Очерки истории российской внешней разведки. Том 4 - Примаков Евгений Максимович - Страница 8

Не было «потом». Сбылось отчаянное, убежденное, по-немецки твердое, посланное из Берлина утверждение: «Все военные мероприятия Германии по подготовке вооруженного выступления против СССР полностью закончены, и удар можно ожидать в любое время». Именно это сообщение, которое Сталин обсуждал с начальником разведки Фитиным 17 июня, было охарактеризовано как дезинформация — английская, имеющая целью столкнуть нас с немцами. Но действительной дезинформацией, гитлеровской, были проскальзывавшие наверх объяснения, что немцы подводят к советской границе свои части якобы для того, чтобы запутать англичан, а потом неожиданно начать операцию «Морской лев», высадив десанты и оккупировав Англию.

«Морской лев» так и не состоялся. Зато неуклонно развивался план «Барбаросса», план завоевания территорий Советского Союза, вчерне намеченный еще в книге фюрера «Моя борьба», а затем воплощенный в стратегические стрелы и клещи, начертанные на картах германским полководцем фон Паулюсом. Директива № 21 (план «Барбаросса») была утверждена Гитлером 18 декабря 1940 года. Вторую ее часть как раз и составляли дезинформационные мероприятия, которые должны были обмануть русских. Там отмечалось: «Решающее значение должно быть придано тому, чтобы наши намерения напасть не были распознаны».

План предусматривал молниеносный разгром советских вооруженных сил в первые же недели и был основан на опыте сокрушения Франции, обладавшей мало чем уступавшим силам Рейха потенциалом, всего за тридцать девять дней, на столь же скоротечной польской кампании, не говоря уже о «прогулках» по малым странам Европы. Гитлер знал об опустошительных «чистках» в рядах командования Красной Армии, о том, что военная индустрия Советского Союза только начала набирать темп, который помог бы сравняться с германской военной машиной. И хотя присоединение к советской территории западных украинских и белорусских земель в результате поражения Польши, а затем и прибалтийских государств увеличивало расстояние, которое предстояло покрыть в броске на Москву и Ленинград, германское военное командование и Гитлер не сомневались, что это им удастся осуществить в кратчайшие сроки.

Начальник разведки Фитин не верил своим ушам, когда захваченный на бывшей польской территории белый эмигрант Нелидов, помогавший гитлеровцам отрабатывать их планы, на допросах рассказывал, что в Минск немцы рассчитывают войти через пять дней после начала войны. Практически так и случилось.

Можно сказать, что такого начала войны советская внешняя разведка вряд ли ожидала. Просчеты, исключавшие захват противником обширных территорий нашей страны, дорого обошлись всем: и военным, и разведчикам всех основных ведомств — политическому (Первое управление НКГБ), военному, военно-морскому… Чтобы выправить положение, потребовались неимоверные усилия. Маломощные радиопередатчики не покрывали увеличивающееся расстояние, и связь с ценной агентурой была прервана. Введенное повсюду оккупантами чрезвычайное положение затрудняло использование связников, а если они и пересекали линию фронта, сведения оказывались часто устаревшими… Но бесполезно было выискивать виновных в этом положении, говорить: мы предупреждали, а вы больше искали врагов внутри страны, чем обращали внимание на очевидного и самого страшного врага. Это стало ясно многим, в том числе и тем, кто сводил личные счеты в период репрессий, клеил ярлыки паникеров на тех, кто говорил правду, сажал в лагеря заслуженных и самоотверженных разведчиков…

Огромные силы немцев на всем протяжении границ — от Белого до Черного моря — взламывали защитные барьеры, захватывали склады и базы, неосторожно придвинутые к границам в расчете (лозунговом) «бить врага на его территории», окружали крупные и средние соединения. За три недели они вышли к Смоленску, двигались к Москве, к подступам к Ленинграду, достигли окрестностей Киева. В начале июля, как показывали данные внешней разведки, некоторые германские генералы считали войну против Советского Союза фактически выигранной.

