Соната незабудки - Монтефиоре Санта - Страница 17

Было пять часов утра, когда Одри и Айла пробрались к двери. Рассвет опалил небо, еще минуту назад казавшееся темным и непроницаемым. Одри не слышала и не видела ничего вокруг. Тело девушки все еще двигалось в такт музыке, принесенной с вечеринки теплым, ласковым ветерком. Душа Одри разрывалась от любви, покоренная красотой хрупкого утреннего света, который окутал улицы и дома бледным янтарным свечением, наполняя ее сладкой меланхолией. Усталости не было. Она могла бы вальсировать всю ночь, среди прыгающих сверчков и всевидящих платанов, которые, подобно снисходительным стражам, прятали их запретный танец под сенью своих мощных ветвей. Там он поцеловал ее. Теперь Одри ощущала себя иначе, словно тот поцелуй открыл ей глаза на другой, более красивый мир. Девушка осмотрелась. Теперь все вокруг казалось понятнее и ярче, ей хотелось обнять самого Господа и поблагодарить его за то, что он подарил ей встречу с Луисом.

Айла тоже не чувствовала усталости. Она весь вечер танцевала и не обратила никакого внимания на внезапное исчезновение своей сестры. Порхая от одного партнера к другому, она осознавала, что является одной из самых привлекательных девушек в зале, и наслаждалась всеобщим восхищением.

Когда гости разошлись, она последовала за сестрой в спальню и бросилась на кровать.

— О, Одри, это была райская ночь! — мелодраматично воскликнула она, сбрасывая туфли. — Если бы она могла длиться вечно!

— Мне бы тоже этого хотелось, — честно ответила Одри, скрывая свою тайну за многозначительной улыбкой.

— Я видела, ты танцевала с Сесилом.

— Да.

— И сидела рядом с ним во время ужина.

— Да.

— Должно быть, ты очень счастлива. Чувство влюбленности отражается на его необыкновенно красивом лице, — хихикнула она.

— Он действительно красив, — согласилась Одри, снимая платье и закутываясь в домашний халат. — Но у него есть очень необычная черта — чувствительность, которой я раньше не замечала, — добавила она, вспоминая их с Сесилом утренний разговор.

— Ну, если тебе это нравится… — Айла засмеялась. — А вообще он не в моем вкусе.

— А кто же тогда?

— Никто, — бесцеремонно ответила она. — Романы меня не интересуют.

— Такого не может быть, Айла, — настаивала сестра. — Ты очень хорошенькая. Должен же тебе нравиться какой-нибудь парень!

Айла вздохнула и в раздумье подняла глаза к потолку.

— Знаешь, я пробовала влюбиться, правда, но никто не смог тронуть мое сердце, — высокомерно заключила она.

— Вот как, — Одри присела за туалетный столик и стала расчесывать свои длинные волосы цвета коньяка.

— Я бы с большим удовольствием завела собаку, — сказала Айла. — Большую косматую собаку. Понимаешь, собаки не слишком многого требуют — они не ревнуют, их не нужно целовать, ну разве что иногда, в мордашку. Да, я бы предпочла возлюбленному собаку.

— Айла, иногда ты бываешь несносной, — засмеялась Одри.

— Мама много думает о вас с Сесилом. Она считает, он мог бы стать для тебя прекрасным мужем.

— Мне кажется, она беспокоится преждевременно, — сказала Одри. — Мы ведь еще даже не держались за руки.

— Но вы же танцевали.

— Танцевали, но…

— Случается, танец очень похож на занятия любовью, — провокационно заметила Айла, прищурив глаза.

Расческа замерла в волосах. Одри вгляделась в свое отражение, с трудом узнав женщину, с уверенностью смотревшую на нее из зеркала. Танец с любимым мужчиной действительно можно было сравнить с актом физической любви. Два тела, которые двигаются вместе. Две души, разделенных только внешней оболочкой — кожей. Два сердца, рвущихся из груди навстречу друг к другу… Сестра даже не представляла себе, насколько была права.

— Можно, сегодня я посплю с тобой? — спросила Айла, зарываясь в подушку.

Одри нахмурилась.

— Мы так давно не спали вместе, Айла. В последний раз, когда были еще совсем маленькими.

