Железная рука - Буссенар Луи Анри - Страница 8

• Предыдущая
• 8/53
• Следующая

Жилища людей, поваленные деревья и котлованы напоминали: здесь когда-то добывали золото. Под крышей одной из хижин висел большой провисший гамак из белых хлопчатых веревок, в нем лежал человек. Рядом, в постройке, расположились прямо на песке четыре человека. Двое сидели и курили. Остальные спали.

Из гамака доносился стон, страдальческая жалоба ребенка. Один из сидевших мужчин встал, потянулся и сказал:

— Вот и рассвет. Я боялся, что доза велика… Такое снотворное — почти яд.

— Я тоже. Ее смерть разрушила бы все наши планы.

— Это было бы катастрофой!

Первый собеседник был среднего роста, крепкого сложения, с шеей атлета, прекрасными чертами лица, черные глаза светились решительностью и даже дерзостью, а от его взгляда становилось не по себе. Огромный нос тоже указывал на смелость и силу. Губы казались слишком узкими, но рот выглядел красиво, как и зубы, белые, сильные, крепкие.

Однако цвет лица у этого человека лет двадцати шести — двадцати восьми был нездоровый, мертвенно-бледный, характерный для анемии. Короткие волосы свидетельствовали о том, что совсем недавно его обрили, голова стала голой, как у всех каторжников. Одет он был прилично: пиджак из фланели цвета морской волны, серая фетровая шляпа с широкими полями, какую носили золотодобытчики.

Его собеседник — странного вида юноша лет двадцати, худой, проворный, как обезьяна, с жестами клоуна, неспокойный, под носом — три желтых волосинки, зубы уже пораженные кариесом [93], лицо бледное, веснушчатое, глаза бледно-голубые, веки с красноватыми краями, волосы тускло-белые, уши большие без мочек — производил впечатление человека, о котором говорят: гнусный тип. Его отличала особая примета: он с вызовом носил соломенную шляпу каторжника, брюки и блузу из грубого серого полотна, помеченного буквами А и К с регистрационными номерами, то есть одежду администрации каторжной колонии или, как там говорили, исправиловки.

Гамак дергался, раскачивался; из него доносились стоны и мольба:

— Мама Нене (мама негритянка), твоя малютка очень больна. О! У меня заноза в голове. О! Мама… Приди ко мне.

Молодой человек жутковатого вида захохотал и сказал вполголоса:

— Малышку ухайдакали! Приятель резко оборвал его:

— Хватит, слышишь? Чертова морда! Я запрещаю тебе, раз и навсегда, говорить на жаргоне.

— Хватит так хватит! Здесь вы — батя (хозяин).

— Опять! Мы здесь не для того, чтобы говорить глупости и перекидываться шуточками. Постарайся быть серьезным и прилично выглядеть. Иначе всыплю тебе как следует. Ты знаешь, Маль-Крепи, я не люблю повторять!

По глазам с красными прожилками пробежал огонь, но через минуту укрощенный отвратительный каторжанин опустил голову и отступил на шаг.

«Батя» подошел к гамаку и приподнял его вместе с лежавшим в нем человеком. Внезапно показалось испуганное милое личико Мадьяны.

Она заплакала:

— Муша, моя муша… Я погибаю!

Мужчина холодно посмотрел на нее и жестко оборвал:

— Хватит, девушка. Довольно ребячества и этих негритянских словечек. Вас воспитывала сестра из Сен-Жозеф-де-Клюни, вы образованны, говорите по-французски не только свободно, но даже элегантно. Отвечайте же мне на французском!

Она испуганно залепетала:

— Кто вы? Где я?

— В двух лье от Неймлесса. На старом покинутом прииске Сан-Эспуар… [94] Хорошее название! Кто я? Вы узнаете об этом позже. Когда придет время. А пока что зовите меня Король, потому что я — настоящий король.

Сухой тон и эти объяснения еще больше напугали Мадьяну.

— А! Я погибла! Боже милостивый, помоги мне! — запричитала девушка. — Защити меня!

Она хотела выпрыгнуть из гамака, перескочить через кучи веток и бежать куда глаза глядят, готовая даже заблудиться и потеряться в саванне. Но в следующую минуту Мадьяна упала: ее ноги оказались надежно связаны веревкой, позволявшей делать лишь маленькие шажки, но не бежать.