Требовались смелые, умные шаги, четкая координация действий разведок, чтобы практическими делами подкрепить чисто военные меры для спасения положения. И здесь как нельзя лучше пригодились некоторые организационные изменения, предпринятые в самый канун военных действий.

Менее чем за неделю до войны Л.П. Берия вызвал к себе заместителя начальника разведки П.А. Судоплатова и распорядился приступить к созданию «контрдиверсионного» отряда, который был бы в состоянии пресечь возможные провокационные действия гитлеровцев на западных границах. Имелось в виду повторение такого рода акций, которые имели место перед агрессией Гитлера против Польши. Тогда группа немцев, переодетая в польскую униформу, просочилась на польскую территорию, откуда имитировала нападение на германскую радиостанцию. Это послужило предлогом для нападения гитлеровцев на Польшу 1 сентября 1939 года. Этим числом и датируется начало Второй мировой войны.

Под Москвой, в поселке Озеры, начал собираться необычный отряд. Необычный, поскольку звучали в его рядах самые различные языки — испанский, чешский, словацкий, венгерский, болгарский, немецкий… Тут собрались испытанные антифашисты, в том числе прошедшие Гражданскую войну в Испании. К ним присоединились спортсмены, прославленные мастера спорта, такие как Н. Королев, С. Щербаков, братья Знаменские, Л. Кулакова — боксеры, стрелки, лыжники, выпускники института им. Лесгафта, цвет спортивного общества «Динамо»… Нужны были и знатоки языков, и физически крепкие воины. 150 добровольцев прислал Институт физической культуры, около 30 человек — Московский институт философии, литературы и истории (МИФЛИ).

Прошло несколько дней, и война разразилась. Гитлер не стал утруждать себя поводами к началу военных действий. Агрессия началась без ультиматумов, предупреждений. Но создание особого отряда, начавшееся в канун войны, впоследствии оправдало себя, и разведка специфическими методами смогла внести заметный вклад в исход кровопролитных сражений.

Инструкции и указания в связи с началом войны против СССР были в первые же часы направлены во все «легальные» резидентуры. В феврале 1941 года НКВД разделился на два наркомата — НКГБ и НКВД. Внешняя разведка относилась к органам госбезопасности. По линии НКГБ 22 и 24 июня, 1, 4 и 5 июля 1941 года были изданы директивы, где определялись основные задачи (в первую очередь сбор сведений военного плана). В июле 1941 года все органы госбезопасности были объединены с НКВД[5]. 5 июля «для выполнения особых заданий» была создана Особая группа НКВД на базе Первого (разведывательного) управления НКВД. На нее возлагалась задача организации борьбы в тылу врага.

Необходимо было сообщать в Москву о стратегических планах противника, передвижениях его боевых частей и техники, направлениях готовящихся ударов. Требовались данные о политической обстановке в странах нацистского блока и на оккупированных ими территориях. На первом этапе Отечественной войны именно эти вопросы оставались первостепенными.

В Европе резидентуры действовали главным образом по периметру гитлеровского блока. Внутри Германии оставались группы «Старшины» и «Корсиканца», «Брайтенбах», но с потерей радиосвязи, высылкой советского персонала контакты с ними почти прекратились. Удавались лишь единичные попытки подходов к ним, дававшие ценые результаты. Решать центральные задачи с территории таких стран, как Швеция, Болгария, Турция, Иран, представлялось затруднительным.

Особой группе поручалось совместить разведывательно-диверсионные задачи с участием в организации партизанского движения. Здесь отличилось подразделение, получившее название Отдельной мотострелковой бригады особого назначения (ОМСБОН), которая выполняла особые задания Верховного командования и НКВД СССР как на фронте, так и в тылу врага.

Из Озер формирование бригады в начале войны передислоцировалось на московский стадион «Динамо». Выпускники Высшей школы НКВД и погранучилищ, добровольцы из ряда союзных республик СССР пополнили бригаду, численность которой достигала 10 500 человек.