — Не могу поверить, что я ничего не замечала! Но я больше не буду оставаться в неведении, не так ли?

Одри скользнула под одеяло и свернулась калачиком рядом с сестрой.

— Луис покорил мое сердце, как только я увидела его улыбку…

Она подбирала слова, которые вполне могли сойти со страниц какого-нибудь романа. Возможность рассказать о своих чувствах Айле принесла Одри особое облегчение. Исповедь перед сестрой позволила ей сбросить с души часть вины. Это также дало Одри шанс снова пережить каждый миг этой связи. Она перекладывала события в поэзию слов, делая их таким образом еще более реальными.

Айла выслушала рассказ о приключениях старшей сестры без тени зависти. Конечно, ей тоже хотелось, чтобы ее пригласили танцевать в Палермо, хотелось бы в полночь убегать в сад на свидание, жить тайной жизнью и следить за тем, чтобы об этом никто не догадался. Но одно только упоминание о любви заставляло ее корчиться от отвращения. Влажные поцелуи, сомкнутые руки, физическая близость, — этого было достаточно, чтобы по телу начали бегать мурашки. Для нее вся прелесть любовных отношений заключалась во флирте, в приятной лести и уникальной возможности нарушать правила. Для Айлы самым привлекательным в любовной истории Одри было то, что она полностью разрушила и изменила ее представления о покорности и покладистом характере сестры. Никто не удивился бы, если бы на подобный шаг отважилась Айла. Но Одри… Своевольная и непокорная, Айла с ужасом думала о том, что будет, если тайну Одри раскроют.

— Что ты собираешься делать? — спросила она, когда сестра закончила рассказывать о танцах на площади в Палермо.

— Не знаю. Я стараюсь не загадывать наперед, — ответила та, хотя мечты о будущем занимали все ее мысли. — Я хочу провести всю свою жизнь с Луисом. Что бы ни случилось.

— Отец вряд ли позволит тебе быть с ним. Я слышала, как он разговаривал с мамой в саду несколько дней тому назад, пока вы с Сесилом играли в шахматы на террасе. Они считают Луиса очень ненадежным.

— Только потому, что он не такой, как все! — в отчаянии воскликнула Одри. — Он же никого не убил! Боже мой, люди иногда бывают такими недалекими!

— Я просто предупреждаю тебя, Одри. Ты разобьешь им сердце. Мама обожает Сесила.

Одри глубоко вздохнула. Груз тоски опустился ей на плечи, подобно паре невидимых рук.

— Дай им время. Неважно, как долго это будет длиться. В конце концов они полюбят Луиса так же, как люблю его я, — продолжала отстаивать свою мечту Одри.

— Хочется в это верить, — сказала Айла.

Сестры долго лежали с закрытыми глазами, но не могли уснуть. В конце концов, они приняли решение: бороться и полагаться на волю судьбы в тех случаях, когда они не в силах что-либо изменить. Разбросав по подушке шелковые кудряшки волос, они лежали крепко обнявшись, как двое влюбленных.

Такими своих дочерей увидела утром Роуз. Была суббота, и она решила позволить им поспать подольше. Тихо закрыв за собой дверь, она улыбнулась своим мыслям. Одри и Айла были очень привязаны друг к другу. Они были не только сестрами, но еще и близкими подругами, поэтому воспоминание о том, что они спят, тесно прижавшись друг к другу, подобно маленьким щенкам, снова наполнило сердце матери радостью. Она спустилась на первый этаж, где шумно играли трое ее сыновей, а затем прошла на террасу, где под оплетенным виноградом навесом завтракал муж.

В течение двух последующих месяцев благодаря мудрым планам, изобретенным Айлой, Одри и Луис виделись гораздо чаще. Пока Генри и Роуз питали тщетные надежды относительно брака Одри и Сесила, расценивая их частые встречи как признак взаимной симпатии, Айла помогала прятать записки на станции, провожая Одри в клуб и устраивая все таким образом, чтобы влюбленные могли побыть наедине. Она каталась с ними верхом по пампе, и они не просили оставить их вдвоем, потому что демонстрировать привязанность друг к другу им доставляло особое удовольствие. Они нуждались в Айле. Не будь этой девочки, их любовная связь ограничивалась бы встречами в саду. Айла была в восторге от этих романтических ночных путешествий. Она провожала влюбленных взглядом, пока они не исчезали вдалеке под покровом ночи. Затем, продолжая прислушиваться к звукам за дверью, засыпала в кровати Одри, готовая вскочить в ту самую секунду, когда Одри с сияющими глазами вернется из Палермо и начнет мечтательный поэтичный рассказ о своих ночных приключениях. Айла больше всего любила эти мгновения. Она переживала все прелести любви вместе с сестрой, избегая необходимости самой испытывать все ужасы физической близости. Они лежали в бликах бледного утреннего света, крепко обнявшись, и шептались до тех пор, пока горло не начинало болеть, а глаза — слипаться от усталости. Айла ценила эту близость и чистоту отношений, которые она трепетно оберегала от жестокости взрослого мира. У нее был один-единственный секрет, который она не доверяла никому, даже Одри, — ей не хотелось взрослеть. Никогда.

Дни становились короче, приближалась зима. Сесилу понадобилась вся его смелость, чтобы пригласить Одри на ужин. Чем чаще он думал, что именно скажет, тем больше нервничал. Он чувствовал себя неуклюжим великаном: руки слишком велики по сравнению с туловищем, язык — со ртом, а нос — и того хуже… Ему никогда прежде не было так неуютно в собственном теле. Присутствие Одри лишало его привычной самоуверенности. В этой девушке была загадка — отстраненный взгляд, легкая походка… Он не мог избавиться от ощущения, что она все время ускользает от него. Иногда ему даже казалось, что она уделяет ему внимание из вежливости. Но Сесил снова и снова делал скидку на ее характер. Просто Одри — менее страстная и импульсивная по сравнению со своей младшей сестрой. Он утешал себя мыслью, что, скорее всего, она, так же как и он, очень волнуется.

И только в конце июня, когда зима украла у птичьего дерева его листья и песни, Сесил наконец осмелился пригласить Одри на ужин.

— В это время года здесь очень пустынно, не правда ли? — сказал Сесил, прогуливаясь с Одри по спящему саду.

Одри ощутила невероятный прилив чувств, когда они проходили мимо вишневого дерева, ставшего молчаливым свидетелем ее недозволенной любви. Это дерево прятало влюбленных знойными летними ночами. Несмотря на свою абсолютную наготу, оно сохранило в замерзших ветках нежные воспоминания.

— Да, действительно очень пустынно, — ответила она. — Но мне нравится смена времен года. Летом очень жарко и влажно. А теперь так приятно устроиться у камина и почувствовать удовольствие от зимней прохлады.

— Вы правы, — согласился Сесил, нервно потирая руки. — Здесь не так холодно, как в Англии.

— И не так сыро.

— Да, согласен, — усмехнулся он.

Одри обратила внимание на напряженные нотки в его голосе. Она терялась в догадках.

Они молча дошли до ворот в конце сада. Одри ушла в себя. Спящие цветочные клумбы под сгнившей листвой напоминали ей кладбище — там, под покровом, жили души растений, ожидая весеннего воскрешения.