Человек, назвавшийся Королем, холодно поучал:

— Перестаньте издавать бесполезные звуки. Ничто не поможет вам вырваться.

Девушка собрала все свои силы и смело выкрикнула:

— О! Я не покинута: за меня отомстят!

— Нет, ибо след потерян. Вот как это произошло: вчера вечером, ни о чем не подозревая, вы приняли в казино снотворное и упали на сцене… Потом, после всевозможных перипетий [95], о которых мне недосуг рассказывать, мы доставили вас без сознания сюда. Путешествие было совершено на пироге, так что следов не осталось. Впрочем, мы подумываем о том, чтобы вскоре уехать отсюда, и я могу заверить: вас не найдут ни сейчас, ни после. Так что повинуйтесь по доброй воле, а не то мне придется применить силу.

Лицо девушки выражало испуг и муку, она слушала длинную отповедь и пыталась разобраться в этом жутком, жестоком кошмаре.

Что же произошло вчера, когда Мадьяна пела, как соловей, опьяненный своей мелодией? Верная тетушка Нене, кормилица, которая не покидала ее ни на мгновение, была, как всегда, рядом. Когда певица почувствовала какое-то недомогание…

Но где же теперь Нене? Что с ней произошло, с бедным, дорогим ей созданием, всегдашним другом, верным и преданным до самой смерти?

Внезапно в мозгу девушки, еще отягощенном снотворным, возник героический образ белого человека с гордым лицом. Она видела его в казино лишь два раза. Незнакомец не пил и не играл, лишь аплодировал ей и скромно посылал цветы. Пленнице показалось, что она видела, как он выскочил на сцену, раздвинув изумленных игроков, в ярости от их угроз, не обращая внимания на злобные крики, подхватил ее, терявшую сознание. В детской душе, которой до сих пор жизнь дарила лишь улыбки, внезапно родилась робкая надежда, пока слабая, но уже настойчивая, крепнущая.

Нет! Незнакомец не оставит ее. Прекрасное лицо Мадьяны просияло; большие глаза снова засверкали; она перестала стонать и призвала на помощь все свое мужество.

Между тем суровый страж, король какой-то таинственной и преступной группы людей, не спускал с нее жесткого взгляда. Удовлетворенный тем, что девушка как будто покорилась, он добавил:

— Вы хорошо делаете, что не ропщете больше на свою судьбу. Это благоразумно. Продолжайте в том же духе, и ваше положение изменится к лучшему, и очень скоро.

Она, не отвечая, осторожно опустила на землю ноги. Все тело у нее затекло. Мадьяна попыталась сделать несколько шажков, но путы на щиколотках сковывали любое ее движение.

Увидев, что пленница пошатнулась, Король попытался поддержать ее.

— Оставьте меня! — резко сказала девушка. — Вы ведь не допускаете, что я убегу, не так ли?

— Я боюсь, что вы упадете.

— А вам-то что?

— Ну что ж, как угодно. Сейчас вам дадут поесть: галеты из маниоки, овощи, если только вы не предпочитаете тушенку.

— Мне все равно. Я бы только хотела освободиться от веревок на ногах и головокружения. Вы должны мне помочь.

Король пожал плечами, ничего не ответил и обратился к странному молодому человеку, рот которого кривила ухмылка:

— Приготовь еду, а наши спутники пусть еще немного поспят.

Мадьяне удалось продвинуться на несколько шагов, и она очутилась на площадке, покрытой листьями зеленого цвета, широкими, как ладонь, и как бы вырезанными в форме сердца.

— Глядите-ка: картофель!

Ее ноздрей коснулся легкий запах мускуса [96], она улыбнулась и прошептала:

— О! Бог не оставил меня своей милостью.

Над головой Мадьяны пальмы протянули свои толстые ветви. Девушка подобрала гладкий, твердый лист, обернула им один из своих пальцев, и получилось нечто вроде свистульки, потом она спокойно вернулась на прежнее место, словно эта маленькая прогулка восстановила гибкость ее тела и совершенно успокоила душу. Пленница села в гамак, поднесла к губам свернутый лист и с рассеянным видом, как будто она ни о чем не думала, а только была поглощена, что вполне естественно, своим горем, тихонько дунула в свисток.

• Предыдущая
• 8/53
• Следующая