— Я знаю. Но мне очень хочется. Ты — моя сестра, и я чувствую, что ты взрослеешь, — объяснила Айла. — Ты скоро выйдешь замуж, и мы уже никогда не будем вдвоем, только ты и я. Ты и я — одни во всем мире. Ведь очень скоро я останусь одна, а вы с Сесилом перенесетесь в другой мир — блаженный мир законного брака.

Одри засмеялась.

— Ну хорошо, если тебе так хочется.

— По-моему, пора ложиться, — сказала Айла и зевнула. — Если Альберт нас разбудит, я ему задам…

— Он обнаружит твою кровать пустой и подумает, что ты продолжаешь танцевать.

— А я и буду танцевать, но только во сне.

Одри скользнула под одеяло и закрыла глаза. В воображении она тоже продолжала танцевать с Луисом под кронами деревьев. Когда теплое тело Айлы крепко прижалось к сестре, та уже почти спала. Постепенно погружаясь в дремоту, она чувствовала близость другого живого существа, слышала легкое дыхание и тихое посапывание сестры, когда та пыталась умоститься поудобнее. Интересно, какие бы ощущения она испытывала, если бы лежала в объятиях Луиса? Одри отчетливо представила себе это. Еще мгновение, и сознание девушки утратило связь с реальностью, увлекая ее в сумбурный мир грез.

Она лежала в объятиях Луиса на маленьком чердаке, где все было ей до боли знакомым. Глаза Луиса нежно вглядывались в ее лицо, а пальцы ласкали ее тело. Он признавался ей в своей любви при помощи поцелуев и несказанных слов, довольствуясь давным-давно изобретенным языком жестов. Откуда-то доносилась музыка. Танго. Казалось, музыканты расположились под окном и играли только для них. Одри погрузилась в теплоту объятий возлюбленного, пребывая в полной уверенности, что они принадлежат друг другу и связаны вечными узами, которые никто не в силах разорвать. Затем ей почудилось, что музыка начинает отдаляться, сменяясь холодным, методичным барабанным боем марша. Вдруг лицо Луиса превратилось в лицо Сесила, и прелесть момента ускользнула безвозвратно. Одри сжалась от ужаса, но не пыталась бежать, потому что знала, что так решила она сама.

Холод ледяной рукой стиснул сердце, и Одри проснулась. Открыла глаза, осмотрела свою спальню, полюбовалась чистым утренним светом, принесенным в комнату ветром, прислушалась к жизнерадостному щебетанию обитателей птичьего дерева. На заводе Гудеар прогудела сирена. Семь часов. Сестра спала. Одри прислушалась к ее глубокому дыханию. Слава богу, она в своей комнате. Это всего лишь сон. Сердцебиение успокоилось, но сон не хотел отступать. Девушка боялась закрыть глаза, чувствуя, что образ Сесила присутствует в сознании. Возможно, пройдет время, и, повинуясь божественному предопределению, он украдет у нее надежду на безоблачное будущее…

Но Одри верила, что в будущем ее ожидает счастье. Она загнала плохие мысли в самые потаенные уголки сознания, чтобы они не беспокоили ее, и всем сердцем отдавалась запретному и опасному роману с Луисом Форрестером. Им приходилось использовать тысячи ухищрений, чтобы встречаться. Братья работали в Буэнос-Айресе и каждый день уезжали из Херлингема утренним поездом. Луис изобрел способ общения при помощи записок: утром, перед отъездом, он прятал в расщелину между кирпичами здания вокзала крошечное письмо, а вечером там же находил ответ Одри. Вечера братья часто проводили у Гарнетов: пока Сесил общался на террасе с Роуз и Генри Барнетами, Луис сидел в доме и рисовал карикатуры тети Эдны, портреты Одри и Айлы. Никто не замечал нежных взглядов, которыми обменивались влюбленные. А ночью, когда долгие часы ожидания наконец-то заканчивались, девушка тайком выходила в сад, где, спрятавшись под зонтом вишневого дерева, ее ждал Луис.

Чтобы родные ничего не заподозрили, Одри всегда была очень мила с Сесилом. Ее сердцем безраздельно владел Луис, но она все же принимала ухаживания его брата. «Пускай, — думала Одри, — они считают, что я влюблена. А вот в кого, им ни за что не догадаться». Одри была настолько поглощена своим тайным романом, что не заметила главного: Сесил с каждым днем влюблялся в нее все сильнее, а родители этому искренне радовались.